Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Герман Романов

Хоть голодом не морили, паек и папиросы выдали в достатке. Солдаты даже получили теплую одежду, а чай с сахаром вообще давали без ограничений. Вот только Михаила такая нарочитая забота сразу насторожила. Да и не его одного, а многих офицеров, особенно когда на станцию подогнали чешский эшелон, и братушки живо выставили пулеметы.

Тут же пошли пересуды, что чехи их ненадежное воинство вскоре разоружат. Все признаки этого были налицо — выставлены усиленные пулеметами караулы, везде были видны патрули, солдаты были наготове.

Вывод русские сделали сразу — «Центропуп» держится только на чешских штыках, а потому нестойкие душой переметнулись к победителям, а непримиримые еще больше затаились, они потеряли главное — мужество. И было отчего — по городку сновали эсеровские контрразведчики, полсотни солдат и офицеров разоружили, как ненадежных, и силою разогнали по баракам.

Сам Вощилло не получил назначения из-за непригодности к строю, но был назначен помощником дежурного офицера по станции, пожилого поручика Куприянова, инженера по ремонту аэропланов.

Должность почти синекурная, ибо кроме дощатых будок, маленького каменного здания, двух десятков работающих на станции военнопленных с мастеровыми — управлять было нечем, да и охранять было нечего. Ведь не сотню же чешских молодчиков, что весело проводили время в комфортных теплушках с «эвакуируемыми» особами женского пола. У них и есть синекура, возможностями не обижены…

Но в сердцах еще жила надежда, что из-за Байкала придут части атамана Семенова и наведут здесь порядок. Ходили разные слухи, от таких, что атаман бросил их на произвол судьбы, до совершенно противоположных — бронепоезда Семенова уже на Кругобайкалке и могли быть давно в Иркутске, если бы чехи не перекрыли путь.

В последнюю новость Михаил поверил сразу — через военный городок на Глазково ушел еще один чешский бронепоезд. А вчера все недовольные повеселели — в Иркутск от Лиственничного приехали на автомобилях семеновцы.

И хоть невелика была помощь, что с кислой мордой подтвердил один из «центропуповцев», но надежда окрепла, и даже солдаты начали поговаривать, что пора бы обратный переворот сделать и чехам юшки пустить. Но то мечты, не с их винтовками и револьверами на пулеметы кидаться…

Вот и сейчас, вернувшись с обхода, Михаил думал о дальнейшем, протянув замерзшие руки к раскаленной печке. Думал, глядя на веселые языки пламени, пока не был безжалостно вырван из размышлений громким голосом дежурного, который ворвался в барак, хлопнув дверью.

— На станцию бронепоезд прет, а в Глазково сейчас орудийные выстрелы, вроде с Иркутска палят из пушки юнкера, а чехи отвечают бронепоездом. Надо солдат выводить, мало ли что. Не дай бог чехи на нас кинутся, разоружат ведь, мать их…

После этих слов Михаил окончательно пришел в себя и, нахлобучив папаху, выскочил на перрон. И тут же из сумерек вышел узнаваемый низкий корпус бронемотовагона «Орлика» с наведенными на чешский эшелон орудийными башнями.

— Что он здесь делает?! — удивленно воскликнул Куприянов, вышедший следом.

Но Михаил не успел даже подумать, как из длинных стволов вырвались яркие языки пламени, а грохот орудийного залпа оглушил летчика. Однако бои с германцами не прошли для Вощилло бесследно, пока ум бездействовал, пытаясь понять произошедшее, навыки пехотинца уже взяли свое, швырнув тело за сугроб и перекатом за толстое дерево.

Подальше от здания — ибо от снарядов кирпичи веером разлетаются в разные стороны, на кого Бог пошлет. Но глаза жадно смотрели на развернувшуюся во всей красе атаку чешского броневагона на чешский же эшелон.

«Орлик» раздолбал несколько вагонов картечью, щедро окатил остальные из пулеметов и тут же умчался дальше, оставив после себя небольшой пожар, с десяток убитых чехов и стоны многочисленных раненых.

Спросонок братушки полуголыми вылетали из теплых теплушек на мороз — и русская брань повисла в воздухе, ибо слаба чешская речь на крепкие выражения. Как желали сейчас чехи поговорить со своими соплеменниками, что пьяные на бронемотовагоне катаются.

Но ругань зависла в воздухе — из темноты появился совершенно незнакомый бронепоезд, угловатый, в бело-серую кривую полоску. И пусть на носу отсутствовала башня, но пушка в торце была, и она сразу выстрелила, а затем дружно застрекотали пулеметы, поливая чешский эшелон смертельным дождем пуль.

Братушек смело на снег быстрее, чем трактирщик смахивает полотенцем крошки со столешницы. Попадали и русские солдаты, которые выскочили из здания. Однако сумасшедший визитер не стал останавливаться, а пронесся вслед за «Орликом».

Вощилло приподнялся и тут же снова повалился на снег — третий бронепоезд был полным близнецом второму, такие же три вагона с бронепаровозом, точно такая же боевая раскраска. На этот раз пушка не стреляла, зато пулеметы устроили адский концерт.

Михаил уже тихо молился от страха, пули напоминали ему растревоженных пчел на пасеке или свинцовый, постоянно молотящий град. Обстрел через минуту прекратился, и штабс-капитан поднял голову. Кошмарная картина творилась на станции, пламя горящего вагона превратило ночь в день.

Бронепоезд стоял рядом с расстрелянным эшелоном, двери на вагонах с лязгом распахнулись, и оттуда хлынули солдаты в беленых полушубках, с малиновыми пехотными погонами на плечах.

На рукавах полушубков офицер разглядел угольники бело-зеленых цветов, и моментально на него пахнуло прошлым — точно такие же ленты носили солдаты Сибирской армии год назад, когда пинками вышвыривали красных за Уральские горы…

Михаил осторожно встал, руки поднимать не стал, но развел их в стороны, демонстрируя, что не держит оружия, а то сдуру кто-нибудь из десантников пальнет.

Глаза быстро запоминали — надпись «Беспокойный» старославянскими буквами на тендере, причем верхняя их половина была белой, а нижняя зеленой. И вооружены высаживавшиеся солдаты отлично, до зубов — гранаты, ручные пулеметы, винтовки и карабины…

— Я командир бронепоезда Сибирской императорской армии подпоручик Емельянов, а вы кто? — Молодой офицер в одном предложении уместил утверждение и вопрос.

Вот только Вощилло ответить сразу не смог — слова про Сибирскую императорскую армию и эмблема на погонах в виде императорской короны привели летчика в смятение. Но он успел еще отметить, что точно такие же эмблемы носили и все офицеры, которых высадилось шестеро, и многие подпрапорщики с унтер-офицерами.

— Помощник дежурного по станции, штабс-капитан 1-го авиационного парка Вощилло, — опамятовался Михаил и представился.

— Политцентр поддерживаете? — от вопроса Емельянова у Вощилло пробежали мурашки по телу, и он без заминки выпалил:

— Упаси Боже! Меня с ненадежными солдатами эсеры сюда и упекли, под надзор чехов.

— Тогда собирайте своих солдат, будете здесь комендантом, наводите порядок. Пленных собрать под охрану, мародеров и «политцентровцев» расстреливать на месте. Оставляю вам десяток солдат, следом подойдет эшелон — подчинитесь поручику Лазареву. Понятно?

— Так точно! — вытянулся Вощилло, тон подпоручика к пререканию не располагал. Но любопытство его съедало, и он осмелился задать вопрос:

— Вы семеновец?

— Уже нет! Я офицер Сибирской императорской армии, что всех выметет — и красных, и чехов, и прочую сволочь. И чины у нас всех от императора, — и Емельянов ткнул пальцем корону на погоне. — Наши бронепоезда с солдатами и японцами уже в Глазково, корабли на Ангаре. И мы победим! — Подпоручик козырнул, развернулся и пошел к бронепоезду, раздавая на ходу короткие приказы.

А Вощилло посмотрел в сторону Глазково — предместье было хорошо освещено взрывами и взлетающими в воздух сигнальными ракетами…

Этой ночью Иржи проклял все — и мороз, и русских, и этот снег, и свое невезение с подвалившим счастьем. Он дождался, когда казаки поехали обратно, стегая плетьми двух пойманных беглецов, которые, высунув языки и задыхаясь на морозе, бежали рядом с конями. Иржи совсем не удивился, когда увидел, что заправляет всем старый казак Осип Михалев, к которому он так удачно и, главное, вовремя зашел купить молока…

Колер выбрался из спасительного сарая сразу же — оставаться в нем было опасно. Русские могли выставить пост на дорожке в любую минуту, ибо боевое охранение есть аксиома военного дела. И потому надо было поспешать, и Иржи стал размеренно отмерять шаг за шагом…

В Марково чех пришел, когда кругом стало совсем темно, но здесь его поджидала его величество Фортуна, капризная и своенравная дама. Пожилой крестьянин на длинных санях, на которые уже была навьючена большая копна сена, отправлялся в город и, после короткого разговора с чехом, согласился за кривой солдатский бебут отвезти солдата в Глазково. Отдав мужику плату вперед, Колер зарылся с головой в душистое сено, чуток согрелся и незаметно для себя уснул…