Откровения романтика-эротомана - Максим Якубовски

— Когда?

— Прямо сейчас. Но я буду наблюдать. Это не обсуждается.

Он поставил свой бокал.

— Так чего мы ждем? — сказал он.

Дверь в номер была оставлена незапертой, и единственный светильник около кровати оставался включенным. Люба стояла на кровати, на четвереньках, одетая только в футболку, повернувшись задом к двери. Торжественно и безмятежно. Ее ноги были раздвинуты. Ее анус и ее пизда призывали наслаждаться этим зрелищем бесконечно, похотливо, потому что она была раскрытая, спелая, доступная.

Француз стоял на пороге, словно загипнотизированный порнографическим спектаклем нашей авантюры. Я попросил его подождать минутку и подошел к кровати. Быстро заглянув в свой собственный чемодан, я вытащил галстук и черный кожаный ремень, которым привязал руки Любы к углу кровати. Ей пришлось подвинуться, чтобы встать на кровати в подходящую позицию. Спина прогнулась, она поймала равновесие и теперь ей было удобно стоять, и я расставил ее ноги пошире. Теперь пизда просто зияла. Я нашел в ее сумочке шелковый шарф и обвязал ей голову, лишив любой возможности видеть происходящее.

— Сейчас, — обернулся я к незнакомцу. Он уже снимал брюки и вытаскивал свой член. Это был грандиозный экземпляр. Необрезанный, толстый и испещренный венами, словно тщательно вырезанная скульптура. Он был уже наполовину тверд. Незнакомец взглянул на меня в последний раз, как будто ища поддержки. Я кивнул. Он встал за ее спиной и одним быстрым толчком вошел в нее. Я был зачарован тем, как он, несмотря на габариты своего члена, легко проник и заполнил ее, растянув налитые половые губы до умопомрачительного эффекта. Люба затаила дыхание, изумленная его огромными размерами или, может быть, на короткое мгновение испытав приступ боли, а он продолжал протискиваться в глубины потайных уголков ее внутренностей.

Он трахал ее с непрестанной силой, с каждым движением своего поршня погружаясь в ее плоть, равномерно и неустанно, и его большие, тяжелые яйца шлепали по ее бледным ягодицам. На секунду меня посетила омерзительная мысль, что этот монструозный хуй прорвет ее другое нежное отверстие, растянет его до немыслимых размеров, я иногда просматривал некоторые специфические и отвратительные откровенные фильмы, в которых показывались столь ужасные последствия содомии.

Француз делал свое дело с такой энергией, что мне было стыдно это видеть. Он оставался твердым, ни на секунду не терял монотонного ритма, с дикой страстью он долго и систематично вонзался в Любину пизду, и я знал, что не смогу выдержать этого зрелища. Я двинулся к кровати и вытер пот с сияющего лба Любы. Она была горяча, она пылала изнутри, но я знал, что в этом было истинное наслаждение, и потаенные воспоминания о том, что происходило между нами двумя, были стерты и забыты. Это был краткий момент потакания чужим причудам. Мы использовали друг друга также основательно, как и этот незнакомец использовал ее.

Теперь он тяжело дышал и обливался потом, а его атака на Любу стала еще более интенсивной, он обзывал ее шлюхой, иностранной блядью. Но она не понимала французского, а у меня не было ни желания, ни настроения возражать ему. Затем, взревев, он кончил. Люба передернулась. Я затаил дыхание, закрыл глаза, представляя, как мощный поток спермы затопляет ее лоно. Наконец снова повисла тотальная тишина. Он все еще был глубоко в ней, склонив голову вперед, почти что упав на ее хрупкие плечи. Я видел, как струйки спермы жемчужными каплями стекают по ее бедрам. Я снова вытер ей лицо и снял с глаз повязку.

Она смотрела на меня, а его член все еще был в ней.

— Ты в порядке? — спросил я ее.

— Да, — мягко выдохнула она, слабо попытавшись улыбнуться. Перед ее футболки весь промок, и соски выступали под тканью, проминая серый материал.

Теперь я испытывал острое чувство вины. Мы пересекли границу между фантазиями и реальностью, и это было, черт побери, не слишком приятно.

— Мы договорились, все, что угодно… — сказал я, почти что извиняясь.

Француз молча стоял за нами. Люба двинулась на дюйм вперед, и его член выпал из нее. Он был большим и до сих пор наполовину твердым.

Ее глаза сияли, так было каждый раз после того, как она кончала. Люба посмотрела на меня, потянувшись вперед. Спросила:

— Абсолютно все?

— Да, — согласился я, каким-то образом уже догадываясь, чего именно теперь она потребует от меня. Слишком много ночных разговоров на мягких подушках было в наших предыдущих свиданиях.

— Хочешь, чтобы тебе отсосали дочиста? — спросила она французского парня.

Тот не выглядел недовольным. Ничего не ответил.

— Чтобы он отсосал? — она показала на меня.

Он передернул плечами. Я двинулся к краю кровати, встал на колени и взял его влажный хуй в рот, начал сосать, вылизывать его дочиста. Конечно, я чувствовал вкус Любы. Разве могло быть по-другому? Его семя просто не берется в расчет. Это было самое меньшее, что я мог для нее сделать. В конечном итоге, француз сделал шаг назад, как раз в тот момент, когда он был почти уже готов стать твердым. Без сомнения, его нервировал тот факт, что другой мужчина теперь отсасывает его хуй и это пробуждает в нем те же самые ощущения, что и женский рот. Он пробормотал свои извинения, надел брюки и направился к двери.

После этой ночной авантюры мы с Любой спали урывками, и наши разговоры были еще менее продолжительными, чем обычно. На следующее утро, вскоре после завтрака, мы отправились в аэропорт Монпелье, чтобы успеть на самолет в Париж, где мы расстались, и каждый проследовал своим путем, в свои соответствующие страны и семьи. В течение нескольких месяцев мы продолжали общаться, равнодушно уверяя друг друга, что попытаемся встретиться снова, но почему-то наши расписания и наши сердца не были готовы пересекаться. Она встретила парня из Кореи. Я трахал кого-то в Нью-Йорке. И затем мы, моногамные изменники в силу привычек и традиций, обоюдно решили, что наша связь пришла к своему логическому завершению.

Каждые несколько месяцев мы с Любой все так же общаемся по телефону, и когда у нас шутливое настроение, оба приходим к выводу, что это было самое интересное совместное путешествие.

Но и теперь я все так же не уверен, приятно ли мне вспоминать об этом эпизоде или же мне стыдно за случившееся.

Впрочем, спасибо, что такие воспоминания существуют.