Жестокие слова - Луиз Пенни

— И какие существуют на сей счет гипотезы? — спросил старший инспектор.

— Ну, самая общепринятая, что она погибла во время бомбардировки союзниками. Но есть и другая гипотеза. Альберт Шпеер был очень умен, и многие утверждают, что в душе он не был нацистом. Он был предан Гитлеру, но не большинству его идеалов. Шпеер был интернационалистом, образованным человеком, который сделал своей основной целью спасение всемирных ценностей от уничтожения той или иной стороной.

— Возможно, Альберт Шпеер и был образованным человеком, — сказал Гамаш. — Но он был нацистом. Он знал о лагерях смерти, об убийствах. Одобрял их. Он просто пытался сохранять лицо, делая это.

Голос старшего инспектора звучал холодно, глаза смотрели сурово.

— Я этого не отрицаю, Арман. Напротив. Я только говорю вам о существующих гипотезах. Гипотеза, связанная со Шпеером, говорит, что он спрятал Янтарную комнату как от нацистов, так и от союзных армий. В Рудных горах.

— Где?

— Это горный хребет между Германией и тем, что теперь называется Чешской Республикой.

Они оба задумались об этом. Наконец Гамаш заговорил:

— Так как же часть Янтарной комнаты могла оказаться здесь?

— И где остальная комната?

Дени Фортен сидел напротив Клары Морроу. Он был непозволительно молод. Лет сорока с небольшим, наверное. Несостоявшийся художник, который открыл в себе иной, более мощный талант. Он умел признавать таланты других.

Это был просвещенный эгоизм. В его лучшем виде, насколько это понимала Клара. Никто не был мучеником, никто никому ничего не был должен. Она не питала особых иллюзий на его счет: причина, по которой Фортен потягивал пивко в бистро Оливье в Трех Соснах, состояла в том, что он видит в этом какую-то выгоду для себя.

А единственная причина, по которой пришла туда Клара (если не считать необузданного тщеславия), состояла в том, что она рассчитывала получить что-нибудь от Фортена. А именно славу и деньги.

Ну или хотя бы бесплатное пиво.

Но прежде чем воспарить высоко в славе Клары Морроу, она должна была сделать кое-что. Она залезла в свою сумку и вытащила оттуда вещицу, завернутую в полотенце.

— Меня попросили показать вам это. Несколько дней назад тут убили человека.

— Правда? Это довольно необычно, да?

— Не так уж необычно, как вы можете подумать. Необычным оказалось то, что его никто не знает. Но полиция нашла хижину в лесу, а в ней вот это. Человек, возглавляющий расследование, попросил меня показать вам эту вещь — может, вы что-нибудь о ней скажете.

— Улика?

Он внимательно наблюдал за тем, как она разворачивает полотенце. И вскоре маленькие мужчины и женщины стояли на берегу, глядя вперед, прямо на стакан с пивом в руке Фортена.

Клара смотрела на него. Глаза его прищурились, он подался к скульптуре, сосредоточенно вытянув губы.

— Очень хорошо. Я бы сказал, автор великолепно владеет техникой. Деталировка. Все лица разные, у каждого свой характер. Да, в целом, я бы сказал, это умело сработанная вещь. Немного примитивная, но что можно ожидать от резчика из медвежьего угла?

— Правда? — удивилась Клара. — Мне эта работа показалась очень хорошей. Даже превосходной.

Он откинулся на спинку стула, улыбнулся ей. Не покровительственно, а так, как друг может улыбаться другу, — по-доброму.

— Может быть, я слишком резок в оценках, но за свою карьеру я повидал немало этих поделок.

— Этих? Вы ходите сказать, точно таких?

— Нет. Но достаточно похожих. Резные изображения людей, которые удят рыбу, или курят трубку, или скачут на коне. Вот это самое ценное. Всегда можно найти покупателя для красивой лошади или собаки. Или свиньи. Свиньи пользуются популярностью.

— Любопытно. Тут снизу что-то написано. — Клара перевернула скульптуру и протянула Фортену.

Он прищурился, потом надел очки, прочел и, нахмурившись, вернул вещицу Кларе.

— И что это может значить?

— Никаких предположений?

Клара не собиралась сдаваться. Она хотела принести Гамашу хоть какую-нибудь информацию.

— Почти наверняка это подпись и номер, чтобы можно было идентифицировать изделие. Кроме этого, ничего больше не нашли?

— Нашли еще одну. И сколько такая вещь может стоить?

— Трудно сказать. — Он снова взял скульптуру в руки. — Сама по себе она хороша. Хотя и не свинья.

— Жаль.

— Гм… — Фортен задумался на несколько секунд. — Я бы сказал, сотни две, может, две с половиной долларов.

— Всего-то?

— Я могу ошибаться.

Клара видела, что он старается быть вежливым, но ему это начинает надоедать. Она завернула скульптуру в полотенце и положила в сумку.

— Ну. — Дени подался вперед, на его красивом лице появилось нетерпеливое выражение. — Давайте поговорим об истинном искусстве. Как вы хотите развесить ваши работы?

— Я сделала два наброска.

Клара протянула ему свой блокнот. Фортен изучал наброски несколько секунд, потом поднял голову и посмотрел на Клару умными, проницательными глазами.

— Великолепно. Мне нравится, как вы то собираете картины вместе, то оставляете свободное пространство. Это как дыхание, верно?

Клара кивнула. Приятно было разговаривать с человеком, которому ничего не нужно объяснять.

— В особенности мне нравится, что вы не разместили трех пожилых женщин рядом. Такой выбор был бы очевидным, но вы разнесли их в разные стороны — каждую на свою стену.

— Я хотела окружить их другими работами, — с чувством произнесла Клара.

— Это как с приверженцами, друзьями или критиками, — тоже с чувством сказал Фортен. — Неясно, каковы их намерения.

— И как они могут измениться, — сказала Клара, подаваясь вперед.

Она делилась своими идеями с Питером, и тот говорил с ней вежливо и ободрительно, но она видела, что он не понимает ее устремлений. На первый взгляд ее подход к выставке мог показаться несбалансированным. Так оно и было. Намеренно. Клара хотела, чтобы зрители видели работы, которые казались вполне традиционными, но постепенно приходили к мысли, что традиционности-то в них как раз и нет.

Зрители должны были усмотреть в них глубину, внутренний смысл и вызов.

Клара и Фортен проговорили около часа, а то и больше. Они обменивались мнениями о выставке, о направлениях современного искусства, о новых художниках — возмутителях спокойствия. Фортен поспешил заверить Клару, что она среди них в первых рядах.

— Я не хотел вам говорить, потому что это еще не точно, но я отправил копии ваших работ Фицпатрику в Нью-Йоркский музей современного искусства. Он мой старый друг. Обещает приехать на вернисаж…

Клара радостно вскрикнула и чуть не опрокинула стакан с пивом. Фортен рассмеялся и поднял руку.

— Нет, постойте, я вам собирался сказать совсем не об этом. Я попросил его поделиться этой информацией с нужными людьми, и, кажется, приедет Аллайн из «Нью-Йорк таймс»…

Он помедлил, потому что, судя по виду Клары, она была близка к удару. Когда она закрыла рот, он продолжил:

— И так уж сложилось — повезло, — что в это время в Нью-Йорке будет Дестин Браун. Она готовит выставку вместе с Музеем современного искусства. И она тоже проявила интерес к вашим работам.

— Дестин Браун? Ванесса Дестин Браун? Главный куратор лондонской «Тейт модерн»?

Фортен кивнул, покрепче ухватив свой стакан. Но теперь Клара не представляла опасности для стаканов, она, казалось, впала в полный ступор. Сидела в маленьком гостеприимном бистро, куда сквозь створчатые окна проникал мягкий свет позднего лета. Она видела за Фортеном старые дома, греющиеся на солнце. Многолетние клумбы с розами, клематисами и алтеем. Она видела жителей деревни, которых знала по именам, чьи привычки изучила. И еще она видела три сосны, похожие на маяки. Не заметить их было невозможно, даже среди леса. Если вы знали, что ищете, то вам требовался маяк.

Жизнь собиралась забрать ее отсюда. Из этого места, где она стала самой собой. Из этой основательной деревеньки, которая никогда не менялась, но помогала меняться жителям. Клара приехала сюда после окончания колледжа изящных искусств, полная авангардистских идей. Она носила серые одежды и видела мир в черно-белом цвете. Была бесконечно уверена в себе. Но здесь, в этом медвежьем углу, она открыла цвет. И нюансы. Этому ее научили жители деревни, которые были настолько щедры, что раскрыли перед ней свои души, чтобы она могла их изобразить. Не в виде идеальных человеческих существ, а как несовершенных, преодолевающих себя мужчин и женщин. Полных страха и неуверенности и — по меньшей мере в одном случае — мартини.

Но они всегда оставались рядом. В этой глуши. Ее радость, ее полянка с соснами.

Внезапно Клара преисполнилась благодарности к своим соседям и тому вдохновению, которое позволило ей отдать им должное.