Жестокие слова - Луиз Пенни

Они оба поняли иронию сказанного.

— Так что же ты здесь делаешь? — спросила Брюнель, обращаясь к скульптуре. — И чего ты так боишься?

— Почему вы это говорите?

По другую сторону стола подняла голову агент Лакост, которой тоже интересно было узнать ответ.

— Ведь вы тоже это почувствовали, Арман? — Она обратилась к нему по имени — знак того, что хотя она и держала себя в руках, но была поражена. — В этой работе есть что-то холодное. Не хочу говорить «злое»…

Гамаш удивленно наклонил голову. Зло — это слово редко доводилось ему слышать, разве что в проповедях в церкви. Жестокость, коварство, зверство — да. Даже ужас. Следователи часто говорили, что место преступления навевает ужас.

Но зло… это слово отсутствовало в их лексиконе. Но именно незаурядность и делала Терезу Брюнель блестящим следователем, который умеет разгадывать загадки и раскрывать преступления. Благодаря этому она и стала его другом. Практику она всегда ставила выше диалектики.

— Зло? — переспросила Лакост из-за стола.

Суперинтендант Брюнель посмотрела на агента Лакост.

— Я сказала, что не была уверена, используя это слово.

— И до сих пор не уверены? — спросил Гамаш.

Брюнель снова взяла скульптурку, поднесла к глазам, вгляделась в малюток-пассажиров. Все они были одеты для длительного путешествия, дети завернуты в одеяла, женщины держали в руках сумки с хлебом и сыром, мужчины выглядели сильными, решительными. И взгляды всех были устремлены вперед, вдаль, на что-то прекрасное. Резьба была исключительно тонкой.

Она перевернула скульптуру, потом резко отвела руку с нею подальше, словно та укусила ее за нос.

— В чем дело? — спросил Гамаш.

— Я нашла червя, — ответила Брюнель.

В ту ночь ни Кароль Жильбер, ни ее сын толком не спали, Кароль подозревала, что и Доминик спала плохо. О Винсенте, который устроился в маленькой комнате рядом с лестничной площадкой, она и не думала. Вернее, каждый раз, когда мысль о нем внедрялась в ее сознание, она гнала ее прочь — в маленькую комнату — и старалась запереть дверь.

Рассвет был приятный, мягкий. Она прошлепала в кухню, приготовила чашку крепкого французского кофе, потом накинула на плечи мохеровый шарф, взяла поднос и вышла с ним из дома, устроилась в тихом дворике, выходящем в сад и на окутанные туманом поля.

Предыдущий день был исполнен непреходящих тревог, голова у нее раскалывалась от бесконечного гудения внутри. Они соединились как семья и, переживая откровение за откровением, встречали их все вместе, единым фронтом.

Откровение: отец Марка жив.

Откровение: Винсент стоит здесь перед ними.

Откровение: убитый человек оказался в их доме.

Откровение: Марк перетащил его. В бистро. В умышленной попытке опорочить, а может быть, и уничтожить Оливье.

К тому времени, когда старший инспектор Гамаш ушел, они пребывали в шоковом состоянии. Они были слишком ошеломленные и усталые, чтобы выяснять отношения друг с другом. Марк высказался яснее ясного и ушел на территорию спа, чтобы поработать шпателем, кистью и молотком. Винсент решил уйти, но только для того, чтобы позднее вернуться. А Доминик обнаружила хижину в лесу, отправившись прокатиться на наименее больной из лошадей.

«И зазвонит в колокола небес», — подумала Кароль, глядя на лошадей в затянутом туманом поле. Они пощипывали травку, остерегаясь друг дружку. Даже отсюда она видела их язвы.

Сильнейший перезвон за много лет,То пастор выжил из ума,А прихожане разум обрели,И вместе все — он и они,Пав на колени, страстно принялись молитьсяЗа прирученных жалких тигров,Танцующих медведей и собак.

— Мама.

Кароль подпрыгнула на месте — она забылась, погрузившись в свои мысли, и тут ее нашел сын. Она встала. Вид у него был сонный, но при этом он успел принять душ и побриться. Голос Марка звучал холодно, отдаленно. Они посмотрели друг на друга. Что теперь — моргнуть, сесть, налить кофе и поговорить о погоде? О последних новостях? О лошадях? Сделать вид, что вокруг них не бушует буря? И что эта буря не порождена ими самими?

Кто из них поступил хуже? Кароль, которая много лет лгала сыну, говоря, что его отец мертв? Или Марк, который перетащил мертвеца в бистро, одним поступком уничтожив их шансы быть принятыми маленьким сообществом Трех Сосен?

Она изгадила их прошлое, он — их будущее.

Хорошенькая команда.

— Прости, — сказала Кароль и протянула к нему руки.

Марк молча подошел к ней и почти упал в ее объятия. Он был высокий, а она низенькая, но все же она удержала его, погладила по спине, прошептала:

— Ну-ну, успокойся.

Потом они сели, пристроив поднос с круассанами и земляничным джемом между собой. Этим утром мир казался необыкновенно зеленым, необыкновенно свежим, начиная от высоких кленов и дубов до травы на лугах. Марк налил кофе, а Кароль плотнее закуталась в шарф. Она смотрела на лошадей, которые паслись в поле, время от времени окидывая взглядом день, который они не должны были увидеть, мир, который они должны были оставить два дня назад. Даже теперь, когда они стояли в тумане, возникало ощущение, что они пребывают в двух мирах.

— Если прищуриться, они почти похожи на лошадей, — сказал Марк.

Кароль посмотрела на сына и рассмеялась. Он корчил гримасы, стараясь преобразовать существа в поле в великолепных гонтеров, которых он и ждал.

— Нет, правда, неужели это лошадь? — Он показал на Честера, который в неясном свете напоминал верблюда.

Кароль вдруг стало очень грустно при мысли о том, что им, возможно, по собственной глупости придется покинуть этот дом. Сад никогда не был так красив, а со временем он будет становиться только краше — будет созревать, различные растения будут смешиваться и расти вместе.

— Меня беспокоит вот этот конь, — сказал Марк, показав на самую темную лошадь, пасущуюся на свободе. — Гром.

— Да-да, — Кароль неловко поежилась, глядя на него. — Что касается этого коня…

— Вдруг он укусит кого-нибудь из гостей? Хотя я совсем не против того, что он сделал с отцом.

Кароль едва сдержала улыбку. Увидеть Великого человека с лошадиными слюнями на плече — пожалуй, это было единственное приятное событие предыдущего дня.

— И что ты предлагаешь? — спросила она.

— Не знаю.

Кароль замолчала. Они оба знали, что предлагает Марк. Если лошадь не научится приличным манерам за месяц, то ко Дню благодарения от нее нужно избавиться.

— «За несчастных слепых пони, что таскают в шахтах вагонетки, — пробормотала она. — И за маленьких загнанных кобыл».

— Что-что? — спросил Марк.

— На самом деле его имя не Гром. Его зовут Марк.

— Ты шутишь?

Но никто из них не смеялся. Марк посмотрел на злобное, безумное животное, которое держалось в стороне от других. Черное пятно на туманном лугу. Словно недоразумение. Ошибка природы.

Еще один Марк.

Позднее, когда Марк и Доминик направились покупать продукты и строительные материалы, Кароль нашла в кухне четыре морковки и скормила их лошадям, которые поначалу не поверили ей. Но сначала Ромашка, а за ней Макарони и Честер осторожно подошли к ней и, нежно прикасаясь губами к ее ладони, взяли морковку.

Однако один остался.

Кароль ласковым шепотом подзывала коня Марка. Соблазняла его. Умоляла его. Стоя у ограждения, она перевешивалась через него, протягивая морковку как можно ближе к коню.

— Пожалуйста, — умоляла она. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Но он не верил ей.

Она вошла в дом, поднялась по лестнице и постучала в дверь маленькой спальни.

Арман Гамаш взял резную скульптуру и принялся изучать людей на палубе.

Не заметить это было легко, но все равно он корил себя. Теперь это было так очевидно. Маленькая фигурка на корме лодки, присевшая на корточки перед грузной женщиной с большим мешком.

У Гамаша мурашки поползли по коже, когда он вгляделся в лицо маленького деревянного человечка, мальчика, оглядывающегося через плечо назад. Если все остальные смотрели вперед, то этот присел и смотрел в другую сторону — туда, откуда они плыли.

И от выражения его лица у Гамаша кровь застыла в жилах. Застыла, заледенела. Остановилась.

Именно так выглядел ужас. Именно так его воспринимали люди. Маленькое деревянное лицо было передатчиком. И его послание было ужасно. Гамашем овладело почти неодолимое желание оглянуться, посмотреть, что у него за спиной, что там может прятаться. Но вместо этого он надел очки и подался ближе к фигурке.

Молодой человек сжимал в руках котомку.

Наконец Гамаш поставил скульптуру и снял очки:

— Я понимаю, что вы имеете в виду.

Суперинтендант Брюнель вздохнула:

— Зло. Зло преследует этих путешественников.