Невеста. Шлюха - София Блейк

Минут через десять нашего общения, я заметила, какими глазами на «тетеньку» пялится Оксана, и вдруг ощутила… укол ревности. Неужели такое возможно со мной, подумала я, и безжалостно задавила гаденыша, колющего под горлом. Это будет даже хорошо, если Оксана переключится, решила я окончательно, но не испытала облегчения. Было видно, что у Камиллы и Оксаны уже успела образоваться какая–то доверительность отношений, отчего я чувствовала себя не в своей тарелке. Впрочем, я старательно улыбалась, несколько раз щегольнула эрудицией, вспомнив какую–то аналогию из Чехова и процитировав четверостишие Ахматовой. К концу разговора Камилла смотрела на меня куда как благосклоннее, чем в начале.

— Я, знаете ли, хотела работать в таком месте, где буду не проституткой на конвейере, а гейшей, которая способна поддержать любое общение, — заявила я под конец. — Мне нравится разнообразие, и я люблю разговаривать с клиентами даже в самом процессе.

— Оксана, твоя подруга восхитительна, — сказала Камилла мурлычущим голосом. — Ей недостает стиля, но над этим мы поработаем.

Это значило, что у самой Оксаны стиль был, и ей работать было уже не над чем. Я вгляделась в смазливое личико украинки с большими глазами и вздернутым носиком — по-моему, стиля ей как раз недоставало, но спорить я с Камиллой не стала, а расслабилась, потому что здорово устала. Нас провели в отдельную квартиру, которая примыкала к собственно салону, и там я, наконец, добрела до кровати и заснула, будто провалилась в темный омут.

Так началась моя работа в салоне, который представлял собой ничто иное, как публичный дом, камерный, в меру шикарный, с евроремонтом и японской аппаратурой, но я видывала к тому времени и более крутой дизайн, и самую навороченную мебель, и всякую бытовую технику, а поэтому не слишком–то восторгалась.

Кроме нас с Оксаной, здесь работало еще пятеро девушек, причем одна из них была москвичкой, а остальные делили с нами квартиру, в которой не было, конечно же, никакого евроремонта и вообще не было ничего лишнего, но сама по себе она была большая и удобная, поскольку в ней располагались две ванные комнаты, и у нас не возникало особой толчеи по утрам.

Что касается клиентов, то здесь, пожалуй, Оксана погорячилась, сказав, что в салон будет заходить исключительно элитная публика. Да, на вызове двери мог открыть полуголый небритый мужик с воблой в руке, а сюда приходили одетые люди. Но на этом, кажется, все различия и заканчивались. Бывало, и нередко, что к нам заваливалась компания бизнесменов в малиновых пиджаках, или сибирских нефтяников, едва ли не в унтах, но счесть эту публику элитой можно было разве что по пьяни или обкурке. Эти люди, впрочем, сами были о себе чрезвычайно высокого мнения, но я давно уже знала, что достоинство людей измеряется не самолюбованием, а другими вещами. Меня мало волновала всяческая элитарность, подлинная или надуманная, зато мне было интересно общаться и находить новые стороны в людях, перенимать их знания, суждения, их уникальный жизненный опыт.

Оказалось, что Камилла без труда разбиралась в мужчинах, ее определения были всегда точны и остроумны. Ее даром было находить слова-ключики к любым типам и характерам, и я временами диву давалась, как она, едва переговорив с клиентом, предупреждала девушку, которая шла с ним работать, что это неврастеник со склонностью к садизму, хотя человек производил самое благоприятное впечатление. Или она успокаивала проститутку, которая не хотела уединяться с грубым и пьяным типом, заверяя, что это на самом деле безобидный, добрый человек, который просто немного закомплексован. Камилла почти никогда не ошибалась, и я просто жаждала развить в себе подобный дар, надеясь, что у меня есть к тому задатки.

В салоне все девушки представлялись не своими собственными именами, а псевдонимами. Я стала Сильвией, а Оксана выбрала имя Роксана, созвучное ее собственному. Она даже из–за этого купила компакт-диск Стинга с одноименной песней, и стала слушать хорошую музыку, а не тупой транс, что водилось за ней раньше. Я не особенно интересовалась подлинными именами остальных проституток, работавших тогда с нами, поэтому здесь вы тоже найдете только их псевдонимы.

Виолетта

Азиатская кровь явно проступала в ее немного резких и хищных чертах. Она приехала откуда–то из Ферганы, и в жизни ее было много насилия и унижения. Характер у Виолетты был бесповоротно испорчен ее прошлым, но я и до этого и после видела людей, которые все–таки справлялись со своими проблемами, и не переставали быть людьми.

Виолетта же относилась к большинству: на зло она отвечала злом, только ее ответ не мог быть обращен к тем, кто причинил страдания ей, и она вымещала свою ненависть на ни в чем не повинных людях. Она ненавидела всех мужчин, каждый ее заход в комнату с клиентом был актом возмездия, и я диву давалась, что у нее есть немало постоянных посетителей, которые к ней возвращались.

Однажды, когда мы с ней вдвоем сидели в салоне (остальные работали в комнатах), Виолетта нашарила бумажник в кармане пьяного клиента, который уснул, ожидая своего друга, и вытащила оттуда пачку какой–то валюты. Отстегнув несколько купюр, она с победным видом засунула бумажник обратно во внутренний карман и, взглянув на меня, вручила мне две сотенные бумажки. Это оказались дойчемарки, но хоть бы это были и британские фунты, я никогда не взяла бы так нагло то, что мне не принадлежит. Впервые в жизни я оказалась в таком сложном положении: с одной стороны, было противно становиться соучастницей воровства, с другой же — доносить на такую же, как я девчонку было не в моих правилах.

Вскоре друг обворованного вышел из комнаты, где он провел около часа, и разбудил спящего. Они еще выпили приготовленный Виолеттой кофе, поболтали и ушли, причем коварная воровка строила глазки, якобы изнемогая от желания уединиться со своей жертвой. Но человек, которого она обокрала, не поддался ее чарам, сказав, что не изменяет жене. Когда они покинули салон, я уже приняла решение и, дождавшись, пока мы закроемся, подошла к Камилле, которая считала вечернюю выручку.

— Есть разговор, — сказала я, выкладывая из сумочки двести марок на столик перед Камиллой.

— Я слушаю, Сильвия, — отозвалась Камилла, досчитав пачку купюр и делая запись в маленьком блокноте.

И я рассказала все, что произошло, не испытывая никаких угрызений. Камилла слушала с непроницаемым видом, потом сказала:

— Не надо было давать ей вынимать деньги. Теперь, если они вернутся, мы будем все отрицать, понимаешь?

Я понимала.

— Она давно меня раздражала, — добавила Камилла. — Но у нее есть постоянные клиенты, и ты сама тоже немного виновата. Я выгоню ее в том случае, если ты займешь ее место.