Подкидыш для депутата. Выбор сердца (СИ) - Лесневская Вероника

— Сейчас это чисто физически невозможно, — качаю головой. — Катя…

Но она не намерена слушать. Вместо этого начинает плакать. Одинокие слезинки стекают по ее бледным щекам, глаза тут же краснеют.

— Потом? Дождешься, пока рожу? И отнимешь, а меня выкинешь за дверь? — ее голос звучит все громче и отчаяннее. — Ты детей коллекционируешь, Дима? — всхлипывает. — Оставь меня в покое! Не отдам! И Машу у тебя заберу, слышишь? В себя немного приду и обязательно что-нибудь придумаю, — переходит на истерику. — Ненавижу! Всех вас, мужиков, ненавижу!

Странное обобщение настораживает меня. Как и то, что Катя вдруг начинает лупить меня в грудь маленькими кулачками. Но ее удары почти не чувствуются. Хрупкая слабая женщина. И при этом такая боевая. Только сейчас понимаю, как сильно соскучился по ней. Не хочу признавать, отвергаю, не желаю опять впускать Катю в свою жизнь. Но есть кое-что сильнее меня. И оно побеждает.

Перехватываю Катины запястья, дергаю на себя — и заключаю дикую кошку в объятия.

— Тише, котенок, — шепчу ей в макушку.

Глава 3

Катя продолжает брыкаться. Еще неистовей, словно от маньяка отбивается. Все бы ничего, но выяснять отношения в коридоре больницы крайне глупо и безответственно. И если Катей руководят обиды и гормоны, то я обязан сохранять здравый рассудок.

На помощь приходит все та же многострадальная ординаторская. Аккуратно беру за талию мою невозможную кошку, превратившуюся в тигрицу, и увлекаю за собой. Несчастную дверь на этот раз действительно открываю ногой, потому что руки заняты Катей. Черт, извинюсь потом перед Ильей Романовичем. Хороший он мужик. Но патовая ситуация требует крайних мер.

Едва мы оказываемся в кабинете, как Катя отталкивает меня и сбегает к окну. Я же успеваю захлопнуть дверь плечом, перевести дыхание, чтобы с новыми силами продолжить штурм этой неприступной и слишком визгливой крепости. На сигнализации она, наверное.

— Послушай меня, Кать, — медленно приближаюсь, выставив ладони перед собой.

Честно говоря, начинаю переживать за нее. Катя хоть и ведет себя сейчас как истеричка, но ведь неспроста она в гинекологическом отделении. На сохранении? Что-то случилось с малышом или с ней самой? Мне следует обращаться с ней более трепетно. Мало ли что…

Хочу поговорить с Катей нормально, но она набирает обороты.

— Не буду ничего слушать! Убирайся! — вскрикивает девчонка. — Иначе я…

Договорить у нее не получается, потому что мое терпение лопается — и я в пару шагов оказываюсь рядом. Обхватываю ее щеки руками, запечатываю вредный ротик поцелуем. Катя возмущенно мычит что-то, царапается и даже кусает меня за губу. Не понимает, что только дразнит меня своим сопротивлением.

Вспоминаю, каково это — быть с ней. Такой манящей, горячей, дерзкой, но при этом смущенной и неуверенной. Гремучая смесь, которая плавит разум.

Катя затихает, некоторое время прислушивается в своим ощущениям, млеет в моих руках. И вдруг отвечает на поцелуй. Сдавая позиции, укладывает маленькие ладошки на мой пресс, легко скользит выше, перебирая пальчиками, едва касаясь мышц. Нежно, скромно. Вроде бы не делает ничего, соблазнить даже не пытается, но крышу срывает.

Постепенно приручаю дикую кошку, а тем временем и сам ей подчиняюсь. Дурею от ее запаха, вкуса, бархатной кожи. В какой-то момент осознаю, что еще чуть-чуть — и уже не смогу остановиться.

Сам прерываю поцелуй, но из объятий выбраться Кате не позволяю. Вместо этого шепчу успокаивающее «шшш» ей прямо в губы. И глажу по голове, распуская хвост и бережно перебирая шелковистые волосы.

— Я не буду забирать у тебя ребенка, — говорю с ней тихо и размеренно, как будто она и сама ребенок. — Сейчас мы поедем домой, к Машеньке.

Катя поднимает на меня заплаканные глаза, изучает мое лицо, словно детектором лжи сканирует. Вместо ответа начинает нервно кусать раскрасневшиеся после поцелуев губы. Не верит мне. А зря.

Моя женщина. Мать моего ребенка. Двоих детей.

Буквально полгода назад у меня не было никого, а сейчас — полноценная семья. И за нее хочется бороться. Даже сильнее, чем за карьеру. Однако остается одно «но». Мерзкое такое…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты разводишься, Катя! И отправляешь мужа к чертям собачьим! Поняла? — рычу я слишком грубо, потому что во мне вопит ревность.

Меня убивает одна лишь мысль о том, что у нее с этим уродом Кобылиным что-то было. Но… я намерен сделать все возможное, чтобы это больше не повторилось. Да, я переступаю сейчас через свою гордость и чувство собственного достоинства, но желание обладать Катей целиком и полностью — сильнее. Не собираюсь отказываться от своей привычки всегда получать то, что хочу! Но главное, мой ребенок должен быть со мной, а не с чужим мужиком. Как Катя меня назвала? Коллекционером детей? Что ж, у каждого свое хобби.

— Я уже разведена, и мы не живем вместе с тех пор, как он обманул меня и уехал! — выдыхает вдруг Катя с укором. Как будто я знать об этом должен. Догадаться по звездам!

Кошка ведь не лжет мне сейчас? Неспроста в «обменной карте» она — Ильина. Развелась и сменила фамилию. Логично.

Чувствую, как стена, возведенная полтора месяца назад мною же, чтобы отгородиться от Кати, стремительно разваливается. Но я опять собираю ее по кирпичикам. Нужно проверить ее слова, когда немного отойду от «теплой» встречи. Сейчас я не в состоянии мыслить здраво, поэтому уязвим.

— И мы расписываемся, — пробивается сквозь щель между долбаными «кирпичами».

Что там урод из детдома говорил? Жена нужна? Будет! Тем более, она сама попалась.

— Что? Нет! — отталкивает меня Катя и обиженно надувает губы. — Еще чего!

— Так надо, — пожимаю плечами, чем только сильнее злю девчонку. — Наш брак ускорит удочерение Маши.

Убеждаю ее и, прежде всего, себя, что это лишь необходимость. Исключительно деловая сделка. Хотя…

— Ди-им! — укоризненно вскрикивает она. — Ты все еще не удочерил Машу?

Мрачнеет, злится. Смотрит на меня, как на пса нашелудившего. Знала бы, как меня замучили за последнее время.

— Кхм, я… в процессе, — выдаю я и в нескольких словах описываю ситуацию.

— Он не позволит, — всхлипывает Катя. — Дима, я знаю, что ты не веришь мне, но твой Герман Алексеевич не даст документы оформить! Назло!

— Он не мой, — бурчу я задумчиво. — Что ему нужно, Кать?

— Не знаю, он не посвящал меня в свои планы. Думаю, хочет, чтобы ты исчез с политической арены. Совсем. Бесследно…

— Хрен ему, — недовольно выпаливаю я, но Катя почему-то хмурится. — Так что насчет брака?

— Ладно, — цедит сквозь зубы. — Если только ради Маши…

Холодный тон и обреченные слова «ради Маши» разрывают меня на части. Хотя чего я ожидал? В любви признаний? Ощущение, что Катя вообще меня терпеть не может. Заслуженно, конечно, но неприятно.

Слышу скрип старой двери и сдавленный кашель главврача.

— Извините, Илья Романович, — оборачиваюсь мгновенно, но на всякий случай обхватываю Катю за запястье, чтобы не вздумала скрыться. — Я опять немного у вас похозяйничал. Все в порядке там? — киваю на закрытую дверь.

— Да, конечно. Только пару журналистов остались, вас ищут.

— Сделаем вид, что меня здесь нет, — закатываю глаза. — Расскажите мне лучше, с чем Ильина поступила?

— Ильина? — повторяет доктор исключительно для того, чтобы восстановить в сознании ее историю. — Присаживайтесь.

Главврач занимает свое кресло, пока мы устраиваемся напротив. Катя на удивление покорная и сговорчивая сейчас. У нее хватает ума и такта не ругаться со мной при посторонних, но, чувствую, потом мне не поздоровится. Дома. Довольно ухмыляюсь от одной этой мысли. Никуда Катя не денется. Пусть кричит и обижается, сколько душе ее угодно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Илья Романович берет у меня «обменную карту», пролистывает быстро.

— Так-с, с малышом все в порядке, развивается согласно сроку, — рапортует доктор. — Тонус повышен, да. Но все поправимо. Тут скорее мамочку спасать надо.

Напрягаюсь и чуть подаюсь вперед.