Сначала жизнь. История некроманта (СИ) - Кондаурова Елена

Тось бросил короткий взгляд на поэта и не увидел ровным счетом ничего, кроме обычной флегматичной физиономии.

— Так почему вы хотели меня убить? — прервал излияния коротышки Тось. — Я помешал вашему молчаливому другу наслаждаться видением своих стихов?

Тот бросил на него быстрый испуганный взгляд, но тут же взял себя в руки.

— Ах, Ваше Темнейшество, слаб человек, воистину слаб! Даже такому возвышенному человеку, как мой друг, приходится иногда поступаться принципами, а чего уж говорить обо мне?

— Так почему же?

— Золото, Ваше Темнейшество! Презренный металл, источник боли и радости, благодеяний и преступлений, тихих семейных радостей и самого низкого разврата….

— Короче, прозаик! — не выдержал Тось.

Тот вздрогнул.

— Вам ведь известно, Ваше Темнейшество, что за вашу голову назначена награда?

— И вы решили, что моя голова — надежный источник дохода? — Тось был просто поражен такой наглостью.

— Каюсь, Ваше Темнейшество! — виновато опустив голову, развел руками коротышка. — Нашим оправданием служит то, что даже таким далеким от грубых материй существам, как поэт и прозаик, все же иногда нужно кушать. Заработать же на сии потребности честным литературным трудом, к сожалению, не всегда возможно, вот и…. Приходится идти на сделку с совестью и предавать собственный талант!

Тось неожиданно развеселился. Наглость коротышки не знала предела, но была воистину забавной.

— Ну насчет того, что вы предали свой талант, я бы с вами не согласился. Пытались меня убить вы очень талантливо. Пожалуй, как никто до вас.

— Вы нам льстите, Ваше Темнейшество, — коротышка отвесил горделивый поклон. — Мы всего лишь скромные литераторы!

— Вот именно, что литераторы, — подтвердил Тось. — Страшно представить, что от меня осталось бы, напади на меня столь же талантливые убийцы.

Произнося этот комплимент, Тось уже все для себя решил. В качестве зомби от этих двоих не будет никакого толку, нет смысла держать. Для веселья разве что…. Но ему сейчас веселиться некогда, и так отвлекают все время по пустякам. Отпускать своих неудавшихся убийц он тоже не собирался. Мало ли что еще придумают. Нет, лучше всего скормить их Фаравию и остальным, чего добру пропадать. Крестьяне хоть и таскают скотину, но армия у него собралась немаленькая, крови и свежего мяса всегда не хватает.

— Семьи есть? — зачем-то поинтересовался он у прозаика, уже поглядывая на очередной пергамент с заклинаниями.

— Никак нет, Ваше Темнейшество, — с готовностью отозвался тот. — Наша единственная супруга — литература!

— Что ж, тем лучше, — если бы семьи были, Тось бы еще подумал, а так… — В общем так, вы мне не интересны, господа литераторы, — равнодушно объявил он, давая знак дежурившиму у дверей зомби. — Забери на корм, Савий!

— Как на корм, Ваше Темнейшество?! — поняв, что с ними собираются сделать что-то ужасное, возопил коротышка-прозаик. — Как на корм?! Как же так, Ваше Сиятель… тьфу, Темнятель…. Зачем же на корм, господин некромант?

— А что еще прикажете с вами делать? — поинтересовался Тось, уже погружаясь в чтение заклинания. — У меня и так дармоедов полно. На кой мне сдались еще и литераторы? — спросил он уже больше у себя, чем у окружающих.

— Как на кой? — уже во весь голос завопил прозаик, заставив Тося недовольно поморщиться. — Вот у вас есть мечта, Ваше Темнейшество?

— Мечта? — рассеянно переспросил Тось. — Какая еще мечта?

— Обыкновенная мечта! — выкрикнул насмерть перепуганный литератор, нервно оборачивающийся на приближающегося к нему весьма довольного Савия. — Чего вы хотите от жизни, Ваше Темнейшейство?

Тось задумался, на секунду отвлекаясь от заклинания. Чего он хочет от жизни? Интересный вопрос.

— Во-первых, хочу, чтобы ко мне перестали таскаться такие, как вы. То есть, придурки, которые хотят продать мою голову за несколько золотых монет. А еще было бы желательно, чтобы правительство Тирту перестало выделять эти несколько монет и нанимать всякую шушеру для моего убийства, — Тось немного подумал. Эх, желать, так желать. — А больше всего я хочу занимать достойное место в обществе. Почему другим можно, а мне нет? Я не виноват в преступлениях, в которых меня обвиняют. Вернее, почти не виноват. Просто так сложилась жизнь. Обернись все чуть по-другому, и я сейчас сидел бы в Этическом Совете Тирту, и ни одна брехливая собака не смела гавкнуть в мою сторону.

Прозаик тут же вцепился в Тосевы слова, как клещ. Возможно, его решимость подстегнула рука Савия, опустившаяся ему на плечо. Как говорится, жить захочешь….

— Так-так, Ваше Темнейшество, все это очень интересно! Прошу вас, хотя бы коротко поведайте двум недостойным литераторам о вашей непростой, но, несомненно, захватывающей жизни! Даже если нам суждено сегодня умереть, — коротышка-прозаик, собравшись с духом, резко сбросил руку зомби со своего плеча, — знание о вашем удивительном жизненном пути скрасит нам последние минуты и заставит поверить, что мы бродили под небом живых не напрасно!

— Да не было в моей жизни ничего захватывающего, — скромно отмахнулся Тось, в глубине души польщенный интересом прозаика. — Все, как обычно, — и неожиданно для самого себя начал рассказывать: — Родился я в одной деревне под названием Краишевка….

Тось начал повествование довольно спокойно, но воодушевленный интересом, с которым ему внимали литераторы (даже поэт, который, по всей видимости, счел нужным на время отвлечься от неземной красоты своих мыслей), разошелся и начал добавлять в историю своей жизни все больше и больше красок. К концу рассказа он уже расхаживал по кабинету, размахивая руками и крича во весь голос, а поэт и прозаик расположились за его столом, вовсю орудуя перьями на оборотных сторонах пергаментов с заклинаниями.

Глава 13.

«…. Со времени моей последней записи прошло около трех месяцев. Лето давно закончилось, Государыня-Осень вот уже две недели щедро поливает деревья золотом и пурпуром, дни становятся холоднее, а воздух прозрачнее…. Тирту в это время года настолько красив, что душа моя обычно наполняется каким-то нежным, щемящим чувством, коему я затрудняюсь дать название, и коего я никогда не испытывал в милых моему сердцу эльфийских лесах. Дивная природа этих мест словно успокаивается, готовясь к зимнему сну….

И только мне, бедному растерянному эльфу, нет покоя. Видят боги, за прошедшее время я не только не обрел душевного равновесия, но и еще больше погрузился в пучину тоски и разочарования. Моя милая дочь, которую я люблю всем сердцем, по-прежнему не хочет иметь со мной ничего общего и все также находится в опасности, не желая покидать окрестности Тирту. О, сколько писем я написал и сколько красноречия потратил я за это время! Она так и не склонила свой слух к моим мольбам. Ее записки стали совсем короткими и отражали только ее усталость и раздражение оттого, что ей приходится бесконечно передо мной оправдываться за свой выбор. Я понял, что могу потерять ее навсегда, и потому, наконец, смирился с существующим положением дел. Сегодня я впервые за очень долгое время сел за свой дневник, а не за письмо моей дорогой Мире.

Что ж, если она считает, что должность знахарки в деревне, находящейся в непосредственной близости от логова ее проклятого брата — это лучшее для нее на данный момент, пусть будет так. Возможно, я, в силу принадлежности к другой расе и другому полу, просто не понимаю чувств моей милой дочери, и основания, коими она руководствуется, остаются темны для меня. Но ведь я точно знаю, что моя драгоценная дочь далеко не глупа, и потому ничто не мешает мне верить, что причины, которыми она руководствуется, очевидно, очень и очень весомы для нее. Вполне вероятно, что Мира располагает о своем проклятом брате информацией, коей не располагаю я. Ведь, в конце концов, за прошедшие месяцы он действительно ни разу не попытался каким-либо образом причинить ей вред, хотя от места ее проживания его отделяют всего несколько часов пути. Может быть, я несправедлив к нему, и отношение некроманта к моей милой дочери гораздо глубже и чище, нежели я полагал ранее.