Семья в законе - Владимир Колычев

– Ты меня подставил?

– Нет, я тебя еще крепче привязал. К нашей семье. А ты что, против?

– А как ты сам думаешь?

– Я думаю, что тебе надо расслабиться. И думать о будущем. А твое будущее – это мы.

– Мне надоело это слушать.

– А мне надоело это объяснять...

Семен замолчал. Действительно, чего он заладил, как попугай. Никифоров не дурак, и он и сам прекрасно понимает, что деваться ему некуда...

Глава 23

Щелкнул замок, открылась дверь, послышался шальной девичий смех. Семен представлял, как разгоряченный прапорщик обнимает за талию распутную красавицу, предвкушая лучшую ночь в своей жизни. И невдомек ему, что эта роскошная развратница – всего лишь миф, который вот-вот растает в полусумраке гостиной.

Парочка зашла в комнату, и на этом сказка для надзирателя и закончилась. Прапорщик увидел сидящего в кресле человека, а в тыл к нему беззвучно вышел Ждан, приставил к затылку пистолет. Девушка даже не пискнула. Она прекрасно знала свою роль, поэтому поспешила исчезнуть.

– Ну, здравствуй, товарищ Угримов, – небрежно бросил Семен.

– А-а, вы кто такие? – в смятении пробормотал надзиратель, худощавый мужчина средних лет, с усами, похожими на щетку для мытья бутылок.

– Мы – твоя судьба, Угримов.

Семен наслаждался растерянностью прапорщика. Он в бегах, его ищет и РУБОП, и ГУИН, а он здесь, в центре города. Вроде бы должен находиться в следственном изоляторе за решеткой и бояться надзирателя. Ан нет, тюремщик сам трясется от страха.

– Как же так, Угримов, жена у тебя, трое детей, а ты с блядями развлекаешься. Нехорошо. Надо бы в жилсовет сообщить, чтобы тебе, гаду, на вид поставили.

– Вы... Вы не за этим пришли...

– Догадливый ты, Угримов. Или меня узнал?

– Нет... А должен узнать... Ну да, ну да, что-то знакомое...

– Я тебе не что-то, прапор, – скривился Семен. – Я – Бурыбин. И пришел к тебе потому, что ничего не боюсь. Не я тебя боюсь, а ты меня должен бояться. Знаешь, почему?

– Вы... Ты людей убиваешь...

– И тебя убить мне ничего не стоит. И тебя, и жену твою, и детей... А может, и не буду тебя убивать. Жену твою сделаю, детей, а ты потом мучайся...

– З-зачем?.. Что тебе нужно? – с бессильной ненавистью посмотрел на Семена тюремщик.

– Поговорить с тобой хотел. Чтобы ты знал, насколько хрупок этот мир. Вроде бы живешь, живешь, а потом раз, – и ты уже кусок мертвой плоти. Лежишь себя в морге с бирочкой на пальце. А ведь можно лежать в шезлонге, под пальмой, жена рядом, дети в песочке ковыряются... Я видел твою жену, Угримов. Ну, немолодая, но так – ничего себе. Лицо подтянуть, кожу омолодить, грудь силикончиком немного заправить, и никаких шлюх не нужно. Понимаю, с деньгами напряженка. Но мы тебе заплатим. Очень хорошо заплатим. И паспорт тебе заграничный сделаем, и визу откроем, и билет купим... Все у тебя будет, Угримов. Если, конечно, поможешь нам. А если нет, я тебе лично бирку на палец надену. Ты меня понимаешь?

– А-а... что нужно сделать?

– Родина ждет от тебя благородных дел.

– Не понял.

– Ты должен свершить правосудие. Расправиться с убийцей. С человеком, который оставил двоих детей без отца. Меня интересует Лихопасов Эдуард Михайлович. Он у вас на спецу сидит...

– Да, я знаю, – надзиратель, казалось, сейчас расплачется от отчаяния.

– Потому я к тебе и обращаюсь, что ты знаешь. Потому ты и можешь его убить, что имеешь к нему доступ.

– Но там ведь такая охрана...

– Какая такая? Ты сам – часть этой охраны.

– Да я всего лишь контролер. А там спецназ дежурит – наш гуиновский, два человека на смене. Мы за ними смотрим, они за нами, чтобы ничего такого...

– У него деньги есть?

– Что?! Деньги?!. Ну, есть вроде.

– Он что-нибудь покупает? Ну, пожрать там, выпить?

– Да, но вполне официально. Он как бы заключенный, но с правами. Там у него и телевизор в камере, кондиционер, и даже ковер на полу, чтобы ноги зимой не мерзли. И кормят его из офицерской кухни. А если колбасы там захочется, сыра, – это из нашего ларька. Ему даже водку пить разрешают.

– А кто это ему все приносит?

– Ну, я, бывает, хожу. Костя может сходить, он из моей смены...

– Костя твой пусть под себя ходит. А ты стой ровно. И водку покупать не надо. Деньги у Эдика возьмешь, а водку ему нашу дашь. Мы ее у Кашпировского зарядим, чтобы лучше усваивалась...

– Вы что, ее отравите?

– Да тебе не все равно? Твое дело Эдика напоить. И деньги получить...

– Н-не нужны мне деньги... – затрясся прапорщик. – Меня же посадят, если узнают... А узнают. Там очень строго...

– Не посадят. Он долго подыхать будет, ты к этому времени уже за границей будешь. Вместе с семьей... На Балканы езжай, там к русским хорошо относятся, и дом на берегу моря можно купить. И еще на ресторанчик останется... Ты же знаешь, кто я такой. И должен понимать, как мне важно избавиться от Лихопасова. Ради такого дела мне совсем не жалко пожертвовать миллионом. Если поедешь в Штаты, получишь миллион долларов. Если в Европу, то миллион евро... Наверное, в евро лучше, да?..

В голове у тюремщика запустился калькулятор. Но работал он очень медленно, на грани зависания, потому что его мозговую деятельность угнетал страх перед возможным наказаниям.

– Пойми, я тебя не уговариваю, – Семен умел давить на психику. – Не потому, что у тебя нет выбора, а потому что выбор этот очень маленький. Не буду же я уговаривать тебя, чтобы ты выбрал смерть? Нет, не буду. Потому что ты должен выбрать жизнь. Или смерть, или богатая жизнь. Одно из двух. Есть, конечно, варианты. Можно убить тебя, можно, твою жену. Но это не принципиально. Или смерть, или деньги, третьего не дано... Пойми, ты у меня на крючке, и ты с него не слезешь, пока не поможешь мне. И ты сделаешь то, что я тебе сказал. Сделаешь. А обратишься за помощью к своим, я заплачу еще один миллион тому, кто пристрелит тебя. Но сначала мои люди вырежут твою семью. Ты меня понимаешь?

Угримов все понимал. И поэтому он согласился исполнить волю Семена. Не мог не согласиться. Потому что страх был сильнее него...

Семен находился в розыске, но это нисколько его не смущало. Дела шли хорошо, лучше некуда. Семья в очередной раз доказала свою жизнеспособность, и все конкуренты были сметены в архив уголовной хроники. Паука с его паутиной больше нет, верхушка азербайджанской диаспоры сменилась, воровская община по-прежнему живет спокойной жизнью, в дела Семьи не вмешивается, чиновничий клан все также лоялен к притязаниям отца. Один только РУБОП мутит воду – эти борцы за справедливость из кожи вон лезут, чтобы вернуть Семена за решетку, осудить и этапом отправить в морозную даль. Именно поэтому он не может жить у себя дома, а вынужден скрываться в загородном коттедже, о существовании которого в милиции знать не могут.

Хотя можно ли сказать, что Семен скрывался? Ведь он постоянно находился в разъездах, постоянно чем-то занимается. Вот и сегодня у него по плану полковник Харчев. Обуздать нужно этого скакуна, поставить в стойло.

Все уже сделано. Осталось только посмотреть, как полковник будет бить копытом под опасным седоком.

Вот он выходит из своего дома, открывает дверцу своей «Волги». Семен ничего не делает, он всего лишь наблюдает за полковником из своей машины. Кнопку пульта привел в действие Степок.

«Волга» могла бы взлететь на воздух, будь под ней заряд тротила. Но взрывное устройство представляло собой обыкновенный фейерверк. Семен громко захохотал, глядя, как Харчев отпрыгивает в сторону, напуганный искрящимися струями, с визгом хлынувшими из-под днища машины. И его водитель выскакивает из салона, сломя голову бежит к детской площадке. Видимо, решил, что сейчас грянет взрыв. Харчев присел на полусогнутых ногах, в руках уже пистолет. Страшно ему, поэтому и сканирует он стволом пространство.

Семен велел водителю ехать, а сам достал мобильный телефон, набрал номер, тайна которого была вскрыта вчера, для комплекта с шоу, прошумевшим только что.

– Ну что, полковник? Как тебе салют в твою честь? – злорадно спросил он.

– Бурыбин?! Да я ж тебя!

– Это не ты, это я тебя. Это мой город, полковник. И если ты хочешь нормально служить, то должен договариваться со мной.

– Не о чем мне с тобой договариваться.

– Да, но с Пауком ты договаривался. С Пауком все спокойно в городе было, да? Так и с нами тоже спокойно все будет. Мы не беспредельщики. Мы бизнес делаем. Ты нас не трогаешь, мы тебя не трогаем. А если не поймешь, больше фейерверка не будет. Тогда мы по-крупному зажжем. Ты думай, полковник, думай...

Харчев напряженно молчал. В точности, как делал это Никифоров, когда ему нечем было крыть доводы Семена.

Майор уже фактически признал его власть. Живет с ним в одном доме, бежать не пытается. А куда ему бежать? Да и зачем? Он уже понял, что Семья – это его единственный шанс... Для кого-то это недостижимая мечта, а для Никифорова всего лишь шанс. Ничего, со временем он поймет, как это здорово быть членом Семьи, владеть городом.