Семья в законе - Владимир Колычев

Здесь же во дворе были сарай, курятник, будка, только кудахтанья не слышно и собака не гавкает. И еще ни одной соседской крыши за оградой не видать, зато на ветру качаются ели да сосны. Похоже, дом стоял особняком, где-то на опушке леса.

Две машины во дворе, но среди них не было старого джипа, на котором сбежал Семен. Да и сам Павел тоже.

– Потом суп с котом, – буркнул он.

Руки в наручниках затекли. Как бы гангрена не случилась от недостатка крови.

– Зачем с котом? – пожал плечами Ждан. – С тушенкой суп. У нас тут месяца на два запас.

– Что, так долго сидеть собираетесь?

– Нет, Семен здесь будет. А у меня дела: отцу надо помогать. Он сейчас всем рулит. Работы много. Может, поможешь? – с наивной надеждой в голосе спросил парень.

– А что, без меня не обойдетесь? – усмехнулся Павел.

– Обойдемся, конечно. Но сейчас нам каждый человек дорог... Ну, Семен так сказал...

– Это Семен. А сам-то ты что думаешь?

– Голова кругом идет, чтобы думать...

– Как же ты Семена смог вытянуть, если не думаешь?

– Почему не думаю? – оскорбленно нахмурился Ждан. – Думаю. И делаю. Пока все получается... И отец думает. Он все может и все знает... А ты давай в дом. Надоел ты мне, а Семен ждет...

Семен сидел в горнице за столом, на котором дымилась кастрюля с ароматным, пахнущим тушенкой варевом. Чем-то он напоминал крестьянина, вернувшегося в дом после сенокоса. Голова чуть наклонена вперед, но на шее сидит мощно, основательно, в глазах усталость, а на губах довольная улыбка, как у человека, исполнившего свой долг перед семьей. В комнате не было жарко, но лоб у Семена был мокрым, и лицо красное, как будто распаренное.

В соседней комнатке, за распахнутыми дверями, на старом продавленном диване сидели двое, с оружием. Судя по джойстикам в их руках и глупо вытянутым лицам, а также по взрывам и автоматным очередям, доносившихся с их стороны, они вели бой на игровой приставке.

– Двери закройте, бараны! – чуть повернув к ним голову, небрежно бросил через плечо Семен и, обращая взгляд к Павлу, показал на свободный стул.

– Ужинать давай.

Он сам зачерпнул из кастрюли, чуть ли не до краев наполнив глубокую тарелку, даже подал Павлу хлебницу. Себе наливать суп не стал.

– А сам? – спросил Никифоров.

– Да я уже... Ну, может, чуть-чуть, – немного подумав, Семен снова взял в руки черпак.

Плеснул себе в тарелку остывающую гущу из давленого картофеля и тушеного мяса, взялся за ложку. Удивленно глянул на Павла, который по-прежнему держал руки на коленях.

– А ты чего?

– Наручники бы снять.

– А дергаться не будешь? – благодушно спросил Бурыбин.

– Нет.

– Слово даешь, что не сбежишь?

– Даю.

Семен поднялся, подошел к Павлу, достал из кармана ключ от своих наручников, им и разомкнул его браслеты, утопил их в своем кармане.

– Смотри, ты слово дал, – возвращаясь на свое место, напомнил он.

– Выпить нет ничего? – спросил Никифоров.

Набраться бы до полной невменяемости да завалиться спать. Неважно, где, хоть на завалинке во дворе, хоть в погребе, можно и на полу в доме, лишь бы только не видеть бандита и убийцу, что сидел перед ним.

– Обойдешься.

– А ты?

– У меня здоровый образ жизни, – мотнул головой Семен.

– А брата помянуть?

Павел хлебнул суп. Теплый, пересоленный, но наваристый и сытный.

– Помяну. Как только убийц его накажу, так сразу и помяну.

– Кто они?

– А догадайся без шпаргалки.

– Что, Паук от вас сбежал?

– От нас?!

– А разве не вы его из дома увезли?

– Что, Харчев об этом спрашивал?

– Нет. Но я-то знаю...

– Догадываешься.

– Ну да, догадываюсь...

– А теперь знай. Не сбегал он от нас. И знаешь почему? От нас не убежишь...

– Значит, нет его больше?

– Тебе какая разница? Ты в бегах, и ментом уже никогда не будешь... А вернешься к ним, тебе все равно под меня копать не дадут. Потому что ты наш, ты с нами. Я так Харчеву и сказал: наш ты.

– Зачем? – выпустив из рук ложку, резко спросил Павел.

– А потому что судьба у тебя такая, в одном с нами корыте плыть... А что тебе не нравится? Сейчас паучат передушим, и снова заживем. Если отец взялся за дело, то все в лучшем виде сделает. И с Харчевым решим проблему, и с Лихопасовым. А то, что мы из-под конвоя сбежали, так это продажные менты убийством нам угрожали... Да, продажные менты. А что, не продажные? Если бы своих не продавали, нас бы сейчас в «сизо» принимали... Ты не дуйся, это я не про тебя. Ты – мужик нормальный. Не знаю, как насчет денег, а на страх тебя не купишь. А то, что против своих пошел, так это потому, что за жену отомстить хотел... Ты за жену мстил. И за дочку ты свою тоже трепыхался. Это все потому, что семья тебе твоя дорога... И мне моя семья дорога. Я отца своего люблю. Мать, Царствие ей Небесное, люблю. Юльку, будь она неладна, люблю... А за братьев своих рвать всех буду!..

– Не мешай муку с цементом, – скептически скривил губы Павел. – У меня обычная семья, а твоя – мафиозная. Мафия вы. Потому и бьют вас, что вы мафия...

– Обидеть хочешь? – скривился Семен. – А не выйдет. Да, мы мафия. Но в лучшем смысле этого слова. Мафия и семья – это, знаешь ли, одно и тоже... Потому и биться буду до последнего, потому что за честь семьи мщу. И Ждан со мной, если надо будет, костьми ляжет...

– Оба ляжете.

– Не дождешься. Вся эта шваль паучья у меня на ладони. Думаешь, я не знаю, кому лапы вырывать? Знаю. Завтра и начну... А потом этой сучке голову скручу, – прошипел Семен, злобно сжимая кулаки.

– Какой сучке?

– Узнаешь. Если доживешь... А тебе жить надо. И желательно, с нами...

– Я сам по себе. Сам родился, сам и умру.

– Ну да, ну да, принципы. Хотел бы я посмотреть, как ты слово держишь.

– Какое слово?

– Ты мне слово сейчас дашь, что не сбежишь.

– А если не дам?

– Ну и зачем ты об этом спросил? – скривился Семен. – Любишь, когда тебе отвечают гадости?.. Даешь слово, что не сбежишь?

– Даю.

– Верю. А за то, что слово дал, держи конфетку.

Бурыбин нагнулся, поднял с пола и поставил на стол бутылку водки. Павел жадно посмотрел на нее.

– Обойдусь, – сглотнув слюну, мотнул он головой.

– Чего? Ты же уважаешь это дело.

– Потому и откажусь. Я не алкаш... И не надо меня покупать.

– Гордый ты, Паша. Уважаю, – кивнул Семен. – Потому и хочу делать с тобой дела. И не надо говорить, что ты предатель. Ты не предатель, просто семья для тебя важней... Это Лихопасов, падла, только за свою шкуру переживает. Потому Юля с тобой, а не с ним... И ты с ней. А значит, с нами. Она тоже – часть нашей семьи. И если она тебе дорога, то ты должен быть с нами. Потому что не будет нашей семьи, не будет и ее. Ты это понимаешь?

Павел молчал. Ему неприятен был этот разговор, но и возражать он не хотел. Как бы ни превозносил он Лену, Юля также была ему дорога. И он должен был ее защищать...

– Давай, брат, за нашу семью выпьем. Вместе.

Семен до краев наполнил два больших граненых стакана, со стуком поставил на пол пустую бутылку.

– Я тебе не брат, – мотнул головой Павел. – Но за Юлю выпью.

– И за Юлю, и за семью, – сказал Семен, глядя, как Павел глоток за глотком осушает свой стакан. – За семью!

Морщась, со слезами на глазах он сделал тоже самое.

– Ох, зараза!..

– Сам виноват, – хмуро посмотрел на него Павел. – Зачем так много налил?

– А сколько чувств у меня, столько и налил. Чувств у меня много... Одного брата убили, другого ранили... Скажи мне, где справедливость?

Павел мог бы сказать, что как раз в том и заключена справедливость, что Стасу и Льву Бурыбиным воздалось по заслугам. Но ему не хотелось больше толочь воду в ступе. Ему бы выпить и спать, ни о чем не думая...

– Молчишь?.. – соловеющим взглядом исподлобья посмотрел на него Семен. – Не знаешь, где справедливость. А я знаю. Она есть, эта справедливость. Только ее найти надо. Завтра хочу поехать... И тебя бы хотел с собой взять. Чтобы ты на равных с нами.

Не хотел Павел быть равноправным членом семьи Бурыбиных, но и говорить об этом Семену не стал. Если в ответ на непристойное предложение девушка часто повторяет слово «нет», со стороны можно показаться, что она ломается. Он не женщина и уподобляться ей не хочет. Сказал один раз «нет», на этом все. И Семен должен это понять, чтобы не быть похожим на старую деву, вешающуюся на шею приглянувшемуся мужчине.

– Не хочешь говорить... – скривился Бурыбин. – А выпить?

Павел снова промолчал, но Семен решил все без него. И выставил на стол еще одну бутылку. Снова наполнил стакан. Но после того, как Павел справился со своим, пить отказался.

– У меня подъем завтра утром. На связи нужно быть. Может, помощь моя потребуется. Поэтому я завтра свежим огурцом должен быть. Позовут меня – поеду. А ты здесь будешь вялиться...

– Где конкретно?

Павел стремительно пьянел, и его уже клонило в сон.

– На печи... Хочешь, натопим?

– Нет, лучше баньку натопить.

– Нет здесь баньки. Только душ... Хочешь?

В летний душ Павел побрел без наручников. Но выставленный во дворе часовой не выпускал из виду дощатую кабинку с железным баком вместо крыши.