Очерки по истории Казанского ханства. Становление, развитие и падение феодального государства в Среднем Поволжье, 1438–1552 гг. - Михаил Георгиевич Худяков

Московского архива бывшего Министерства иностранных дел и опубликованная в 41-м Сборнике Русского исторического общества. Письма эти представляют большой интерес, так как сквозь официальную форму дипломатической переписки можно различить следы личных переживаний. Под деликатной любезностью ханши бьется живое сердце любящей матери, тревожащейся за своих сыновей и готовой на всякие жертвы для них. Материнское чувство заставляет Нур-Салтан забывать о своем высоком положении и вставлять в письма к Ивану III униженные просьбы о детях. Кроме того, замечателен общий тон глубокого чувства гуманности, которым насквозь проникнуты письма Нур-Салтан. Приведем отрывок из ее переписки. В 1491 году она писала Мухаммед-Эмину в Казань: «Слава богу, на отцовом юрте ся еси учинил: от недруга бы сердце на месте было! В той земле мати у тобя и брат у тобя есть; не можно ли тебе послати спросити? Почаешь меня, что яз далече отошла: ино у тебя один брат был, и ты бы велел того отпытати [то есть справиться о нем], душа моя. И нынеча Абды Латиф к брату к большому мыслит ехати: ся земля лиха, блюстися ея; аж даст бог, и сами хотим отпустити: не ведаю, как тебе будет пригоже. И нынеча слышали есмя, за себя у Мусы мырзы дочерь емлешь, князь великий Иван женит тобя, у посла слышали мы; бедная мати, богомолца твоя, рада если вельми, бог дай в добрый час!» В заключение письма Нур-Салтан просила Мухаммед-Эмина о присылке различных вещей: хочется-де ей послать подарки турецкому султану Баязиду, а в Крыму добыть приличных подарков [вероятно, мехов] не удалось[287]. Н. М. Бережков говорит: «Так писала царица, мать к своему сыну, царю то с легким упреком, то больше с ласкою и любовью, то с просьбами о гостинцах»[288]. На вопрос Нур-Салтан к Мухаммед-Эмину, советует ли он ей отпустить из Крыма Абдул-Латыфа и примет ли его к себе в Казань, Мухаммед-Эмин ответил согласием, но политические обстоятельства сложились так, что Абдул-Латыф был отправлен в Россию.

В 1494–1495 годах Нур-Салтан совершила большое путешествие на Восток. Она посетила Аравию и Египет вместе со своим братом князем Хуссейном, побывала в Медине и Мекке. Мустафа Дженнаби пишет: «В 900 году гиджры Менгли-хан отправил жену свою на поклонение святым местам. Она посетила Египет и была отлично принята тамошним владельцем; при ней находилась свита, состоявшая более чем из 50 человек»[289]. Как лицо, совершившее паломничество ко гробу пророка, Нур-Салтан получила звание «Хаджи», и с этого времени в дипломатической переписке она всегда называлась этим именем (в русской передаче — Ази). Возвратившись из путешествия по Востоку, Нур-Салтан прислала Ивану III в подарок того коня, на котором сделала путь: «Сухой бы поклон не был, молвя, к Мекке на котором иноходце сама ездила, с Ахчюрою есми к тебе послала»[290]. Н. М. Бережков говорит: «По-видимому, в глазах царицы это был особенно интересный поминок{1}, в знак особенной дружбы к московскому государю»[291]. В 1510–1511 годах Нур-Салтан совершила второе большое заграничное путешествие, на этот раз — на Север. Она посетила Москву и Казань, повидалась со своими сыновьями. Русское правительство оказало престарелой ханше, пользовавшейся большим уважением, почетный прием. Скончалась она в 1519 году[292].

Из двух известных казанских ханш, носивших имя Фатима, обе — жена Ибрагима и жена Шах-Али — имели печальную участь. Они претерпели от русских арест и ссылку на Белоозеро, но первая там и скончалась, вторая же получила свободу и в 1536 году удостоилась почетного приема при московском дворе[293].

Царевна Ковгоршад, последний отпрыск династии Улу Мухаммеда в Казани, была недовольна правлением Крымской династии и уже в старости, когда ей было более 50 лет, была вовлечена в политическую борьбу и поставлена во главе государства в качестве регентши юного Джан-Али. Правление женщины не составляло какого-либо исключения в татарских государствах. В. В. Григорьев говорит: «Жены и матери властвующих ханов играли всегда значительную роль в правлении, имели огромное влияние на дела государственные, на все милости, исходившие от трона, наконец, на самое избрание государей, ибо видим, что в Великой Орде и Персии они участвовали и по законам Яса должны были участвовать во всех курултаях или государственных сеймах, собиравшихся как для избрания нового императора или хана, так и в случае других каких-либо важных событий. По кончине же императоров или ханов участие их вдов в правлении увеличивалось еще более. До собрания сейма и избрания нового государя правительницею государства всегда оставалась одна из жен покойного»[294]. В. В. Григорьев приводит примеры регентства ханши Туракин после смерти Угедэ, ханши Огул-Гаймиш по смерти Куюка; ханша Сююркуктени в малолетство хана Менгу управляла государством с редким благоразумием и приобрела большое уважение; по смерти Кара-Гулагу ханша Органа была регентшей десять лет; по кончине Хубилая регентшей оставалась жена его Гокчин, после Тимура регентшей была жена его Булуган. Число подобных примеров можно еще более увеличить. Царевна Ковгоршад и по окончании своего регентства (1531–1533) не утратила влияния на государственные дела и сохраняла его еще в течение двенадцати лет. Правительство Ковгоршад при первой возможности избавилось от иностранной опеки, устранило Джан-Али, призвало на престол хана Сафа-Гирея и создало национальную власть, в то же время сумев сохранить мирные отношения с иностранцами.

Имя Сююн-Бике, ногайской княжны, бывшей замужем за Джан-Али и Сафа-Гиреем, хорошо известно своею печальною участью. Бесспорно, это — самая популярная личность из исторических деятелей Казанского ханства. Легенды о ней начали появляться еще при жизни: составитель «Казанского летописца» изобразил Сююн-Бике как непримиримую противницу русских; она предсказала Сафа-Гирею падение Казанского ханства[295], она посылала к оракулу узнать о судьбе государства[296], она же поднесла ненавистному Шах-Али ядовитое кушанье и отравленную рубашку[297]. Печальный отъезд Сююн-Бике из столицы вдохновил составителя «Казанского летописца» на составление поэтических «плачей» ханши при прощании с Казанью у гробницы Сафа-Гирея и на пути из Казани в Свияжск. В этой скорбной и витиеватой лирике, оплакивающей Казань, Сю-юн-Бике выступает как центральная фигура эпохи. Окруженное легендарными сказаниями, имя знаменитой царицы прочно врезалось в память пришельцев-завоевателей.

В момент низложения Сююн-Бике было около 35 лет, и дальнейшая судьба этой женщины сложилась несчастно. Доставленная под конвоем в Москву, она через полтора года была выдана замуж за нелюбимого Шах-Али и разлучена со своим маленьким сыном. Остаток жизни она прожила в Касимове, возбуждая сильнейшую тревогу за свою участь со стороны ее близких родных. Один из русских авторов говорит: «Народная молва создала из нее поэтический образ очаровательной женщины в блестящей царской обстановке,