Третий всадник мрака - Дмитрий Емец

Материализовав копье валькирии, Ирка заменила ладонь его наконечником. Не успел наконечник на треть исчезнуть в отверстии, как полыхнуло пламя. Черное обжигающее пламя Тартара.

Дверь беззвучно открылась. Ирка увидела начало винтовой лестницы. Коснувшись ступеней наконечником копья, Ирка проверила лестницу на присутствие опасной магии. Таковой не оказалось, и она стала осторожно спускаться, на всякий случай считая ступени. После сто двадцать второй ступени лестница внезапно оборвалась. Ирка поняла, что стоит в огромном зале с гулкими стенами. В дальнем углу горела одинокая свеча. Ирка крадучись пошла на свет. Вскоре она поняла, что свеча стоит на небольшом возвышении. Не доходя до него, Ирка остановилась, не рискуя подходить ближе. Невидимость невидимостью, но нарываться не стоит. Огонь свечи был неподвижен – ни копоти, ни всплесков. Рядом со свечой обреталось нечто, что Ирка приняла за кучу тряпья. Неожиданно тряпье шевельнулось. Ирка увидела, как блеснул внимательный глаз, и поняла, что странное существо и есть зловещий горбун, которого ей велели найти.

– А, вот ты где! Долго заставляешь себя ждать! – хрипло сказал Лигул.

Ирка испугалась. Она решила, что горбун ее заметил. Однако прежде, чем Ирка успела метнуться назад, ябедливый голос у нее за спиной произнес:

– Не мог раньше-с. Следил-с. Хныка изгнали, изволите видеть-с!

По мраморным плитам прошлепали чьи-то мягкие лапки, и к свече шагнул пластилиновый человек. Лицо у него было подвижным и противным. Таким противным, что хотелось дать ему копеечку и отнять назад. Снова дать и снова отнять. И так до бесконечности.

– Засыпался, значит, Визглярий Истерикус Третий? – фыркнул Лигул. – Ничего… Пусть посидит покуда в Тартаре. Позднее, возможно, я вытащу его, когда у меня будет особая нужда в неудачниках…

Пластилиновый человечек стал корчиться и гнуться в агонии восторга.

– Хи-хи! Как мудро сказано! Как тонко подмечено! Позвольте добавить в личный цитатник! – залебезил он.

Лигул поморщился.

– Не слишком-то ты любишь конкурентов, Тухломон, – сказал он.

– А кто их любит? Земля маленькая, а нас, гадиков, много. Зазеваешься, и фьють – все уперли из-под носа. Ежели б не конкуренты проклятые – я, может, исправился бы. Стражем света бы стал. В душе-то я мягкий и пушистый, как дохлый белый кролик, – мечтательно сказал комиссионер.

Лигул качнул на цепочке тяжелый дарх.

– До чего же жадны эти суккубы до эйдосов! Каждая мелкая честолюбивая дрянь мечтает получить силу стражей! – сказал он, усмехаясь.

Тухломон тоже на всякий случай захихикал, однако, даже несмотря на услужливую гибкость его лица, было заметно, что ему совсем не смешно. Всякое существо, сколь бы жалким оно ни казалось, должно иметь в жизни если не идею, то хотя бы мысль-опору, иначе весь карточный домик его бытия рухнет в одночасье.

– Как засыпался Хнык? Раньше он нечасто давал осечки! – вдруг спросил Лигул.

– Сунулся к матери Буслаева и напоролся на светлого стража, – высовывая язык, как перегревшаяся собака, сказал Тухломон.

Ирке почудилось, что она ослышалась. «Буслаев? Неужели снова Мефодий? При чем тут он?» Но не только ее, как оказалось, поразило это известие. Горбун уставился на комиссионера с тревогой.

– На светлого стража? В доме матери будущего повелителя мрака? Ты ничего не путаешь?

– Нет-с. Видел своими глазами. Глаза, если угодно, можно выковырять-с для досконального осмотра. На тарелочке с голубой каемочкой не желаете? – доложил Тухломон, услужливо придвигая к горбуну свою пластилиновую мордочку.

Однако Лигул от выковыривания глаз великодушно отказался.

– Кто этот страж? Ты узнал его?

– Нет-с. Высокий мужчина с энергичным лицом. Очень красивый-с. Появился в квартире Зозо сразу после Хныка-с, после чего от Хныка не было никаких вестей. Сгинул – хи-хи!

– Он точно страж, ты уверен?

– Клянусь мамой и черной луной! Я было полюбопытствовал насчет эйдоса, но тотчас понял, кто передо мной, и едва не умер от ужаса. Не успей я скрыться, я сгинул бы вслед за Хныком.

– Златокрылый?

– Нет-с. Это был страж в лопухоидном теле! – сказал комиссионер.

Лигул, как огромная улитка, переполз к свече. Его горб загородил огонь.

– М-м-м… Светлый страж в чужом теле? Это вдвойне интересно… На обычного стража не похоже: они предпочитают собственные тела. Здесь скорее замешаны Прозрачные Сферы и их хранители. Если ты, конечно, не врешь… Ты не врешь, дружок? – Голос Лигула стал вкрадчивым.

Комиссионер испугался. В доказательство своей честности он так энергично замотал головой, что едва не потерял уши. Одновременно он клялся чем попало и пытался поймать Лигула за руку, чтобы облобызать ее.

– Арей знает? – продолжал горбун.

– Нет-с. Я ему не докладывал.

Горбун кивнул.

– Вот и чудно. Не сообщай ему пока ничего. С Буслаевых – с обоих, с матери и сына, не спускать глаз! Если вновь замаячит хранитель в человеческом обличье – немедленно известить меня… Кстати, светлая девчонка тоже живет у Зозо?

Тухломон с готовностью подтвердил.

– Тогда не исключено, что хранитель мог явиться к ней, не так ли? Ведь ее эйдос пока цел. Хм… Если бы не те два златокрылых, которых Дафна оставила без крыльев, я бы мог усомниться… – Лигул нахмурился, но тотчас морщины его разгладились. – Не исключаю, что в глубине души девчонка все еще считает себя светлой. Но это самообман. Ее перья постепенно темнеют. Да и мир лопухоидов мало на кого действует положительно. Какой бы светлой она ни была, скоро ее перья потемнеют… Благими намерениями, как известно, выложена дорога в Тартар.

Тухломон, довольный тем, что повелитель разговаривает с ним почти как с равным, извивался как червяк. Лигул же, кажется, едва замечал его.

– А мак? Вы довольны им, повелитель? – пискнул комиссионер.

Горбун хмыкнул.

– Еще бы. Хнык неплохо справился со своей ролью… Я доволен. Мак изматывает ее, вытягивает силы, делает девчонку мнительной…

Тухломон, не зная, как ему уже и выразить восторг, упал и забился в счастливых конвульсиях. Казалось, он скончается от восторга.

– Но это же не главное, нет? Я слышал про мак и другое… – млея, произнес он.

Лигул нахмурился.

– Кто тебе сказал?

– Один мой старый знакомый. Он служит в Тартаре, в хранилище артефактов. В верхний мир его больше не выпускают. Он – полная развалина, к тому же склонен к внезапному буйству. Это он, говорят, вселился в императора Тиберия, когда тот стал крошить всех подряд.

– Хм… Я, кажется, помню этого парня из хранилища… – протянул Лигул. – Этот болван всегда много болтал. Разве я не приказал вырвать ему язык?

– Уже, мой повелитель. Но теперь он сплетничает при помощи азбуки Морзе, – хихикнул Тухломон.