Наследие (СИ) - Евгения Техтелева

Всю оставшуюся ночь Джайра терзалась догадками и предположениями, угнетающими душу. Эльфы издалека наблюдали за ней, давая поразмышлять над услышанным.

За час до рассвета веллийцы ушли.

Глава 9. Дела чести

Этот игорный дом был самым популярным, но, в то же время, самым заброшенным. Здесь все делали только самые высокие ставки — несметные богатства, бесценные вести, великие жизни. Другие ценности не стоило и предлагать — Гильдия воров и соглядатаев в другие игры не играет.

Обходя шумные и тихие компании игроков, за особым столом, окруженном занавесями, присел уже не молодой человек в низком капюшоне. Стянув стальную когтистую перчатку с левой руки, на которой не хватало среднего и безымянного пальцев, он любовно пристроил ее рядом с собой на столе и небрежно мотнул головой в сторону незримому, но всегда стоявшему рядом наготове посыльному мальчишке. Служка тут же скрылся в занавесях и через минуту привел к столу еще одного человека в капюшоне. В отличие от беспалого, капюшон этого господина был соткан из богатого шелка Золотых Лесов и скрывал почти все лицо, оставляя на свету лишь старческий подбородок. Сплюнув в сторону, человек со стальной перчаткой кивнул гостю на стул напротив и сложил пальцы домиком, соединяя и разъединяя их. Служка принес поднос с двумя кубками и графином руэлльского золотого, пугливо посматривая на косивший правый глаз беспалого, посеревший до половины радужки. Оба человека запрокинули в горло по целому кубку и причмокнули от ощущения услады послевкусия вина.

— Итак, что понадобилось старому игроку от хозяина Октавы?

На каверзный вопрос богатый господин скривил губы в хитрой усмешке.

— То же, в чем нуждается король-рыцарь.

Мужчина раздраженно скривился.

— Будь ты здесь для большой игры, личинка, ставшая имаго, ты бы не стал скрывать своего лица. Неужели ты опасаешься наткнуться здесь на бестию Лиса?

— Опасаюсь, потому что этот игрок уже обыгрывал тебя. Или ты забыл, кто наградил тебя заячьим глазом и оттяпал пальцы?

Еще больше раздражаясь, собеседник сжал ладони в двойной кулак вместо домика. Правый глаз скосился еще сильнее.

— Если думаешь предложить мне партию, не напоминай мне о Стражах, — решив спровоцировать старого вора, он усмехнулся: — Зачем это ты вернулся в Гильдию? Мои осы видели цыган в городе. Ведь это они — твои картишки, зачем тебе честные шулеры?

— Потому что эти благородные мошенники знают повадки Лиса и сумеют завести ее в тупик, пока имаго оказывает «песни Ардонии» великую услугу.

Брови вора резко вздернулись вверх, затем сомкнулись над переносицей.

— С чего бы это вдруг мастеру-пауку понадобилось творить добро? Неужто тебе не хватает золота в шпильке?

— Послушай меня, повелитель тысяч жал, — чтобы никто не уловил даже движения губ, господин наклонился почти к самому капюшону вора. — Над Октавой сгущаются тучи, в подполе скрипит древоточец-могильщик. Никто его не слышит в базарном шуме, никто не поднимает головы выше королевского трона. Только те, кому не чужда городская тень, чуют опасность. Я делюсь с тобой этим чутьем, потому что если мы потеряем город — потеряем все. Города не будет — не будет Ардонии. Не будет Ардонии — не будет игр. Не будет игр — не будет Гильдии. Мы не простые рыцари, но думать о своих угодьях тоже иногда имеет смысл. Пока я отвожу угрозу от Октавы, ты должен отвести нос Лиса от меня и шпильки.

— А что я за это получу? Ведь безвозмездным героизмом занимаются только паладины, а я человек дальновидный…

— Справишься — получишь барахлишко из-за пазухи короля-рыцаря. Не справишься… Слухи разные ходят. Казематы в последнее время пустуют.

Скривившись снова на упоминание мучителей, вор хмыкнул и отвел взгляд в сторону. В мутном стекле окна он видел размытые огни на Шпиле Королей. Сам город спал. Зловещее веселье его подручных не прекращалось ни на секунду, партии выигрывались одна за другой, деньги текли бесконечными потоками, власть Гильдии воров в столице прибавлялась…

Протянув раскрытую ладонь для рукопожатия, он произнес:

— Я в игре.

Бенрад проснулся от холода. Из-за тумана едва ли можно было различить границы раскинувшегося каравана. Большей частью все еще спали, проснувшиеся подрагивали от прохлады, сонно озираясь по сторонам. Зевая, сновали слуги, готовя завтрак и заседлывая лошадей. Тлеющие угли дальнего костра изредка высвечивали из мглы коня Кровопийцы, нетерпеливо бьющего копытом о землю. Самого наемника можно было обнаружить только по ритмичному шорканью щеткой. Начищенная шерсть Ворона лоснилась и отливала синевой. На гриве мелкими жемчужинами оседала влага. Светало, но небо оставалось серым, поэтому туман не рассеивался.

Песнь Ветра оставила в душе рыцаря неизгладимое впечатление. Ранее он никогда не слышал, чтобы ее пели. Во сне он снова видел родной город, его серебристо-туманные рассветы с праздничным перезвоном храмовых колоколов и закаты под сенью величественных ясеней, окружающих город… Все эти воспоминания сквозили безмятежностью и детским восторгом, которые были им позабыты с тех самых пор, как он вместо деревянного взял в руки меч стальной. Душевное спокойствие было потеряно навсегда, но этот человек, все еще остающийся загадкой, дал Бенраду надежду на возвращение к счастливой жизни его родного города и его самого. Сейчас он понимал, что Кровопийца стал для него очень близким, не просто другом, но кем-то вроде духовника, тем, в ком он нуждался с самого начала своей миссии. Он понимал его осторожность, почему наемник так хорошо скрывался и почему он так нелюдим, и готов был обезопасить его от всех возможных напастей, готов поделиться своими счастливыми воспоминаниями детства, проведенного в родном Вайе, и своей жизнью, которую он видел по возвращении в Священный город. Вот только есть очень большие препятствия для этого: люди, погрязшие в болоте интриг, и предрассудки самого Кровопийцы. Бен поставил себе цель — во что бы то ни стало добиться откровенности героя и раскрыть его благородство всему миру. Вот только как в этих качествах убедить самого избранника?

У Джайры на душе было плохо. Туман на заре сыграл с ней злую шутку, чуть не лишившую ее стойкости духа. Проходя мимо одного из костров часовых, она заметила в мутном свете странную фигуру с посохом. Сердце затрепетало, узнавая знакомые очертания, но разум отказывался верить. Фигура повернулась, глаза осветились желтоватым светом. В порыве чувств Джайра отбросила все сомнения и хотела броситься навстречу, но огонь костра погас, и видение исчезло. Еле совладав со своими терзаниями, она решила отвлечь себя чисткой шерсти Ворона, только голову не заставишь перестать думать. Пока караван еще только поднимался на ноги после завтрака, она вскочила в седло и направила Ворона шагать вокруг лагеря. Заметив, как в ее сторону поглядывает Бен и кастелян со всей компанией рыцарей, наемница раздраженно скривилась под маской — наверняка они будут лезть с расспросами, а ответы будут получать очень резкие из-за ее настроения. Чтобы успокоиться, она остановила коня. Как учила ее Эврикида, набрала в легкие как можно больше воздуха и медленно выдохнула, согнувшись к передней луке. С новым вдохом она распрямилась и, расправив плечи, выслала Ворона в легкий галоп. От ощущения свободы стало легче, тяжелые мысли отступили, но Джайра понимала: это ненадолго. При малейшем намеке, при малейшем напоминании о наставнице все может пойти прахом. Пытаться отвлечь себя — все равно, что пытаться выбраться из зыбучих песков, поэтому она испытала отраду, когда Бенрад вновь пригласил ее ехать рядом с ним возле шатра купца. После настойчивых увещеваний всех, кто был в тот вечер у костра, кастелян сменил гнев на милость, тем более что он сам был безгранично благодарен Кровопийце за Песнь Ветра, только не знал, как наладить разговор с наемником. Не подъезжая ближе, он ехал чуть ближе к обочине, нарочно оборачиваясь назад, будто бы чтобы удостовериться в исправной охране каравана.