Марргаст. Первое семя тьмы - Анна Чайка

это и не отпускайте, как бы сильно вам не хотелось обратного, − получив пояс, которым я подпоясывал новый наряд, Лучезар расцвел и важно кивнул. Фес быстро отвел меня от него в сторонку.

− Что задумал, брат?

− Его необходимо отвлечь. Пусть займется своей защитой сам.

Мы подождали несколько минут, пока зелье не начнет действовать в полную силу, и отвели сосредоточившегося на поясе княжича вниз. В зале было очень душно и пахло сотнями сочных блюд, от запаха которых смагам становилось дурно. Лиса украдкой стукнулась лбом о мое плечо. Так ей было обидно за загубленный аппетит.

Борислав восседал на троне, по правую руку от него был Дарн, человечек с лицом подлого грызуна. По левую – успевшая захмелеть не-царевна. А позади я заметил мрачного мужчину, на весу режущего неспелое яблоко подтупленным ножом.

− Григорий, − узнал его наставник. − Хороший малый, мог далеко пойти. − И больше мы о прошлом княжеского хранителя ничего не услышали.

Фес отлучился поговорить с ним о разном. В первую очередь нужно было рассказать про оставшихся в Соловке детях, чтобы за деревней велось постоянное наблюдение. Мы же остались около Лучезара, изо всех сил сжимающего потными руками мой подарок.

Напротив, верхом на столе, поджав под себя ноги, сидели вожаки оборотного племени. Варрейна с рук кормила мужа мясом; во все стороны летели ошметки фазана, попадая на дворянскую знать, а те изо всех сил пытались сохранить важный вид. Под ногами гостей бегали домовые, унося подпол хлебные крошки. Хозяин вод сидел в углу, высовывая из чаши лиловую пасть, и туда заливали заморские вина.

Пока князь говорил с Горным царем − Бребий завис над троном, то и дело проходя сквозь дергающегося Дарна, − шепчуньи устроили пляски. Они кружились по залу маленькими дымчатыми вихрями. Силой увлекали за собой пузатых купцов, и те плясали, напугано гадая, как же им вырваться из холодных коготков царевн горного народа.

Видя это, Логи с улюлюканьем кидал в сторону танцующих птичьи кости. А потом вдруг подхватил Варрейну на руки, принялся скакать по столу, высоко задирая ноги. Мимо моей головы со свистом пролетела расписная тарелка. Готов поспорить, жутко дорогая.

– Мерун, защити от злых мыслей и козней врагов моих, – прошептал Лучезар.

Было как-то даже жалко княжича. Он сидел не жив, не мертв. Его посадили между сверстниками из знатных семей, надеясь успокоить; но те в большинстве своем уже успели опьянеть и заснуть.

В какой-то момент суматоху пытался приостановить Гнут Налесов, брат покойного узурпатора. Я смог опознать его только по семейному знаку, вышитому на груди. Аист из золотых нитей на черном бархате. Лиса на ухо поведала, что поскольку Гнут бездетен, а мать его была из простых поломоек, после раздела Славии ему досталось место опекуна младшего из детей брата − Милована.

Трое будущих князей осиротели спустя месяц после гибели царской четы. Точно пес, их отец последовал в могилу за преданным и убитым хозяином. И тогда именно Борислав решил сделать так, как было теперь: три княжества из единого царства.

Какую же ненависть, должно быть, испытывал этот Гнут к человеку, отправившему его на край света следить за пятилетним мальчишкой, обладающим небывалой властью!

Брат покойного выглядел хорошо для своих лет. Черные волосы без намека на седину были гладко зачесаны на шею, остроносое лицо горело лихорадочным румянцем.

За талию он аккуратно придерживал загадочную особу, облаченную в традиционный наряд Поливны − широкую рубашку поверх пышных штанов-шароваров. Голову незнакомки покрывала полупрозрачная вуаль. Только поблескивали в свете свечей глаза и белые зубки.

− Мой князь сожалеет о болезни и о том, что не может присутствовать на этом дивном вечере, − начал Гнут. − Желая искупить хотя бы малую долю своей вины, он передает твоему сыну запоздалый подарок на день рождения.

Говорить ему приходилось на повышенных тонах, так как речь Гнута почти никто не слушал. Все предпочитали сосредоточить внимание на вине и плясках нежити.

− И где же он, ваш подарок? − громко осведомился Дарн, размахивая кубком. − Свой я прекрасно вижу, а вот куда ты твой запрятал? Уж не в штаны ли этой мужественной сударыни? − Он залился счастливым пьяным смехом. Ему вторил рыбий народ.

Гнут кисло улыбнулся уголками губ.

− О нет. Сама сударыня является подарком. Ларминка обучена служить княжичу верой и правдой. До конца своей жизни, − и подал знак спутнице. Она медленно отбросила дымчатую кисею, показывая лицо.

Гомон оборвался, точно его отрезали ножом.

Девушка была прекрасна. Нет, не так, − я не смог бы выразить ее красоту словами. Казалось, она целиком была свита из лунных лучей и темных желаний. Даже молчаливые виллы оживились на своих местах, желая разглядеть получше этот образчик чистейшей ночной красоты.

Непроницаемо-черные глаза равнодушно скользнули по собравшимся и задержались на мне. Всего миг я лицезрел совершенное лицо с тенью удивления на нем. Затем она смиренно опустила пышные ресницы, кланяясь гостям.

И Лучезар, бедный наш княжич, забывший сам себя от немого восторга, пропал. Раз и навсегда.

Откашлявшись, Борислав поблагодарил своего дядю, тихо спрашивая у приближенных, уместно ли в наш просвещенный век принимать в дар живую женщину. Те не могли ответить ничего внятного.

Мужская половина зала неотрывно следила за юной красавицей, пока та убирала смоляные завитки волос под ткань. Княжич порывался вскочить, и лишь мы его останавливали от этой дурной затеи…

Все было слишком хорошо. Слишком ладно. Это и стало нашей главной ошибкой.

Нельзя верить порядку.

Пирующие просмотрели тот момент, когда внутрь неспешно вошел человек. Следом вползло сгорбленное нечто, кутавшееся в грязное тряпье.

Первыми их появление заметил я и… новая служанка княжича. Пламя многочисленных свечей дрогнуло, точно запаниковало.

Это был пожилой мужчина, похожий на обнищавшего писаря. Он шел, сжимая в руках выцветшую котомку, на лямках которой угадывались вшитые человечьи зубы. Подволакивая ногу, прошел через весь зал мимо застывших шепчуний и мелкой нежити. Существо в рванье послушно следовало за ним.

К моей руке внезапно приложили раскаленную иглу. Перстень жег руку, и это не было частью галлюцинации. Губами я прошептал своим товарищам только одно: «Мы в беде».

Глава шестнадцатая

Ты всегда получаешь свое.

Жестокий.

Тебя мы ненавидим,

Но мы ничтожны

Обрывки надписи на полу лиственной купели

Почему-то никто не осмеливался спросить, как он сюда попал. Княжеская стража должна была оцепить дворец, не пуская никого внутрь. Если только он не спрятался где-нибудь в тайной комнате задолго до начала праздника.

А ведь