Пусть поднимется ветер (ЛП) - Шеннон Мессенджер

Я должна быть холодной.

Спокойной.

Оцепенелой.

— Я чувствую, что Силы Бури приближаются, — говорит мать, заставляя внутренности завязаться в узел. — Они должны приземлиться через несколько минут.

Быстрее, чем я ожидала.

Я отправила экстренный зов меньше часа назад.

Они, должно быть, ускорили свой полет силой боли.

Во рту становится кисло от таких мыслей.

— А что насчет Райдена? — спрашиваю я.

— Он знает, как скрыться от моих чувств. Но я ощущаю достаточно турбулентности, чтобы сказать, что он в пути. Я не могу предположить его точную траекторию, но подозреваю, что у нас есть время. Он будет ждать, чтобы мы заняли свои места, и ему подготовили воздух. Тогда он покажется.

— Спасибо за отчет.

Я предполагаю, что она уйдет. Но после нескольких секунд мать говорит мне:

— Ты должна готовиться с другими.

— Я готовлюсь.

— Нет, ты сохнешь по мальчику.

Моя рука напрягается на ветрорезе, но я закрываю глаза, отказываясь позволять ей травить меня.

Она похожа на москита… если ты не можешь прихлопнуть ее, единственный выбор состоит в том, чтобы позволить ей насытиться кровью и улететь.

— На случай, если ты беспокоишься, — шепчет она, — я не злюсь на тебя за то, что ты сделала мне больно.

— Я не беспокоюсь.

Я слышу ее вздох:

— Так вот как теперь? Мы даже не можем поговорить друг с другом?

— А мы когда-нибудь разговаривали?

Все, что я помню, это годы, когда она позволяла мне нести вину за смерть моего отца… годы, когда я потела в пустыне под солнцем, живя в полуразрушенной лачуге, потому что мне были не рады в ее доме.

Она снова вздыхает:

— Я никогда не понимала, что быть матерью так трудно.

— Да, должно быть для тебя так ужасно думать о ком-то помимо себя. И теперь ты сидишь и ждешь сочувствия…

— Я не жду сочувствия, — прерывает она. — Я надеюсь на понимание. Знаю, я не была хорошей матерью…

Мне приходится рассмеяться над этим.

— … но это не значит, что какой-то моей части не жаль, что я таковой не была, — заканчивает она. — Я действительно время от времени пробовала, хотя хорошо знаю о своих недостатках. Неужели нельзя признаться, что я не была готова?

— Да, — отвечает Вейн, и каждый нерв моего тела трепещет.

Я могу сказать, что он стоит надо мной, но когда я вынуждаю себя поднять голову, все, что я вижу, ореол слепящих светлых волн, стоящих рядом с его тенью.

— Я не пытаюсь защититься, — говорит моя мать. — Я пытаюсь извиниться.

— Ну, отстойно получается, — говорит ей Вейн.

Я чувствую, что улыбаюсь. Но улыбка вянет, когда я собираюсь и поворачиваюсь к матери. Веснушки украшают ее лицо, и я понимаю, что это засохшая кровь.

Я пытаюсь почувствовать себя виноватой… но все, что я ощущаю, это усталость.

— Ничто, что ты говоришь, никогда не изменит тот факт, что Гас мертв из-за капкана, который ты на нас поставила. — Я стряхиваю траву с ног и поднимаюсь, чтобы уйти.

— Тогда как насчет объяснений? — кричит мать мне вслед.

Я не могу представить никакое объяснение, которое могло бы заставить меня понять ее.

Но я останавливаюсь.

— Сделай это быстро, — говорит ей Вейн. — К нам со всех сторон идут войска. И я не уверен, что кто-нибудь из них на нашей стороне. Силы Бури были не очень рады, когда мы уходили.

Моя мать кивает и протягивает не пострадавшую руку, позволяя бризу послать мурашки по ее коже:

— Я пыталась защитить твоего отца… или то малое, что от него осталось. Буреносец Райдена уничтожил его форму и украл его последнее дыхание. Но его песни живы. Конечно, ты заметила. Они посещают тебя, намного чаще, чем когда-либо посещали меня.

Ледяной холод накрывает меня:

— Восточный?

Моя мать кивает и смотрит на небо, где среди облаков плывет стая птиц:

— Я не знаю, как это объяснить. Но я чувствую, что это он… какое-то крошечное мерцание его прежней сущности. И Райден угрожал разрушить его. Одной спутанной командой он мог превратить последний шепот твоего отца в один из его бессмысленных рабов. Я не могла даже это представить. Таким образом, я согласился позвать тебя. Я знала, что ты сильная и могла справиться с ним. И я наполовину ожидала, чтобы ты меня проигнорируешь. Если честно, надеялась на это.

Вейн двигается, вероятно, вспоминая, что это он убедил меня идти туда.

Но Гас тоже поддержал его идею.

— Что ты ожидаешь от меня услышать? — спрашиваю я. — Что все вдруг прощено?

— Нет, — говорит мать. — Но я надеюсь, что, по крайней мере, извлечешь из этого уроки. Райден — мастер невозможных выборов. И прежде чем все это закончится, я не сомневаюсь, что ты будешь вынуждена сделать один такой. Это всегда была его стратегия, так что даже его потери можно назвать победами.

Я думаю о том, что произошло с Гасом и о цене моего спасения.

На самом деле это не был сознательный выбор, но я все еще платила за него цену.

Это всегда больше, чем просто битва с Райденом.

Это игра умов.

— Так, какие у него слабые места? — спрашиваю я ее. — Ты?

Ее улыбка печальна:

— Даже мое тщеславие не позволяет мне думать, что он все еще беспокоиться обо мне.

— Но так было однажды, верно? — давит Вейн. — Об этом говорила Одри, называя тебя его королевой?

— Да. Хотя я едва знала, что у него были такие великие стремления. Когда мы с Райденом были вместе, он был просто очаровательным опекуном, поднимающимся по карьерной лестнице в Силах Бурь, а я была печально известной красавицей, флиртующей всю свою жизнь, пытаясь найти наилучший вариант. Было что-то притягивающее в нем, и какое-то время я думала… возможно?

— Так почему ты отвергла его? — спрашивает Солана. — Ты поняла, что у него была темная сторона?

— Хотела бы я обладать такой мудростью и предвидением. Но мои мотивы были гораздо более эгоистичными.

Вейн фыркает:

— Большой сюрприз.

— Что это означает? — спрашиваю ее я.

— Это означает… я поняла, что Райдену я была нужна так же, как и он мне. Он был сломан… и не спрашивай меня о конкретике. Он никогда не говорил об этом, и я никогда не интересовалась. Я хотела, чтобы меня кто-нибудь приютил, чтобы кто-нибудь подставил мне плечо. А не кого-то, кого нужно было исправлять. Так что я оставалась с ним, пока не нашла более выгодное предложение, и оставила его ради твоего отца. Я знала, что выбрала лучшего мужа, но не поняла бардак, от которого бегала несколько лет спустя.

Я не могу решить, что чувствовать от ее сарказма, кроме того, что тону в иронии, так как непостоянный эгоизм моей матери привел ее к более безопасному пути.