Исчезающие Девушки - Лорен Оливер

- Я боюсь, - решаюсь сказать я. - Иногда я чувствую себя сумасшедшей.

- Мы все иногда немного сумасшедшие. - Паркер находит мою руку и переплетает наши пальцы. - Помнишь, когда мои родители развелись, я отказывался спать в течение всего лета?

Ничего не могу с собой поделать, смеюсь и плачу, вспоминая тощего Паркера и его серьезное лицо. Вспоминаю как мы набивались в его синюю палатку и ели «Поп-тартс» прямо из коробки, и Дара слизывала языком оставшиеся крошки. Я смахнула слезы тыльной стороной руки, но это не помогло, они продолжали течь, обжигая мне щёки и шею.

- Я скучаю по ней. Я скучаю по ней так сильно.

- Знаю, - мягко говорит Паркер, слегка сжав мою руку. - Я тоже скучаю по ней.

Мы долго сидим так, бок о бок, взявшись за руки. А сверчки нарушают тишину своим стрекотанием, повинуясь древнему закону, который заставляет уходить солнце и всходить луну, который тянет осень до зимы, а потом выталкивает весну. Всё подчиняется закону замкнутости и нового начала.

27 Сентября

- О, мой Бог, - Эйвери, дочь Шерил и моя возможно-скоро- сводная сестра, качает головой. - Я не могу поверить, что ты работала здесь все лето. Я должна работать в страховой компнии отца. Можешь представить?

Она изображает прикладывание телефона к уху.

- Здравствуйте и спасибо за звонок в «Шредер и Калис». Мне приходится говорить это порядка сорока раз за день. Дерьмо! А это бассейн с волной?

Когда я сказала Эйвери, что собираюсь провести день, помогая закрывать «ФанЛэнд», я полагала, что она захочет перенести наше уговоренное девчачье времяпрепровождение. На удивление, она вызвалась помочь. Конечно, её версия помощи до сих пор предполагала раскинуться на шезлонге и изредка перемещаться для лучшего загара, обеспечивая при этом поток случайных вопросов: «Как ты думаешь, так много одноногих пиратов из-за акул? Или это, типа, недоедание?». И замечаний, которые варьируются от абсурдных: «Я на самом деле думаю, что фиолетовый - более морской цвет, чем красный», до причудливо проницательных: «Ты когда-нибудь замечала, что по-настоящему счастливые пары не испытывают необходимости, чтобы, к примеру, все время висеть друг на друге?».

Странно, при этом её компания все же не была мне совсем неприятна. Было что-то успокаивающее в нескончаемом ритме её разговора и в том, как она выбирала тему равно важную или абсолютно тривиальную; и я никогда не знала, какая тема будет следующей. Её комментарий ранее этим летом, когда выяснилось, что я лежала в психиатрическом отделении: «О Боже! Если когда-нибудь снимут фильм о твоей жизни, я точно хочу в нем сниматься». Она как эмоциональный эквивалент газонокосилки, превращала все в контролируемые одинаковые куски.

- Как ты себя чувствуешь, Ники?

Паркер, который помогает разбирать тенты в одном из павильонов, прикладывает руки рупором ко рту, чтобы крикнуть мне это через парк. Я поднимаю вверх большой палец, а он машет, широко улыбаясь.

- Он такой милый, - говорит Эйвери, спуская очки на нос, чтобы лучше рассмотреть его. - Ты уверена, что он не твой парень?

- Абсолютно, - отвечаю я в сотый раз с того момента, как Паркер высадил нас.

Но даже сама мысль заставляет меня чувствовать тепло и радость, словно я глотнула действительно хорошего горячего шоколада.

- Мы просто друзья. Я имею в виду, лучшие друзья. Ладно, бывшие.

Я тяжело вздыхаю. Эйвери смотрит на меня, подняв брови.

- Я не уверена, кто мы сейчас друг другу. Но... это хорошо.

У нас есть время. Это то, что сказал мне Паркер в последнюю ночь перед тем, как я вернулась домой, взяв мое лицо руками и слегка поцеловав в губы только один раз. У нас есть время, чтобы все обдумать.

- Ага. - Эйвери секунду оценивающе смотрит на меня. - Знаешь, что?

- Что? - Откликаюсь я.

- Ты должна разрешить мне сделать тебе прическу.

Она говорит это так твердо и непреклонно, словно это решение всех мировых проблем. Именно так Дара сказала бы это. И я не могу сдержать смеха. Затем быстро чувствую сильную боль, темный колодец чувств там, где должна быть и всегда была Дара. Смогу ли я когда-нибудь думать о ней без боли?

- Может быть, - отвечаю Эйвери. - Конечно, это было бы здорово.

- Отлично. - Она поднимается с шезлонга на манер оригами. - Я собираюсь за содовой. Ты чего-нибудь хочешь?

- Я в порядке.

В любом случае, я здесь практически закончила. Последние полчаса я расставляла стулья вокруг бассейна с волнами. Медленно «ФанЛэнд» саморазрушался, или отступал, словно животное, впадающее в спячку. Вывески и навесы сняли, стулья увезли на хранение, трибуны закрыли, а на карусели повесили висячие замки. Все это останется нетронутым до мая, когда в очередной раз животное проснется, сбросит зимнюю шкуру, заиграет новыми красками и звуками.

- Нужна помощь?

Я поворачиваюсь и вижу Элис, шагающую по дорожке ко мне с ведром грязной воды, в которой медленно крутится губка. Она, наверное, оттирала карусель в ручную, так как сама настаивала на этом. Её волосы заплетены в фирменные косички, а рваная футболка («Хорошие вещи приходят к тем, кто мошенничает»), и видимые татуировки делают её похожей на гангстерскую версию Пеппи Длинный Чулок.

- Я закончила, - отвечаю, но она все равно ставит ведро рядом со мной, легко складывает стулья, как в Тетрисе.

Я видела ее только один раз с тех пор, как вернулась из больницы, и только издалека. Минуту мы работаем в тишине. Внезапно у меня пересыхает во рту. Я отчаянно пытаюсь что-то сказать, дать ей какое-то объяснение или даже извинится, но не могу вымолвить ни слова. Потом она резко говорит.

- Ты слышала хорошие новости? Уилкокс в конце концов одобрил новую униформу на следующее лето.

И я расслабляюсь, знаю, что она не будет ни о чем меня спрашивать, и она также не считает меня сумасшедшей.

- Ты ведь придешь следующим летом, не так ли? - Спрашивает она с тяжелым взглядом.

- Не знаю, - отвечаю я. - Не думала об этом.

Странно думать, что будет еще и следующее лето, что время движется и несет меня с собой. И в первый раз практически за месяц, чувствую легчайшую вспышку волнения, ощущения движения и того, что хорошие вещи происходят, хотя я и не могу пока их видеть, словно пытаюсь поймать конец разноцветного серпантина, вьющегося вне зоны моей досягаемости.

Элис неодобрительно фыркает, словно не может до конца поверить, что все остальные не оценили новость и распланировали ближайшие сорок лет, составив подробное расписание.

- Мы также собираемся запустить «Врата», - продолжает она, с ворчанием ставя на место последний стул. - И знаешь что? Я буду первой, кто прокатится на этом малыше.

- Почему это тебя так волнует? - Выпаливаю я, прежде чем могу остановиться. - «ФанЛэнд» и катание и... все это. И имею в виду, почему ты так это любишь?

Элис смотрит на меня, а я краснею; теперь я поняла, как грубо это должно быть прозвучало. Через мгновение она поворачивается, прикладывает руку козырьком к глазам от солнца.

- Видишь? - спрашивает она, указывая на ряды теперь закрытых игровых киосков и закусочных, мы называем их «Зеленой улицей», из-за количества оставляемых там денег. - Что ты там видишь?

- Что ты имеешь в виду? - Спрашиваю в ответ.

- Что ты там видишь? - Нетерпеливо повторяет она.

Я знаю, что это вопрос с подвохом. Но отвечаю.

- «Зеленая улица».

- «Зеленая улица», - повторяет она так, словно никогда не слышала этого названия. - Ты знаешь, что видят люди, когда приходят на «Зеленую улицу»?

Я качаю головой. Знаю, что она на деле вовсе не ждет ответа на свой вопрос.

- Они видят призы. Видят удачу. Они видят возможность победить. - Она поворачивается в другом направлении, указывая на огромное изображение Пирата Пита, приветствующего посетителей «ФанЛэнд». - А там? Что там?

В этот раз она ждет моего ответа.

- Пират Пит, - медленно отвечаю я.

Она хохочет, словно я сказала что-то смешное.

- Неправильно. Это знак. Это дерево, гипс и краска. Но ты не замечаешь этого, и люди, которые сюда приходят, тоже этого не замечают. Они видят большого старого пирата, также как они видят призы и шанс выиграть что-нибудь на «Зеленой улице», также как они видят тебя в том ужасном костюме русалки, и на три с половиной минуты позволяют себе поверить, что ты на самом деле чертова русалка. Все это, - она поворачивается кругом широко разведя руки, словно пытаясь обнять весь парк, - всего лишь механика. Наука и инженерия. Гайки, болты и шестерни. И ты это знаешь, и я это знаю и все люди, которые приходят сюда каждый божий день тоже знают это. Но ненадолго они забывают об этом. Они верят. Что призраки на «Корабле с привидениями» реальны. Что любую проблему можно решить тортом «Муравейник» и песней. Что это, - она поворачивается и указывает на высокую металлическую конструкцию «Врат», вытянувшуюся как рука к облакам, - Может действительно быть воротами в рай.