Исчезающие Девушки - Лорен Оливер

Даже звук его имени отдается знакомой болью в груди. Я до сих пор задаюсь вопросом, забыл ли он меня, забыл ли нас – девочку, которая умерла; девочку, которая сошла с ума. Пустил ли нас через сито новых воспоминаний, новых девушек, новых поцелуев, как гущу осевшую на дне реки.

– Он в Нью-Йорке.

- А вот и нет.

Она теперь складывает продукты из холодильника на пол: морковь, соевое молоко, тофу, вегетарианский сыр.

– Этим утром я видела его мать в продуктовом магазине. Милая женщина. С очень спокойной и светлой энергетикой. В любом случае, она сказала мне, что он дома. Где этот имбирь? Уверена, что я покупала…

На долю секунды я слишком поражена новостями, чтобы говорить.

- Он дома? – Тупо повторяю я. – Что ты хочешь этим сказать?

Она бросает на меня быстрый понимающий взгляд поверх плеча, прежде чем вернуться к своим поискам.

- Не знаю. Я подумала, что он вернулся на выходные. Может, соскучился по дому.

Соскучился по дому. Боль в груди, пустота, созданная Дарой, увеличилась, обострилась после отъезда Паркера. Это тоже своего рода тоска по дому. Тут я осознаю, когда-то Паркер был мне подобно дому. Год назад, он бы даже не вернулся домой, не сказав мне. Но опять же, год назад он не знал, что я сошла с ума. Но я еще не совсем свихнулась.

- А, вот они где! Спрятались за апельсиновым соком, - тетя Джеки выпрямляется, махая имбирем. – Как насчет смузи?

- Может позже, - мое горло настолько сжимается, что через него не прошел бы даже глоток воды.

Паркер меньше чем в пяти минутах от меня – в двух минутах, если вместо того чтобы идти по длинному пути срезать путь через деревья. Но в тоже время он еще дальше от меня, чем когда-либо. Мы целовались прошлым летом. Он поцеловал меня. Но мои воспоминания того времени искажены, как кадры из старого фильма. Мне кажется, будто это произошло с кем-то другим.

Тетя Джеки, прищурившись, наблюдает за мной.

- Ты себя хорошо чувствуешь?

- Отлично, - отвечаю я, выдавив из себя улыбку. – Просто немного устала. Я, наверное, прилягу.

Она смотрит на меня так, будто не совсем мне верит. Но, к счастью, не настаивает ни на чем.

- Я буду здесь, - говорит она.

Поднимаюсь наверх, направляясь в комнату Дары. Или туда, что раньше было комнатой Дары, а теперь превратилось в гостевую: чистую и безликую, безобидно декорированную репродукциями Моне в рамках на стенах цвета яичной скорлупы. Комната кажется большой, чем когда-либо была, потому что освобождена от всех вещей Дары и потому что Дара сама была чем-то большим, живым и явным. Всё крутилось вокруг неё. И все же за несколько часов нам удалось полностью стереть её. Все её вещи: купленные, подаренные или отобранные, её вкусы и предпочтения, все случайные мелочи, накопленные годами, - всё было рассортировано, выброшено или упаковано меньше чем за день. Как легко нас стереть.

В воздухе витает запах шалфея. Я открыла окно шире, вдохнула свежего воздуха, пахнувшего летом, медленно превращающимся в осень, - траву измельчили, зеленые и синие краски выцвели на солнце, приобретя янтарные оттенки. Стоя там и прислушиваясь к шуму ветра среди увядших листьев в кустах роз, я замечаю всполох яркого цвета на нижних ветках дуба, словно красный воздушный шарик ребенка запутался там.

Красный. Моё сердце подпрыгивает к горлу. Не шарик, это кусок ткани, привязанный к ветке. Флаг.

Первое, о чём я подумала, что ошибаюсь. Это совпадение, обман зрения, какой-нибудь кусок мусора занесло в ветки. Тем не менее, я несусь вниз, не обращая внимания на тетку, которая кричит: «Я думала, ты прилегла вздремнуть». Распахиваю входную дверь. Я на полпути к дубу, когда понимаю, что даже не остановилась обуться; земля холодная и мокрая под моими носками. Когда добегаю до дуба и вижу футболку из «ФанЛэнд», покачивающуюся, как маятник на ветру, начинаю громко смеяться. Этот звук удивляет меня. И до меня доходит. Сколько времени прошло - может быть, недели - с тех пор, как я смеялась. Тетя Джеки права. Паркер дома.

Он открывает дверь прежде, чем я успеваю постучать, и хотя прошло уже почти два месяца с тех пор, как мы виделись, я отскакиваю назад, внезапно начав смущаться. Он выглядит каким-то другим, и хотя он одет в одну из своих обычных занудных футболок («Занимайтесь любовью, а не крестражами»[21]) и потертые джинсы, на которых до сих пор остались следы чернил с тех пор, как ему в старших классах надоела математика и он начал рисовать.

- Ты смухлевала, - первое, что он сказал.

- Я уже стара для того, чтобы лазить через забор, - отвечаю я.

- Понятно. В любом случае, я больше чем уверен, что форт забит старой садовой мебелью. Стулья устроили крупное наступление.

Повисло молчание. Паркер вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь, но между нами всё равно оставалось несколько шагов, и я могла ощутить каждый из них. Я заправила волосы за уши, чувствуя, что через секунду воображаемые шрамы покроют мои пальцы.

Вина, как ни в чем не бывало, сказал мне доктор Личми. На каком-то уровне ты веришь в то, что пострадала во время аварии. Вина - сильная эмоция. Это заставляет тебя видеть вещи, которых нет.

- Так ты дома, - сказала я глупость после того, как тишина продлилась слишком долго.

- Только на выходные.

Он попытался присесть на старые качели на крыльце, которые затрещали под его весом. После секундного колебания Паркер похлопал по подушке около себя.

- У моего отчима День рождения. Кроме того, Уилкокс звонил и просил меня помочь с закрытием сезона. Он даже предложил мне вернуться.

Завтра «ФанЛэнд» закрывает сезон. Я не была в парке, кроме того раза с Сарой и Мэдди Сноу. Еле смогла выдержать, когда каждый начал приветствовать меня со страхом или с мягкой почтительностью, словно я древний артефакт, который может сломаться при неправильном обращении. Даже Принцесса была мила со мной. Мистер Уилкокс оставил мне несколько сообщений, спрашивая, смогла бы я помочь завтра, а потом отметить окончание сезона вечеринкой с пиццей. А я до сих пор не ответила.

Паркер отталкивался ногами, чтобы покачать нас на качелях. Каждый раз, как он сдвигался, наши колени сталкивались.

- Как поживаешь? - Спросил он; его голос стал тише.

Я спрятала руки в рукава. Он пах точно также как всегда. Одна половина меня хотела прислониться головой к его плечу, а вторая половина хотела сбежать.

- Хорошо, - сказала я. - Лучше.

- Отлично. - Он смотрит в сторону; солнце начало заходить, пропуская золотые лучи через деревья. - Я волновался за тебя.

- Ага, ну, я в порядке, - отвечаю слишком громко.

Волнение, нет, не то. Волнение - это то, что говорят родители и психиатр. Волнение - вот почему я не хотела видеть Паркера до того, как он уехал в Нью-Йорк, и вот почему я не ответила ни на одно его сообщение, которые он отправлял мне, когда добрался до колледжа. Но Паркер выглядел таким обиженным, что я добавила.

- Как Нью-Йорк?

Он думал в течение минуты.

- Громкий, - ответил он, а я ничего не могла с собой поделать и рассмеялась. - И, безусловно, там есть крысы, хотя до сих пор ни одна не напала на меня. - Он сделал паузу. - Даре бы там понравилось.

Имя падает между нами, как рука, закрывающая солнце. Я ощущаю холод. Паркер распускает немного денима из дырки на коленке.

- Слушай, - осторожно говорит он. - Я давно хотел поговорить с тобой о том, что случилось этим летом. - Он прочистил горло. - Что случилось между...- Он водит пальцем между нами.

- Хорошо. - Теперь жалею, что пришла к нему; каждую секунду ожидаю услышать от него слова «это была ошибка, мы просто друзья».

- Я волнуюсь за тебя, Ники. Ты..? - Он колеблется; его голос такой тихий, что мне приходиться наклониться, чтобы расслышать его. - Я имею в виду, ты помнишь?

- Большую часть, - осторожно отвечаю я. - Но некоторые из тех ощущений...не совсем реальны.

Далее следует еще один миг тишины. Паркер смотрит на меня, и я болезненно осознаю, насколько близко мы находимся. Так близко, что я могу разглядеть нечёткий треугольный шрам, оставшийся после того, как он получил в нос локтём во время игры в Ultimate. Так близко, что я могу разглядеть щетину на его лице. Так близко, что я могу видеть спутавшиеся реснички.

- А что насчет поцелуя? - Говорит он хриплым голосом, будто долго не разговаривал. - Это было настоящее?

Внезапно я пугаюсь. Я в ужасе от того, что последует или не последует.

- Паркер, - начинаю говорить я.

Но я не могу закончить. Я хочу сказать, что я не могу. Хочу сказать, что мне хочется этого, очень сильно.

- Я о том, что сказал летом, - перебивает он, прежде чем я смогла сказать хоть что-то. - Думаю, я всегда был влюблен в тебя, Ники.

Смотрю вниз, наворачивающиеся слезы переполняют меня, не уверена, что чувствую – радость, вину или облегчение после всего этого.