Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

1) Послание говорит о домирном предсуществовании Христа и о Божественной творческой деятельности Его. Он — Господь вселенной, Которому от сложения мира сказал Бог: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (5.5). Иисус Христос — не сын человеческий, но Сын Божий (12.10; 7.9). Он явился во плоти, так как люди не могли бы остаться живыми, взирая на Него, когда и те, которые смотрят на солнце — дело рук Его, имеющее некогда уничтожиться, — не могут прямо смотреть на его лучи (5.10). Он придет как Судия, в Божественном всемогуществе, упразднит время беззакония, совершит суд над нечестивыми, изменит солнце, звезды и луну (15.5).

2) Цель пришествия Иисуса Христа на землю двоякая: исполнить меру грехов иудеев и искупить нас. Это искупление (λύτρωσις: 14.6[194]) Он совершает, предавая плоть Свою на разрушение, принося Себя в жертву (προσφέραν θυσίαν), окропляя нас Своей кровью (5.1; 7.3-5). Плоды пришествия Христа — отпущение грехов и освящение, духовное воссоздание, разрушение смерти; Он показал воскресение из мертвых и сделал нас народом новым, народом святым, наследником обетований, которых лишился Израиль (5.1, 6-7; 7.2; Iß; 14.4-6; 4.7-8)[195].

3) В обладание благами искупления мы вступаем посредством крещения, которое дает нам отпущение грехов. «Мы сходим в воду, будучи преисполненными грехов и нечистоты, а восходим из нее, неся плод: в сердце — страх (Божий) и в духе — надежду на Иисуса» (11.11). Обиталище сердца нашего делается святым храмом для Господа, духовным храмом, воссозданным Богом вместо разрушенного ветхозаветного храма. О сущности этого нового нашего состояния и о средствах, какими оно совершается, автор послания говорит следующее: «Прежде чем мы уверовали Богу, обиталище сердца нашего было тленно и немощно... Оно было домом, исполненным идолопоклонства, домом демонов, так как мы делали все, что было противно Богу». Воссоздание духовного храма в нас совершилось так: «Получив оставление грехов и возложив надежду на имя Господа, мы соделались новыми, снова в начале созданными. Поэтому теперь в обиталище нашем действительно Бог обитает в нас. Каким образом? Его слово веры, Его призвание обетования, мудрость Его оправданий, заповеди Его нравоучения, Его дар пророчества[196] — (все это) в нас составляет Его пребывание в нас, и несмотря на то, что мы порабощены смерти, Он, отверзая двери нашего храма, т. е. наши уста, путем дарованного нам от Него покаяния вводит нас в храм бессмертия» (16.7—9).

4) Основным актом в принятии благодати является вера; но вера всегда соединяется с надеждой: вера и надежда — только две различные стороны одного и того же внутреннего обладания. Кто по вере во Христа через крещение получил отпущение грехов и достиг обновляющего обитания Бога, тот может исполнить «новый закон Господа нашего Иисуса Христа без ига принуждения» (2.6: ανζυ ζυγου ανάγκης). Тем не менее, автор послания совершенно далек от мысли умалять значение добрых дел для спасения: вторая часть послания, излагающая пути света и тьмы, ясно говорит, какое значение он придает деятельности христианина, согласной с волей Божией, — сущность наставлений его в этом отношении может быть выражена следующими словами самого автора: «Руками своими трудись в искупление грехов своих» (19.10). Кто исполнит заповеди Господа, тот будет прославлен в Царстве Божием; кто удалится от них — тот погибнет со своими делами (21.1). Одни наследуют жизнь вечную, другие наказаны будут вечной смертью (8.5; 20.1). Изложение нравственных предписаний составляет новый род того совершенного ведения, которое автор считает необходимым сообщить читателям его послания.

Мысль о суде — один из главных мотивов доброй жизни, на который указывает автор послания. На конец мира он смотрит как на факт ближайшего будущего (4.3; 21.3; 7.7[—10]). В 15.4-9 он дает интересные вычисления. Шесть дней творения представляют шесть тысяч лет, Так как у Господа день равняется тысяче лет. Существование мира продолжится шесть тысяч лет; в седьмой день, т. е. в начале седьмой тысячи лет, явится Сын Божий; Он разрушит время беззакония и осудит грешников. Тогда наступит покой. Все через Господа станет новым, и праведники освятят седьмое тысячелетие со Христом. Но эта суббота будет только приготовлением к восьмому дню, которым начнется новый мир. «Поэтому мы и проводим в радости восьмой день, в который Иисус воскрес из мертвых, и после того, как йвился, вознесся на небо» (cap. 15).

Вопрос об авторе послания[197]

Послание не указывает имени своего автора и не заключает в себе никаких руководящих нитей, по которым можно было бы определить его. В истории же оно является с именем ап. Варнавы, которому, очевидно, усвоено по преданию. Так как подробности содержания послания представляют такие особенности, которые по-видимому являются непреодолимым препятствием к признанию его произведением известного из книги Деяний апостольских сотрудника ап. Павла, то вопрос о действительном авторе его с XVII в., когда началась научная разработка послания, и почти до последних дней служит предметом разногласия между исследователями его: одни признавали его произведением ап. Варнавы, другие высказывали сомнение или решительно отвергали принадлежность его столь известному мужу апостольского времени. В настоящее же время почти все западные исследователи (за весьма немногими исключениями) пришли к тому выводу, что вопрос об ап. Варнаве, спутнике ап. Павла, как авторе послания решен окончательно в отрицательном смысле и что послание должно признать ψ€υδ€ΐτίγραφον[198] [имеющим ложное надписание].

Чтобы получить беспристрастный и обоснованный ответ на вопрос об авторе послания, необходимо прежде всего исследовать, какую научную ценность имеет предание, признающее автором послания ап. Варнаву, а затем определить силу тех возражений, какие приводятся противниками подлинности послания.

Указания на послание Варнавы находили у Ермы, во «Втором послании Климента Римского», у Игнатия, Поликарпа и у гностиков; но они настолько неопределенны, что не могут доказать пользования посланием со стороны названных авторов. Больше оснований для такого утверждения относительно св. Иустина, который в некоторых местах своего «Разговора с Трифоном» как будто повторяет слова Послания Варнавы; однако и здесь заимствования из послания не бесспорны. Впрочем, подобные глухие ссылки, если бы они даже были доказаны, могут свидетельствовать только о времени происхождения памятника и степени его распространенности и авторитета, но не дают прямых указаний относительно автора его.

Первым вполне определенным свидетелем о послании является Климент Александрийский. В дошедших до нас произведениях он несколько раз приводит места из Послания Варнавы (Strom. II, 15.67; 18.84; 20.116; V, 8.51-52; 10.63; VI, 8.65), которого он называет «апостольским мужем» (о αποστολικός), «пророком», «апостолом» (о απόστολος Βαρνάβας). Что Климент действительно разумел Варнаву, о котором говорится в книге Деяний апостольских, это видно из тех мест, где он определенно указывает, что автор послания был Варнава, который проповедовал вместе с апостолом Павлом в служении языков (Strom. V, 10.63: καΐ Βαρνάβας о καΐ αυτός συγκηρύξας τω άποστόλω κατά την διακονίαν των έθνών τον λόγον). Еще яснее Климент в другом месте называет Варнаву «одним из 70-ти и сотрудником Павла» (Strom. И, 20.116: τον άποστδ λικόν Βαρνάβαν δ δ€ των έβδομήκοντα ήν και συν€ργός του Παύλου). Он с большим уважением и с особенной любовью относился к этому посланию, преимущественно за его аллегорический характер, и в своих Ύποτυπώσις, как сообщает Евсевий (Hist. eccl. VI, 14.1), комментировал послание наряду с новозаветными писаниями, хотя иногда и критиковал отдельные места его (Paedag. II, 10.83[-84]). Следовательно, несомненно, что Климент считал автором послания Варнаву, и именно того самого, который был сотрудником ап. Павла.

Подобное же положение в отношении к посланию занял и великий ученик Климента — Ориген. В переводе (Руфиновом) сочинения Оригена Шр1 άρχων автором послания определенно назван Варнава, причем посланию усвоен авторитет «божественного Писания» (Scriptum divina: III, 2.4, 7[199]). В сочинении «Против Цельса» (I, 63) Ориген называет его «соборным посланием Варнавы» (γέγραπται ev τη Βαρνάβα καθολική έπιστολη). Правда, Ориген не указывает точнее, кто был этот Варнава, автор послания; но на основании тесной связи его с Климентом можно заключать только одно, что имя Варнавы, употребленное без дальнейших пояснений, указывает на то же лицо, какое мыслил и Климент.

Таким образом, во время Климента и Оригена послание пользовалось в александрийской Церкви авторитетом, соединено было с новозаветным каноном (именно, с кафолическими посланиями Иуды и Иоанна), и писателем его признавали апостола Варнаву. По всему видно, что это усвоение послания ап. Варнаве основывалось на предании, идущем от древнейших свидетелей, бывших, может быть, свидетелями его происхождения.