Как убивали Сталина - Николай Добрюха

7 марта: «Не могу ни за что взяться и собраться с мыслями».

8 марта: «Как страшно тяжело на сердце».

9 марта: «Как страшно тяжело… Наш товарищ Сталин всегда будет вечно жить с нами».

То же самое слышала от Королева его дочь. Но вот что она не могла понять: «Отец глубоко переживал смерть Сталина. Так же, как многие другие, он не видел его вины в изломах собственной судьбы… И это писал и говорил человек, прошедший сталинские тюрьмы и лагеря, насильственно оторванный от любимой работы и семьи более чем на шесть долгих лет…»

Да! Королев был в числе жестоко репрессированных в 30-е годы. Однако, когда докапываешься до оснований его ареста, полностью осознаешь причины столь уважительного отношения Королева к Сталину. Это, если не закрывать глаза на все(!), что было…

Не успел 26-летний Королев в соответствии с умопомрачительной в его возрасте карьерой надеть генеральскую форму с двумя ромбиками в петлицах, как ему в начале января 1934 года преподнесли новогодний подарок: освободили от должности заместителя начальника РНИИ. По словам дочери, «приказ об освобождении и одновременной ликвидации своей должности отец впервые увидел на доске объявлений…»

К этому приказу приложили руки заведовавший научно-техническими делами ВСНХ СССР Н. И. Бухарин и М. Н. Тухачевский. По договоренности с ними не переносивший Королева начальник РНИИ И. Т. Клейменов сократил начинающего «организатора космических полетов» до «старшего инженера бригады Е. С. Щетинкова», чтобы не устраивал непримиримых выяснений отношений с руководством. Вдобавок ко всему 11 января 1934 года приказом по личному составу РККА Королева уволили с действительной военной службы в резерв. Но это было только начало самой черной полосы в его жизни, продлившейся около 10 лет.

…В те времена было в порядке вещей писать друг на друга жалобы и доносы. Это настолько вошло в «политическую моду», что, согласно выводам А. Н. Яковлева, председателя комиссии по реабилитации жертв незаконных репрессий, писали друг на друга почти все. Не обошла эта «болезнь» и молодого Королева. Вот слова из его жалобы Тухачевскому на начальника Клейменова от 29 мая 1934 года: «Клейменов не успокаивается и ставит вопрос перед командованием Управления РККА о моем исключении из рядов резерва РККА. Когда это не получается, он ставит вопрос о том, что он не может работать в одном учреждении со мною (хотя сейчас мы непосредственно по работе не связаны)…» То ли жалоба достигает цели, то ли все происходит согласно принципу «разделяй и властвуй», но Клейменов, оставшись начальником, на время успокоился (и даже дал Королеву рекомендацию в партию), а затем вообще «загремел» как «враг народа» и был расстрелян, успев, правда, перед расстрелом «разоблачить» Королева как своего сообщника.

Примером другого обращения является жалоба Королева от 19 апреля 1938 года на новое начальство института в Октябрьский райком партии: «Мне он (арестованный Клейменов, — НАД.) очень много сделал плохого, и я жалею, что взял у него рекомендацию… Встал вопрос вообще о возможности моей работы в институте. Директор института т. Слонимер дал мне срок до 1 мая 38 г., после чего он собирается уволить меня… Так продолжаться дальше не может: или же я действительно должен оставить институт в угоду Костикову… или обстановка д. б. изменена». На этот раз жалоба не прошла — райком вернул ее для разбирательства в институт фактически тем, на кого жаловался Королев. В чью пользу заканчиваются такие разбирательства — ясно без слов.

Положение Королева в институте становится угрожающим. А тут еще одна за одной неудачи. «Так, — по рассказу дочери, — 13 мая 1938 года при испытаниях двигательной установки ракеты произошел взрыв. Для выяснения причин аварии создали комиссию… 27 мая проводились испытания, предусматривавшие сброс макета ракеты с самолета. Экипаж из пяти человек, в том числе отец, оказался в аварийной ситуации. Все обошлось, но снова образовали комиссию, снова состоялся разбор причин с обвинениями конструктора — моего отца, нервы которого и так были на пределе. 29 мая отец проводил на стенде опыты с двигательной установкой, отремонтированной после взрыва ракеты. А. В. Палло говорил, что, проверяя в тот день вместе с механиками соединения трубопроводов, он не смог добиться необходимой герметичности и предложил отцу изменить конструкцию уплотнения, а до этого отказаться от испытаний. Отец очень рассердился и, сказав, что обойдется без помощников, ушел на стенд. Все случилось так, как и предвидел А. В. Палло: силой давления из соединения вырвало трубку, конец которой ударил отца по голове. Окровавленный, он, шатаясь, вышел во двор, прикрывая рану носовым платком, упал, потом поднялся… Вызвали «скорую помощь»… Отец получил сотрясение мозга, а в темено-височный области — ушибленную, но без повреждения кости, рану. Лишь по счастливой случайности остался жив… В больницу к нему приехал А. В. Палло. Отец сразу признал, что тот был прав, предупреждая его об опасности».

Короче, с Королевым едва не случилось то, что в конце того же 38 года произошло с Чкаловым, который, зная о недоделках в новом самолете, все-таки отправился в неконтролируемый испытательный полет и… разбился, чудом избежав падения на жилые дома. Из-за гибели Чкалова многие руководители надолго, а кое-кто и навсегда лишились свободы.

После всего происшедшего в мае 1938 года Королев, по воспоминаниям матери, хорошо представляя, что его ждет, сказал: «Ну вот, дорогие мои старики… Клейменов арестован, Лангемак арестован. Глушко арестован. Теперь очередь за мной!»

Так оно и вышло. Однако, если арестованные Клейменов и Лангемак, бесспорно, были людьми Тухачевского, действительно настроенного против Сталина, о чем в 2004 году сообщили «Известия», основываясь на воспоминаниях родных и близких Тухачевского, то Королев отчетливо осознавал, что его посадят прежде всего за ущерб, нанесенный им государственному карману скоропалительными испытаниями. Действительно, ничем другим, как азартом желания поскорее достичь нужных результатов, спешку Королева в этих дорогостоящих испытаниях не объяснить. Конечно, и Королев, по признанию его первой жены, обсуждал с коллегами у себя дома причины и правомерность объявления Тухачевского врагом народа. Но не за это, точнее, не столько за это, сколько за то, что он, Королев, угробил своими явно неподготовленными экспериментами огромные народные деньги, нависла над ним угроза ареста. Дорого стоившие обществу авантюрные ракетные испытания Королева, разумеется, в какой-то мере, можно оправдать тем, что в интересах дела молодой конструктор еще «страдал» мальчишеством, торопясь получить результат так же, как нетерпеливый подросток желает опробовать велосипед с неприкрученными до конца колесами. Вместе с тем Королев неоднократно включал в производственный план РНИИ то, чего делать не собирался, и предполагал использовать отпущенные под это деньги на другое дело, которое финансировать бы не стали. Эти «ходы» и «хитрости» и довели его до ареста, хотя такое «вредительство» Королева предпринималось им явно на благо общества, так сказать, с прицелом на будущее.

За что был осужден Королев? За дело и… не за дело. Не за дело… в том смысле, что сознательным вредителем, работавшим по заданию антисоветской организации, он, несомненно, не был. А за дело… в том смысле, что у него все время не хватало терпения дождаться хотя бы минимально необходимой обоснованной готовности испытаний, как это было, например, 29 мая 1938 года, когда он чудом не погиб сам и не погубил предупреждавших его о неготовности оборудования людей. У него тогда вошла уже в систему «российская болезнь» начинать опыты с существенными недоработками, полагаясь на авось. Забегая вперед, скажу, что после уроков тюрьмы и Колымы он не только во многом избавился от этой «болезни» сам, но и добивался, чтобы ею не «болели» другие, приговаривая: «Помните, братцы, мы тратим страшные деньги. После таких неудач ничего не стоит «пришить» нам политическое дело — сознательную экономическую диверсию. Я эти штуки знаю…» Говоря это, Королев не мог не помнить, как в заключении ученые других направлений вычитывали ему: «Вы со своими лунными проектами пускали деньги на ветер — вот нас и пересажали за ваши фокусы».

Впрочем, один из первых Героев Советского Союза Николай Петрович Каманин, работавший бок о бок с Сергеем Павловичем в последние годы его жизни, осенью 1964 года записал в своем дневнике: «Люди чувствуют: Королев зарывается и не хочет понять, что главная причина недостатков и промахов — в отсутствии твердого плана, в спешке и бессмысленном дерганье исполнителей». Выходит, в Королеве, тогда уже доказавшем свои силы в покорении космоса, при неудачах вновь начинал срабатывать тот самый рецидив, который довел его до тюрьмы в 38-м.