Альтернатива маршала Тухачевского (СИ) - Владислав Толстой

— Михаил Николаевич, а Вы ничего не слышали о динамореактивных пушках инженера Курчевского? — поинтересовался Кулик (в РеИ Кулик был сторонником принятия на вооружение ДРП Курчевского — В.Т.).

— Читал я докладные записки — поморщился Ленков — бред собачий, иначе ничего и не скажешь.

— Но он пишет, что делает пушки без отдачи — осторожно заметил Кулик.

— Так он и не врет — пожал плечами Тухачевский — только у него ведь пушки без замыкания казенной части, поэтому и нет отдачи. Посудите сами, Григорий Иванович — раз нет замкнутой казенной части, то на разгон снаряда тратится в несколько раз меньшая часть пороховых газов, чем в обычном орудии; раз так, то, или нужен в разы больший заряд пороха, чтобы разогнать снаряд до начальной скорости, как в трехдюймовке, или, если использовать снаряды трехдюймовок, дальнобойность будет в разы меньше. Да, еще — из-за того, что большая часть пороховых газов выходит с казенной части, его пушкам нельзя придавать даже небольшой угол возвышения, иначе отраженные от земли пороховые газы, поднятые ими куски земли, камни покалечат прислугу орудия. Вот и посудите сами — нужны Красной Армии такие орудия, которые при нормальной навеске пороха имеют такую малую дальнобойность и могут стрелять только прямой наводкой? А затраты на них будут все равно немалые — нужны нормальные стволы и выстрелы. А лишней стали, пороха, станко-часов у нас нет.

— Другой вопрос, что есть действительно интересные наработки по динамореактивным орудиям в комиссии профессора Беркалова — только это совсем другие схемы, чем у Курчевского, с легким стволом и так называемой "открытой трубой". Вот они, если удастся довести их до ума, позволят и правда получить легкое, мощное и довольно недорогое массовое оружие настильного огня во взводах и ротах.

— Вот только такая странность выходит — Курчевский не просто на всех углах криком кричит о своих негодных разработках, но и всячески поливает грязью тех, кто разрабатывает потенциально действительно полезные вещи.

— Да это вредительство натуральное выходит! — рявкнул прямолинейный Буденный.

— Может, вредительство — а, возможно, просто дурь человеческая — задумчиво сказал Вячеслав Владимирович, с удовольствием констатируя тот факт, что, несколькими удачно и вовремя сказанными фразами сделал врагом Курчевского Буденного, в реальности бывшего сторонником принятия его ДРП на вооружение, и, заставил крепко усомниться Кулика, также входившего в число "толкачей" "металлолома имени Курчевского". — Как знать, Семен Михайлович?

— Добрый ты, Михаил Николаевич — а, по-моему, если вредят по глупости, спрашивать надо, как с вражины! Не умеешь — не берись! — судя по тому, как разозлился Буденный, Кулик уже успел разрекламировать ему ДРП. — По любому, гнать его поганой метлой надо!

— Гнать дурака надо, правы Вы, Семен Михайлович — миролюбиво заметил Ленков. — Но, все же, думаю, за ошибки по незнанию нельзя спрашивать так, как за сознательное вредительство — умысла ведь нет, так что помягче нужно.

Перехваченный им виноватый взгляд Кулика подтвердил первоначальное предположение — конечно, злого умысла у него не было и в помине, было желание сделать, как лучше, плюс необразованность.

— Ладно, товарищи — в первом приближении вопрос обсудили, а время обеденное — нарком счел за благо пригасить назревавший конфликт, пока Семен не высказал Грише все, что он думает о его инициативе чистым матерным языком — при Тухачевском, что нежелательно. — Как верно подмечено: "Подальше от начальства, поближе к кухне".

Ленков от души улыбнулся немудрящей шутке Ворошилова — "подальше от начальства", в исполнении наркома обороны, звучало неплохо.

— Вы пока идите в мою комнату отдыха, там и пообедаем — неохота что-то топать в столовую — сказал Ворошилов — а я пока тут распоряжусь.

Гости спокойно отправились в комнату отдыха наркома — сказанное им означало, что он хочет о чем-то поговорить без лишних ушей. Тем временем, Климент Ефремович позвонил сначала Хмельницкому, приказав ему обеспечить обед на четверых в комнате отдыха, потом сняв трубку "кремлевки", набрал номер.

— Алло! — отозвался глуховатый голос.

— Это Клим беспокоит — сообщил Ворошилов. — Я тебя не отвлекаю, Коба?

— Все в порядке, говори — отозвался собеседник.

— Поговорили мы с Семеном — сказал нарком — а, сейчас, с Семеном и Гришей, разговариваем с Тухачевским. Похоже, Коба, он из себя дурака корчил, дожидаясь серьезного разговора. Как начали говорить по делу, так он начал выкладывать одно предложение за другим — продуманные предложения, толковые, хоть и говорит, что я, дескать, не спец. Семену очень понравились, да и Гришку он в два счета на свою сторону перетащил, на его ошибку указав, да растолковав, в чем там нелады.

— Ты что, при нем говоришь? — спросил Сталин.

— Нет, они, все трое, ушли в мою комнату отдыха — сейчас пообедаем, по сто грамм примем, заодно прощупаю Мишу дальше — ответил Климент Ефремович.

— Дело хорошее — задумчиво протянул Коба. — Значит, говоришь, ты с Семеном решил, что лучше него никто не справится?

— Да — ответил нарком.

— Давай-ка сделаем так — пообедаете, поговорите, это хорошо. Вечером я ему позвоню, приглашу к себе на дачу, в субботу, шашлыка покушать. Ты, Семен, Гриша тоже приезжайте. В субботу и решим окончательно — подвел итог Сталин.

— К которому часу приезжать? — спросил Ворошилов.

— К полудню — ответил Коба.

Через десять минут две симпатичные подавальщицы (слово "официантка" тогда считалось буржуазным — В.Т.) сервировали стол, и, пожелав приятного аппетита, ушли.

Ворошилов, наполнив суповые тарелки аппетитной мясной солянкой, сделал вид, что задумался, а, потом сказал: "Товарищи дорогие, как насчет ста граммов для аппетиту?"

— С удовольствием, Климент Ефремович! Такую солянку грешно употреблять "всухую" — поддержал инициативу наркома Ленков, тщательно заранее просчитавший, что и как надо сказать.

— Ну, ты и сказанул, Михаил Николаевич! — добродушно рассмеялся Буденный. — Соляночку — всухую!

— Семен, так ты не поддержишь компанию? — спросил Ворошилов.

— Выпью я с удовольствием, но, Клим, только сто грамм — работы сегодня полно — сразу обозначил границы употребления командарм.

— А я больше и не налью — работы у всех хватает — согласился Климент Ефремович, которому совершенно не нужны были пошедшие по наркомату слухи, что он пьет на рабочем месте — и без них у Ворошилова, не пользовавшегося особым авторитетом у высшего командного состава РККА, поскольку с полководческими достижениями у него было плохо, хлопот хватало.

— Присоединяюсь — высказал свое мнение Кулик.

— Вот и ладно — обрадовался нарком, доставая из шкафа бутылку "беленькой" и четыре граненых стакана.

Употребили водочку под тост "За здоровье", закусили, принялись за великолепную солянку.

Когда с первым блюдом было покончено, и, пришло время приступить к поданным на второе свиным отбивным с гарниром, Ворошилов решил, что наступил подходящий момент прощупать настроения Тухачевского.

— Михаил Николаевич, как тебе ход партдискуссии? — внезапно спросил он, внимательно следя за выражением лица гостя.

Ход был неплохим — расслабившийся от алкоголя и вкусной еды начальник Штаба вполне мог если не сболтнуть что-то лишнее, то мимикой показать свое настоящее отношение к борьбе за власть. В общем, с настоящим Тухачевским это могло сработать, тут Ворошилов был прав. Но ловить таким образом полковника Ленкова, который умел не прокалываться на куда более каверзных вопросах, задаваемых высококлассными профессионалами, было пустой тратой времени.

— По совести говоря, Климент Ефремович, я этот вопрос подзапустил — спокойно признался Вячеслав Владимирович. — Я сейчас начал писать цикл статей по военной теории, исследую сражения Империалистической войны, на Западном фронте, так что зачастую времени не хватает даже газету прочитать. А что там нового, кстати?

— Партия громит троцкистов и зиновьевцев — бодро сообщил нарком, пытаясь найти в глазах Тухачевского хотя бы тень неодобрения или сожаления.

— Между нами говоря, этого следовало ожидать — столь же спокойно констатировал Вячеслав Владимирович. — Времени на пышные речи больше нет, давно пора заняться настоящими делами. Большая часть партии это поняла, есть, конечно, заблуждающиеся — но, я так понимаю, им растолкуют их ошибки.

— Ну и хитровыделанный ты тип, Михаил Николаевич — мысленно утвердился в своем мнении Климент Ефремович — значит, пока можно было делать карьеру словесно, ты этим и занимался, дурачка деревенского изображал; и ведь вовремя просек, когда надо будет показать деловые качества. Голову прозакладываю, ты не один год все обдумывал, что да как! За тобой надо в оба глаза глядеть, волчина матерый в овечьей шкуре!