Шри Ауробиндо. Синтез Йоги – II - Шри Ауробиндо

Тогда что же такое гнозис и как его можно описать? Нужно избегать двух ошибок, двух крайностей, двух неправильных представлений, искажающих – каждое по-своему – истину гнозиса. Первую ошибку допускают мыслители, ограниченные рамками интеллекта, считая, что слово виджняна является синонимом другого индийского слова буддхи, а буддхи – синонимом рассудка, различающего интеллекта, логического ума. Системы, приемлющие эту трактовку, сразу же переходят от плана чистого интеллекта к плану чистого духа. Не признается существование никаких промежуточных уровней; не допускается никакая более божественная познавательная деятельность, за исключением чистого мышления; ограниченный человеческий инструмент поиска истины принимается за средство, обладающее высочайшим динамизмом, величайшей силой и изначальным ритмом сознания. Противоположную ошибку допускают мистики, ложно отождествляя виджняну с сознанием Бесконечного, которое либо совсем не мыслит, либо сосредоточено на сущности единственной идеи, созерцая Единого как нечто неизменное и неповторимое и оставаясь вне его динамической деятельности. Это чайтаньягхана (caitanyaghana) Упанишад, являющаяся одним из движений или, скорее, одним из аспектов сложного и многопланового движения гнозиса. Гнозис, Виджняна – это не только сосредоточенное сознание бесконечной Первоосновы; это одновременно и бесконечное знание многообразной игры Бесконечного. Гнозис, содержа в себе все идеи (не ментальные, а супраментальные), не ограничен идеями, так как он намного выше любых мыслительных процессов. Более того, гностическое формирование идей не является интеллектуальным мышлением; гнозис – это не рассудок, не некий идеальный интеллект. Методы рассудка ментальны, ментальны его выводы, ментальна его основа, идеи же гнозиса берут начало в его внутреннем свете, они супраментальны; он спонтанно рождает эти светоносные идеи, не приходя к ним путем размышлений. Его знание основывается на отождествлении, а не на интерпретации впечатлений, порожденных опосредованным контактом. Между этими двумя типами мышления есть определенная связь, даже своего рода относительная тождественность; ибо один скрыто проистекает из другого. Ум рождается из сознания, превосходящего ум. Но действуют они на разных планах и, функционируя, являют собой противоположность друг друга.

Даже чистейший рассудок, самый озаренный рациональный интеллект, не является гнозисом. Рассудок или интеллект – это буддхи низшего порядка; он в своей работе зависит от работы чувственного ума и представлений ментального сознания. Он, в отличие от гнозиса, не обладает внутренним светом, знанием истины и способностью делать едиными субъект и объект. Есть, конечно же, более высокая форма буддхи – так называемый интуитивный ум или интуитивный рассудок, – который благодаря своим прозрениям, вдохновенным наитиям, мгновенным вспышкам озарения, просветленной проницательности и способности различать может выполнять работу рассудка во много раз быстрее, с большей мощью, спонтанностью и надежностью. Он действует в самосущем свете истины, который не зависит от тусклых озарений чувственного ума и его ограниченных и ненадежных данных; он прозревает, а не размышляет, воспринимает, а не теоретизирует: это своего рода видение истины, слышание истины, вспоминание истины, непосредственное постижение истины. Эту подлинную интуицию нужно отличать от той способности обычного ментального рассудка, с которой ее часто путают. Речь идет о способности подспудно размышлять, не прибегая к обычным умственным построениям, и сразу же, минуя все звенья цепи логических рассуждений, приходить к заключению. Логический рассудок следует от одного звена к другому, стремясь убедиться, что каждый его шаг верен. Он напоминает человека, идущего по зыбкой почве, не доверяющего своим глазам и каждый раз проверяющего, тверд ли грунт под его ногой. Что же касается супралогического мышления, то оно сводится к мгновенному проникновению в суть или ее быстрому постижению; все ограничивается одним большим шагом или прыжком; в этом случае ум напоминает человека, перескакивающего с одного твердого места на другое, столь же твердое, или, по крайней мере, кажущееся ему таким. Ему достаточно одного беглого взгляда, чтобы окинуть пересекаемое им пространство, но он не пользуется ни зрением, ни осязанием для того, чтобы выявить или охарактеризовать стадии, черты и детали пройденного участка пути. Этот процесс напоминает интуитивное прозрение, он также быстр и отчасти также светоносен и безошибочен, поэтому мы, как правило, склонны путать его с интуицией. Однако делать этого не следует, так как, доверившись ему, мы можем допустить самые непростительные ошибки.

Интеллектуалы даже полагают, что сама по себе интуиция есть лишь этот ускоренный процесс и что логический ум в данном случае очень быстро или, возможно, полу– или подсознательно, не прибегая к своим обычным рассуждениям и умозаключениям, находит решение. Однако, по своей природе, этот процесс очень сильно отличается от интуиции и не обязательно ведет к правильным выводам. Даже умея перепрыгивать ступени логического рассуждения, человек, в конце концов, может допустить промах, его может подвести сама стремительность этого процесса. Веря в его безошибочность, он зачастую становится самоуверенным невеждой. Достоверность полученных выводов всегда впоследствии должна подтверждаться или подкрепляться данными органов чувств, или же для полной уверенности необходимо вмешательство интеллекта, рационально обосновывающего и связывающего все ментальные концепции друг с другом. Этот низший свет может действительно очень легко воспринимать смесь различных прозрений – сначала подлинных и интуитивных, а затем созданных псевдо– или полуинтуитивным умом, очень обманчивых из-за их нередкой правильности, делающей не столь заметным обилие крайне самонадеянных и ложных выводов. Подлинная интуиция, напротив, содержит в себе свой собственный залог истинности; в своих собственных границах она безошибочна и непогрешима. И пока она чиста и не смешивается с ошибочными данными чувств или интеллектуальным мышлением, она никогда не опровергается последующим развитием событий. Интуитивное прозрение можно потом проверить рассудочно или экспериментально, но истина, приносимая им, не зависит от этой проверки, будучи автоматически самоочевидной. Даже если рассудок, основываясь на своих умозаключениях, входит в противоречие с этим более великим светом, в конце концов, при достижении более полного знания выясняется, что интуитивный вывод был правилен, а более правдоподобный рациональный и логический – нет. Ибо подлинная интуиция берет свое начало в самосущей истине вещей, и именно эта истина, а не какой-то опосредованный, вторичный или зависимый метод познания гарантирует ее правильность.

Но даже интуитивный рассудок не является гнозисом; это лишь кромка сияния супраментального света, озаряющего своими проблесками ментальное пространство, как молнии – туманные и сумрачные долины. Его наития, озарения, интуитивные прозрения, исполненные собственного сияния, безошибочные и точные, являются посланиями, приходящими на наш более низкий уровень сознания с плана более высокого знания. Сам характер работы интуитивного ума радикальным образом отличается от работы самосущего гнозиса. Во-первых, этот ум познаёт посредством фрагментарных и ограниченных озарений, а приносимая им истина часто бывает заключена в очень узкие рамки и сведена к одной небольшой области знания, высвечиваемой той единственной ослепительной вспышкой, с которой начинается и заканчивается его вмешательство. Мы видим, как в животных действует инстинкт – автоматическая интуиция в витальном или чувственном уме, являющаяся высочайшим и точнейшим инструментом, от которого животное вынуждено зависеть, так как имеет в своем распоряжении не свет человеческого рассудка, а лишь более грубый и еще не оформившийся ум. Но мы сразу же замечаем, что и в птице, и в звере, и в насекомом этот чудесный инстинкт, действующий вроде бы намного точнее рассудка, оказывается очень жестко ограниченным областью своего применения. Когда витальный ум животного пытается действовать за пределами этой области, он ошибается точно так же, как человеческий рассудок, и вынужден постепенно и кропотливо учиться на собственном опыте. Более высокая ментальная интуиция человеческого существа является интуицией, в основе которой лежит внутреннее видение, а не чувство; ибо она озаряет интеллект, а не чувственный ум; это не наполовину подсознательный и тусклый, а осознающий себя и сверкающий свет: ее действия свободны и спонтанны, а не жестко-автоматичны. Но все-таки, даже когда она не омрачена псевдоинтуицией, она ограничена в человеке конкретным намерением его воли и ума, подобно тому, как инстинкт в животном ограничен определенной жизненной потребностью или замыслом Природы. И когда интеллект, следуя своей практически неизменной привычке, пытается пользоваться ею, применять и усиливать ее, он в характерной для себя манере громоздит вокруг интуитивного ядра огромное количество истин и заблуждений, безнадежно перемешанных друг с другом. Очень часто, привнося элемент неверного чувственного восприятия или неправильного толкования в саму основу интуиции или обрамляя ее ментальными добавлениями и отступлениями, он не просто отклоняется от приносимой ею истины, а искажает ее и превращает в ложь. Поэтому в лучшем случае интуиция дает нам яркий, хотя и ограниченный свет, а в худшем, из-за злоупотребления ею или ее ложных имитаций, она может завести нас в такие дебри, в какие никогда не забредет менее амбициозный интеллектуальный рассудок, удовлетворенный своим собственным надежным, но трудоемким методом познания – надежным для его собственных приземленных целей, но едва ли подходящим для всемерного и подлинного постижения внутренней истины вещей.