СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР - Г.Гасфорд

Голос Черного Джона Уэйна грохочет по всему блиндажу: "Белые американцы не могут осознать, почему эти вьетнамы отбиваются. Зеленому человеку давно уже на все наплевать, он заплыл жиром, он забыл, что значит драться. Свой дух бойцовский он променял на дом в несколько этажей, на ниггершу-прислужницу, на пожизненный запас полуфабрикатов в холодильнике – давным-давно уже. Достоинство! – вот чего хотят вьетнамы, кореш, и вот чего хотят мои земляки. Я черный с мозгами в голове, с черными мозгами, и я весьма опасный тип. Мы – люди! Мы хотим чувствовать себя достойными! Попробуют нас наколоть – подохнут. Никто и никогда не назовет меня ниггером, пока у меня будет гранатомет в руках".

– МОЛОДЕЦ! – произносит кто-то, и блиндаж сотрясается от выкриков: "МОЛОДЕЦ! МОЛОДЕЦ! МОЛОДЕЦ!", пока голоса не сипнут.

Я говорю: "Мне ПП нужны. Найди мне кого-нибудь поживее, кто не будет болтаться как неприкаянный, Джей-У. У меня на постах салаги одни. Цену назови. Шесть коробок пива, в следующий подвоз".

Снаряд бьет совсем рядом с блиндажом. У-у-мп! Блиндаж сотрясается.

Кто-то говорит: " Да что ж такое, они совсем охренели, эти косоглазые? Шуток не понимают?"

Черный Джон Уэйн смеется. "Мистер Чарльз и не подумает херить такого славного земелю, как я". Сновая смеется, довольный донельзя. "Джокер, ты реально упертый болван из болванов. Я тебе о том не говорил еще?".

Я говорю: "Джей-У, я же не дева Мария, а ты не Иисус во младенчестве. Мне надо выставить три ПП, рики-тик как только можно. Немедленно на хер срочно. Срочно, Джей-У, а то проснешься с какой-нибудь огромной дурой, прибитой к башке твоей гвоздями".

Не успевает Черный Джон Уэйн ответить, как у входа в блиндаж раздается неутомимый голос Бобра Кливера. Бобер Кливер болтает непрестанно, хобби такое у Бобра Кливера – всех на планете убалтывать.

Всем становится легче на душе. Уж если Бобер Кливер покинул свой персональный блиндаж, значит, получил сигнал отбоя с высоты 881-Юг, и обстрел кончился. На какое-то время.

– Черный Джон Уэйн тут? – раздается в темноте голос Бобра.

Черный Джон Уэйн отвечает: "Шел бы ты, сука".

– Сержант, у меня приказ от командира. Мне надо с Вами по возможности наедине поговорить.

– Никак нет.

– Сержант, майор полагал, что вы и ваше отделение сейчас за проволокой, в ночном дозоре.

Черный Джон Уэйн говорит: "Вас дезинформировали".

Отделение смеется.

– Не понял? – говорит Бобер. – Что вы сказали?

– Нечего понимать, – отвечает Черный Джон Уэйн – совсем нечего. Ты меня попутал с кем-то, кому не насрать на все.

Бобер говорит: "Ну, я сюда не за тем зашел. Нам, собственно, надо операцию обсудить. Майор решил, что еще один выход на "найти и зачистить" напоследок, в последний день эвакуации, станет хорошим вкладом в и без того образцовую боевую историю первого взвода. Если Ваши бойцы достаточно на счет запишут, может, и повышение получите".

Черный Джон Уэйн смеется. "Херня какая. Могила хочет счет убитых черных пополнить. Хочет мне контр-фрэггинг сделать. Эл-Би-Джей вон говорит, что мы на севере есть якорь обороны. Мы тут – доблестная кучка, в руках которой пропуск в Кхесань. То есть, раз уж мы здесь, чтоб драться, почему должны увиливать? Последнюю возможность стать черным Дэви Крокеттом дают. Ты прости уж, я лучше тут посижу, пока кто-нибудь своим примером меня не вдохновит".

Бобер говорит: "Сержант, майор отдал письменный приказ…"

– Достойно. У меня все каталоги "Сирз энд Роубак" вышли, жопу нечем вытирать. Врубаешься, дубина?

– Сержант, майор – ваш командир.

Черный Джон Уэйн говорит: "Да срать я хотел на эти микимаусовские приказы Могилы, Джек. Он ведь гребаная крыса-служака, которого другие гребаные крысы-служаки оставили здесь – надо ж было кого-то в задницу засунуть. А теперь он увольняет с позором всех черных, кто уезжает из Кхесани живыми. Дождется – погремлю я капсюлями по его уродской сраке".

– Вам следует уважать звание, сержант, не человека.

– Ох, и нудный ты, Бобер, – отвечает Черный Джон Уэйн.

Я окликаю: "Бобер?"

– Что? – отвечает Бобер. – Кто это?

– Да я это. Джокер.

– Извините, рядовой Джокер, но этот разговор – между мною и сержантом. Официальные взводные дела. Я, конечно, понимаю, что как бывший взводный сержант -

Я говорю: "Эдди Хаскелл* и Кусок* с тобой?"

– Кто?

– Телохранители твои. Тощий такой паршивец и жирюга-недоумок.

Из темноты доносится голос Эдди Хаскелла: "Иди ты, Джокер. То, что сказал – не про меня".

– Мы же ничего тебе не сделали, – ноет Кусок.

– Ладно, просто убедиться хотел, что вы тут.

Бобер говорит: "Сержант, приказываю седлать коней и ожидать приказа на выдвижение".

Черный Джон Уэйн разражается могучим грохочущим смехом. "Бобер, ты как уродский аллигатор-говноед, они у нас в Нью-Йорке в канализации ползают, слышал? Ты типа мутант. Адаптировался к этой жизни по уши в дерьме, жрешь его, цветешь и пахнешь, ты тут тащишься, не нарадуешься жизни такой. Богу молишься, чтобы война не кончалась. Ты как королевич сладкой жизни во Вьетнаме, к титьке присосался. Ты как розовый паук, что позади себя ядом прыскает, и я тебя конкретно опасаюсь. Для такого гнусного мудилы как ты, смертельный яд – как изысканное вино, ибо ты есть продукт демонического разума".

Бобер говорит: "Я тут не собираюсь ни к чему придираться, сержант. Но, в конце-то концов, я взводный сержант. Или не так?"

– На бумаге, – произносит кто-то.

Бобер говорит: "Но ведь майор Трэвис…"

– Заткнись, Бобер, – говорю я ему. – Отставить, заткнуть куда подальше и можешь ди-ди к херам с моего участка. Могила может сидеть себе в Песочном Городе в накрахмаленных трусах, почесывая яйца и играя в войнушку стеклографами на картах, награждая сам себя "Военно-морским крестом" всякий раз как его комар укусит. Охереть как образцово. Обалдеть. Но наш участок для этой гребаной крысы-служаки и его жополизов – запретная зона, покуда мы ему паспорт гражданина первого взвода не выпишем, а не выпишем мы его никогда. Коли нужно чего от первого взвода – к Черному Джону Уэйну обращаться бесполезно, со мной говори. Для тебя я, может, и скользкий тип в звании рядового, но здесь-то я – Главкомуд.

– Главкомуд?

– Главнокомандующий мудак.

– В самом деле? – спрашивает Бобер Кливер.

Отвечаю:

– Довожу до твоего сведения, что никто в первом взводе не намерен больше выходить на твои дебильные выходы. Мы не будем ходить в дозоры. Мы не будем сидеть в засадах. Мы не будем ходить на операции. Скотомудила вон, взял свое отделение и повел их Бледного Блупера херить. Нарушил мой приказ. Они уж неделю как без вести пропавшие.