К строевой - годен! - Михаил Серегин

– Молодец, – присоединился генерал. – Как зовут?

– Рядовой Валетов.

– Имя?

И тут водка ударила по мозгам. Сильно очень приложилась.

– Фрол... – парнишку повело в сторону, он едва улыбнулся, но заставил себя стабилизироваться.

– Скажи, Фрол, как же ты один такое дерево до дороги дотащил? Или тебе помогали? – Водка снова лилась в стаканы.

– Если бы не я, дело б не пошло.

– Молодец, ефрейтор, хорошо отвечаешь. Петр Валерьевич, давай сюда его фляжку.

Разлили по второй.

Генерал втянул ноздрями струю свежего воздуха, залетевшую в ворота.

– Хорошая вещь наша водка. Накрывает плавно, нежно. Да, комбат?

– Здоровья много на нее требуется, – Стойлохряков представил, что ему сегодня устроит жена после того, как он очутится дома. Все шло к очередному испытанию организма на живучесть.

– Ты вроде на слабенького и больного не похож, – хмель вскружил голову и комбату, и генералу, квадратные пачки слегка раскраснелись, глаза заблестели. – Так, за БТРы пили, что у тебя еще есть?

– БМП есть. Может, вернемся? Сядем по-человечески. Там шашлычок, зелень. Что мы тут стоим?

– Раз уж приехали, надо осмотреть все твое хозяйство. Пьем за БМП, – генерал уже донес наполненный стакан до губ. – Где стоят, не вижу.

– На улице и в соседнем боксе, – занюхивая белым полотенчиком, висящим на плече Валетова, сообщил Стойлохряков.

– Хорошо. Пьем здесь и идем туда. Ефрейтор, не отставай.

Фрол посмотрел на комбата. Тот дал отмашку, и огненная вода влилась в молодой желудок.

– Я рядовой, товарищ генерал.

Генерал стал смеяться. Стойлохряков поддержал инспектора неискренним ржанием.

– Ефрейтор, бери бутылки, пошли в следующий бокс.

Пока Фрол облокачивался на слесарный стол, его гироскопы кое-как справлялись с нагрузкой, но лишь только тело отделилось от опоры, как компьютер дал сбой. Если бы не тиски, он наверняка боднул бы Стойлохрякова в пузо головой.

Генерал нахмурился.

– Не очень силен для ефрейтора.

Критика возымела действие, Фрол взбодрился.

– Секундное замешательство, товарищ генерал.

– Ладно, сержант, следуй за нами.

Валетов расцвел, как девушка после развода с придурком мужем, подхватил бутылки, поднос, стаканы и поспешил за офицерами.

Во втором боксе, не менее чистом, чем предыдущий, устроились на пустой двухсотлитровой бочке, стоящей в углу.

После четвертого круга как-то остановились. Закурили. Генерал выпустил тонкую струйку дыма к потолку.

– Вижу, подполковник, стараешься. Третью звездочку хочешь на погон. Молодец.

Стойлохряков пожал плечами.

– Понимаю. Ничего. Хорошо командуешь. Люди вон какой порядок у тебя навели. Старший сержант? – позвал Веретенко.

Услышав знакомый голос, Фрол очнулся и отлепил физиономию от кирпичной стены.

– Я.

– Он недавно служит, – спохватился комбат.

– А мне не нужно знать, сколько он служит. Я вижу, как он пьет. Молодец. Видишь, на ногах стоит. Солдат сражение ведет, не сдается.

– Так точно, – подтвердил Фрол и снова боднул головой стену.

– Помню, в Афганистане залегли мы на голых камнях. «Духи» поперли. Орут про своего Аллаха. Вылезло человек сто, а у меня во взводе двадцать четыре пацана. Думал, конец, – генерал пропустил еще стакан, «закусил» мануфактуркой и продолжил: – Начали бить их. Я вначале и не понял, в чем дело-то. А что бы вы думали, прет, вот прет на меня, метров сто осталось. Ну, с такого расстояния я ему, встань он раком, в очко попаду с закрытыми глазами. Идет, орет, борода, чалма, платье серое, вся фигня. Палит во все стороны. Бью в корпус одну, другую. Куски мяса от него отлетают, а он все вперед и вперед, как робот, зомби. Всех мы их там и положили. Обкуренные, черти. Вторую волну бы не сдержали. Патронов бы не хватило. Я повеселился, два рожка выпустил и могу поклясться, ни одной пули зазря не израсходовал. Семнадцать их унес, но ложились они тяжело, ой тяжело. Прошли по полю боя. Добили кой-кого, понятное дело. При обыске нашли с полкило кокаина. А у нас дрянью все баловались.

– И вы, товарищ генерал? – Фролу стало интересно.

– Война, сынок, на то и война, чтоб людей убивать да калечить. Под суд нас не отдали только из-за того, что мы сотню положили.

– А на гражданке вы чем занимались?

– Охотой и женщинами.

– И на кого охотились?

– На женщин.

Помолчали.

– В Германии у меня случай был, – подполковник закрыл глаза, чтобы лучше представить события далеких дней. – Закорешился я с одним немцем, Гюнтер зовут. Он возьми меня на выходные и пригласи в Лейпциг, к себе домой. Ну, вроде как и в гости, и на экскурсию. Разве плохо? Поехал с женой. В штатском, конечно, по-немецки я неплохо тогда говорил. Шмотки на мне все ихние, рожа на бюргеровскую смахивает. От русского внешне ничего не осталось. Бабы наши языками зацепились. Со стороны посмотришь – две подружки, ети их обеих. Ну не слушать же? Пошли в забегаловку. Пиво, понятное дело.

Гюнтер, он габаритами почти как я, но на пиво тренирован невероятно, поди, с детства вместо мамкиного молока пиво посасывал, только тогда я еще не знал, на что он способен.

Вошли в бар. Он там завсегдатай, все его знают, здороваются. Я тоже башкой киваю. Сидим пьем, никого не трогаем. И тут заходят, вот как в кино, тройняшки. Слышь, Федя, тройняшки.

Фрол повернулся к офицерам.

– Меня зовут Фрол, – сказал, как отрезал. Только отрезал тупым ножом мягкий батон. Больно уж расплывчато.

– О, парень, тебе хватит, – генерал рассмеялся. – Гляди, комбат, как мы его накачали.

Стойлохряков не обращал внимания и продолжал:

– Три братца местные, знаменитые алконавты – профессионалы, и с Гюнтером они не в ладах. Пузатые страсть. Мое брюхо против ихних – пупок. Как вошли, тут же стали задирать Гюнтера. Не вытерпел он. Согласился.

Сели друг против друга. Один из тройняшек и он. Выбрали самый крепкий сорт пива, какой был в баре, градусов шесть, может, семь или больше, не помню точно, и начали.

Народ собрался вокруг столика. Ну как же, аттракцион. Музычку включили ненавязчивую, тихонечко, свет над столиком приглушили. Обстановка самая та.

На шестом литре одновременно встали отлить. Вернулись, продолжили.

Понятно, я за Гюнтера болею. Только смотрю, дело плохо. Уплывают его пятьдесят марок. Шатается. А по правилам за стол хвататься нельзя, пол-литровую кружечку ставить не выпитой нельзя. Пить залпом. Между подходами паузы по пять минут, чтоб усвоилось.

На девятом литре слетел он со стула, я его еле удержал, а он же тяжелый, как тут не матюгнуться. Пузатый деньги сгреб и, если бы не братья, тоже свалился бы, а так его в сторонку отсадили и на меня смотрят. Скалятся, уроды, на Гюнтера показывают и говорят так членораздельно, не хочу ли, мол, я отыграться за приятеля.

Я им: «Я, я», вытаскиваю из кармана двести марок и кидаю на стол. На хорошем немецком соглашаюсь, но говорю, что правила будут русские. Стоят, укатываются, в лицо мне пальцами тычут. А мне за Гюнтера обидно. И зло взяло. Говорю, с каждого по двести – и я перепью этих двоих трезвых, вместе взятых. Рисковал, конечно. А они примолкли. Что, спрашивают, за правила?

Правила, говорю, очень простые. Мешаем пиво с водкой один к одному, если один из вас упадет, вы оба проиграли. Остальные условия меня вполне устраивали.

Услышав про водку, фрицы притихли, а отступать некуда, и публика требует. Вдвоем-то одного русского можно перепить.

Начали. Хозяин бара пригласил для смешивания такую мэдхен, рожа – коровий зад симпатичнее, а вот сиськи, сиськи-то другое дело. Валетов, что знаешь про сиськи?

– Они мягкие.

– Ох, – подполковник вздохнул. – Я первый пить начал. Одну поллитровочку, а за ней и вторую. Махом. Теперь главное – пять минут просидеть. Толстопузые свои кружки осушили. А мэдхен в белом передничке новые дозы мешает. Музыка громче. Народу полный бар. Все выпивку заказывают – хозяин счастлив.

На третьей минуте мотнуло меня, аж передернуло. Заулыбались напротив. А ведь вторым темпом мне еще литр хлестать. Собрался, вспомнил Родину и влил в себя. Вокруг галдят, смеются, аплодисменты со всех сторон. Братцы свои кружки выпили, наверное, я тогда уже плохо соображал и ничего не видел перед собой. Столько яду махом ужрать. Только слышу – бух, бух. Проблевавшийся Гюнтер на мне от счастья виснет. Фотоаппарат защелкал. Кто-то снимал все это, хорошо, что снимки нигде не всплыли. Я поднялся кое-как и равновесия не удержал, со всего размаха своей пьяной мордой в эту огромную и, как ни странно, высокую грудь хлоп. Не знаю, была ли довольна мэдхен, но я-то точно, даже находясь в пьяном дурмане, запомнил на всю жизнь. Вот так я за вечер заработал четыреста марок. А хозяин бара на память подарил мне еще бочонок пива.

Фрол, раскуривший к тому времени сигарету, сплюнул сквозь зубы на ботинок генералу.

– Извини, – взяв полотенце, он нагнулся и хотел вытереть плевок.