Избавление - Джеймс Дики

После

Когда я проснулся, оказалось, что я снова прижимаю локоть к раненому боку – он теперь был прикрыт плотным пакетом, от которого, казалось, исходило тепло. Я полностью очнулся ото сна довольно быстро; лучи утреннего солнца – или, по крайней мере, мне казалось, что еще достаточно рано – начали покалывать мои веки. Открыв глаза, я увидел, что лежу в большой, провинциального вида комнате; на окнах кричащие занавески (их цвет можно было бы назвать красным); на стене напротив меня огромное зеркало; где-то позади – маленький туалет; в углу – небольшой комод, без ручек на ящиках; по всему полу – вязаный ковер.

Я лежал и раздумывал. Сначала мне хотелось повидать Бобби, потом Льюиса. Я встал с постели, обнаженный, если не считать плотного пакета на боку – он давал ощущение, что на мне все-таки что-то надето, – поднял с пола то, что оставалось от моего нейлонового комбинезона – изорванные, залитые высохшей кровью тряпки без рукавов. Надевать эти лохмотья мне не хотелось, но я все-таки натянул их и стал шарить по карманам в поисках денег. Обнаружил пару банкнот – отпечатанных и выпущенных, казалось, рекой. Но все равно, это были деньги, которые могут очень пригодиться. Оставив нож и пояс в номере, я отправился на поиски Бобби. Когда я уже выходил, я увидел себя в зеркале. Я выглядел как человек, который пострадал при взрыве: один рукав оторван, комбинезон изорван и в крови, одна штанина распорота; на щеках щетина, глаза красные, губы плотно сжаты. Я улыбнулся своему отражению широко, белозубо – борода раздалась в стороны.

Узнав у хозяйки гостиницы, убиравшей со стола после завтрака, в каком номере остановился Бобби, я отправился к нему. Подошел к двери, постучал. Он наверняка еще спал, но мне хотелось немедленно, не оставляя на потом, обговорить с ним то, о чем я размышлял утром. Я настойчиво стучал, и через некоторое время Бобби открыл дверь.

Я вошел, сел в кресло-качалку, а он – на кровать.

– Прежде всего, – сказал я, – мне нужна какая-нибудь одежда. Тебе, наверное, тоже нужно будет что-нибудь прикупить – если у нас хватит денег, конечно. У тебя со шмотками явно получше, чем у меня, поэтому именно тебе придется пойти и купить мне какие-нибудь штаны, самые простые. Можно обыкновенные голубые джинсы. И какую-нибудь рубашку попроще. Потом купи себе, что тебе там нужно, а если останутся деньги, купи мне туфли. Самые простые.

– Ладно. Где-то здесь поблизости должен быть магазин. В этом городке все где-то поблизости.

– Так, теперь вот еще что. Пока все идет нормально. Мы чисты от каких бы то ни было подозрений. Сверкаем как золото. О Льюисе заботятся, и наши рассказы – наверное, следует говорить «наш рассказ», – воспринимается как надо. Я не увидел ни тени сомнения в глазах тех, с кем мы говорили. А ты?

– Нет, вроде не видел. Но во мне нет такой уверенности, как у тебя. Тебя этот тип расспрашивал про байдарки?

– Нет. Какой тип? Что именно он спрашивал про байдарки?

– Ну, такой маленького роста старичок, он здесь вроде как «представитель закона». Он расспрашивал меня про вторую байдарку: где она, что с ней сталось, где мы ее потеряли, что в ней там находилось.

– И что ты ему сказал?

– Ну, сказал то, о чем мы и договаривались, – что мы потеряли ее в этих последних порогах, очень опасных и бурных.

– А о чем он еще расспрашивал?

– Да вроде ни о чем больше. Я так и не понял, чего он добивался.

– А я понимаю, – сказал я. – Ну, по крайней мере, мне кажется, что понимаю. И тут нас могут поджидать неприятности, может быть, еще, и не очень крупные, но неприятности.

– О Господи, какие еще неприятности?

– Мы потеряли зеленую байдарку не вчера, а позавчера,и ее, или что-нибудь, что от нее осталось, может быть, нашли. И нашли еще до того, когда мы, по нашим словам, добрались до тех порогов и потеряли ее.

– Боже милостивый!

– Значит – придется подлатать нашу историю. Возможно, тот тип, о котором ты рассказываешь, сообщит полиции штата, что в нашем рассказе не все сходится. И тогда полиция начнет задавать нам всякие вопросы. Полиции всегда хочется разъединить подозреваемых и допрашивать их раздельно. А потом выясняют, нет ли противоречий в их показаниях. Я надеюсь, ты понимаешь, чем все это может для нас закончиться, если они что-нибудь вынюхают. Поэтому нам нужно сейчас посидеть здесь, все еще раз обдумать и выдать версию, в которой нельзя будет найти никаких противоречий.

– И ты думаешь, у нас это получится?

– Надо попробовать. Думаю, получится. Давай вспомним, как это все было на самом деле. Мы потеряли лодку тогда, когда Дрю был убит, так?

– Так. Так оно и было. Против правды не попрешь. Но если мы им покажем, где это действительно произошло, или если они сами туда доберутся...

– Подожди, подожди. Мы скажем, что в первый раз перевернулись где-то там, значительно выше по течению. Там мы и потеряли одну байдарку, а Льюис сломал ногу. Но мы всетогда выжили и попытались плыть дальше вниз по реке в байдарке Льюиса. Мы пошли на риск – хотели побыстрее доставить Льюиса в больницу, но байдарка была перегружена, и управлять ею было очень трудно. А потом мы влетели в эти жуткие пороги. И там было еще что-то вроде каскадов небольших водопадов. Ну, нас и перевернуло, и Дрю погиб. Вот этой версии нам и надо придерживаться. Понятно? Если мы будем рассказывать именно так, то уже завтра вечером, а может быть, уже и сегодня будем дома.

– А что, если нам не поверят? Что мне сказать, когда этот красномордый коротышка начнет меня расспрашивать опять: где же мы все-таки потеряли ту байдарку? Ведь сначала я ему сказал, что мы потеряли ее в последних порогах.

– Скажи ему – и говори это всем, – что он тебя неправильно понял. Кто-нибудь еще был при вашем разговоре?

– Нет. Я не думаю, что нас еще кто-нибудь слышал.

– Это хорошо. И, насколько я помню, тому первому полицейскому я ничего об этом не говорил. Скорее всего, он тебя об этом уже не будет спрашивать, а придет сюда и начнет расспрашивать меня. А я ему изложу все как надо. Я готов встретиться с ним. Я очень рад, что ты мне рассказал об этом типе. Очень даже рад.

– Что-нибудь еще будем менять в рассказе?

– Насколько я понимаю ситуацию – нет, не будем, – ответил я.

– А все-таки, Эд, что, если нам не поверят? Что, если полиция будет сомневаться в правдивости нашего рассказа и отправится вверх по течению искать всякие там свидетельства?

– Ну, в таком случае, как я уже сказал, у нас могут возникнуть неприятности. Но я не думаю, что полиция что-нибудь пронюхает. Вспомни – позавчера мы прошли сквозь такое количество этих блядских порогов, что могли перевернуться в любом из них. А там, где был убит Дрю и где мы притопили тело того типа, стены ущелья были самыми крутыми и высокими. Добраться туда можно либо плывя вниз по течению, как плыли мы, либо двигаясь вверх по реке, против течения. Представляешь, что значит добраться туда против течения? Проходить все эти пороги и при этом искать, обшаривать реку, метр за метром. На это уйдет не один день! Отправлять такую поисковую партию только потому, что кто-то там не поверил рассказу потерпевшего? Никто этим не будет заниматься. Моторная лодка там не пройдет, обыкновенная лодка не проскочит по тем местам, где мелко. Значит, остается одно – плыть на лодках вроде наших байдарок вниз по течению, проходить сквозь все те же пороги. А ты сам прекрасно знаешь, что это значит. Ты хотел бы все это повторить? Им придется подвергать свою жизнь опасности, и ради чего? К тому же, как можно проноситься сквозь все эти пороги и одновременно что-то искать?

– Ну, можно искать там, где течение не такое бурное. А Дрю лежит на дне как раз в таком месте.

– Правильно. В одномиз таких мест. Но в каком именно?

– Ладно, – сказал Бобби. – Кажется, все будет нормально.

– Есть еще один способ подобраться к тому месту – спуститься со скалы. Но для этого нужно организовать целую скалолазную экспедицию. А кто захочет лазить по той скале? Даже если кому-нибудь такая мысль и придет в голову, никто за это не возьмется.

– Ну, а что, если они все-таки выйдут на то место наверху? Там же остался кусок твоей веревки. Так или нет?

– Очень маловероятно, что они попадут именно на томесто. Веревка, действительно, оборвалась, но у самой верхушки скалы. Нет, того места не найдут. До той веревки уже никому не добраться.

– Ну что, вроде все?

– Да, все, кроме одного. Помни: ни на реке, ни в лесу мы никогоне видели с того самого момента, когда отплыли из Оури. Ни одного человеческого существа. Это самое важное. Это самое важное. Только так и никак иначе. Ни-ко-го.

– Можешь быть спокоен, я только так и буду говорить. Мы никого и не видели... О Боже, как бы я хотел, чтобы нам действительно никто не повстречался!

– А нам никто и не повстречался. Тут есть еще одно обстоятельство, оно меня немного беспокоит. Не исключено, что полиции сообщили о том, что пропали люди. И может быть, кто-нибудь знает, куда именно эти люди направлялись. Но по сравнению с другими – эта проблема самая незначительная. Мы никого не видели, и все тут. К тому же, те два типа были совершенно отвратительны. Кому придет в голову искать их?