Дневник ангела-хранителя - Кэролин Джесс-Кук

— А что, по-твоему, я делаю, Тоби? — Соня откинулась назад. — Разве это не то, чего ты хочешь?

Я дышала так тяжело, что чувствовала, как теряю сознание.

— Наблюдай, наблюдай, — стоя рядом со мной, сказала Гайя. А я ей ответила, что не могу.

Марго в дверном проеме чувствовала то же самое.

Часть ее хотела ворваться в комнату, а часть — убежать.

Итак, я наблюдала. Тоби, всегда такой быстрый на слова, что-то бессвязно бормотал.

— Это было «да»? — Соня отвечала за него.

Она потянула его руку к своему бедру. Тоби убрал руку.

— Сон, не будь такой, — внезапно протрезвел он.

Тоби выпрямился, качая головой. Гайя посмотрела на меня, очень серьезно.

«Он не спал с ней? — подумала я. — Не спал?»

Соня небрежно растянулась, прислонившись к спинке дивана, скрестив длинные ноги и играя складками платья.

— Просто скажи мне одну вещь, — очень серьезно произнесла она.

Тоби посмотрел на нее.

— В тот раз, когда ты сказал, что любишь меня, ты не шутил?

Я увидела, как Марго в коридоре поднесла ладонь ко рту. Я внимательно наблюдала.

— Это было столько лет назад, — глядя на свои ноги, пробормотал Тоби.

— Ты не шутил? — Соня говорила настойчиво, даже отчаянно.

Эзикиел вышел из угла и положил руку на ее плечо. В вопросе Сони была беззащитность, боль, коренившиеся очень глубоко, не в Тоби, глубже.

— Нет, — снова посмотрев на нее, пробормотал он.

Соня метнулась вперед, обхватила Тоби правой ногой, оседлав его, потом наклонилась, чтобы поцеловать.

И — да, в тот самый момент в комнату вошла Марго.

В тот момент весь ад сорвался с цепи.

В тот момент кончился мой брак.

На следующее утро Марго заставила Тоби собрать вещи. Ее чувства воздвигли крепость, неприступную для моей мольбы, для извинений Тоби. Поэтому он взял смену одежды и временно устроился в доме друга. Спустя месяц, когда его друг перебрался в северную часть штата, Тоби переписал на себя его арендный договор.

Марго словно оцепенела. Я была сокрушена.

Спустя шесть месяцев Марго начала судебный процесс по официальному разводу. В то утро, когда Тоби получил бракоразводное письмо, он сорвал зеркало со стены и разбил об пол — симптом расстройства. В каждом осколке появилось мое лицо, всего на мгновение, прежде чем расплыться в забвении за его слезами.

Мое глубокое горе из-за их расставания вскоре превратилось во всеобъемлющее отчаяние, когда я поразмыслила над тем, что припомнила о своем существовании сразу после того, как умерла. Обстоятельства моей смерти все еще оставались невыясненными: только что я была жива, а в следующий миг смотрела на свое мертвое тело и еще через мгновение уже болтала с Нан в загробном мире. Но все, что было перед этим в моей памяти, оставалось ясным, как ледниковая вода: Тео отправили в тюрьму. Пожизненно. И что-то в моей душе начало поворачивать обвиняющий палец в моем направлении.

Вскоре после этого появился Грогор. Он решил обосноваться в спальне Тео. Я подумала, что это скрытая угроза, которая и заставила Тео раскричаться во сне. Это отвлекло Марго настолько, что у него хватило времени побеседовать со мной.

Не знаю почему и не хочу знать, но Грогор больше не был грязнолицым, горящим монстром, каким предстал во время нашей первой встречи. Он выглядел с головы до ног человеком. Высокий, с квадратной челюстью, с чернильно-черными волосами, зализанными над ушами, — мужчина такого типа, который некогда меня привлекал. У него даже была трехдневная щетина и обломанный передний зуб. В общем, весь из себя человек, и это застало меня врасплох.

— Я пришел с миром, — поднимая руки и улыбаясь, произнес он.

— Убирайся, Грогор, — занося пригоршню света, ответила я.

Я не забыла наше последнее танго.

— Пожалуйста, не надо, — сказал он, складывая ладони в знак покаяния. — Я пришел извиниться. Искренне.

Я швырнула в Грогора луч, сильный, как удар машины, и швырнула его через всю комнату. Он упал у комода и стал кашлять, стоя на четвереньках.

— Если ты не уберешься вон, я тебя убью, — предупредила я.

— Убьешь меня? — с трудом поднимаясь, засмеялся он. — А вот на это мне хотелось бы посмотреть.

— Прекрасно, — пожав плечами, ответила я. — Я не против просто разнести тебя на кусочки. — Я подняла еще один шар света, поменьше, и прицелилась в его ноги.

— Не надо! — слегка присев, взмолился он.

Я склонила голову набок.

— Думаю, я должен сделать одно щедрое предложение. — Грогор поднял руку. — Выслушай меня.

— У тебя десять секунд.

Он выпрямился и одернул пиджак, возвращая себе самообладание.

— Я знаю, ты хочешь изменить кое-какие события. Я знаю, Марго очень старается провалить свою замечательную жизнь, жизнь, о которой тебе, по крайней мере, хотелось бы оставить несколько хороших воспоминаний, жизнь, в которой тебе хотелось бы вымостить лучшее будущее для Тео…

Я повернулась и встала рядом с ним, лицом к лицу. Мои крылья посылали сообщения, быстрые и неистовые. Выстави его, немедленно. Он подает ложь в обертке правды. Выстави его.

— Убирайся, Грогор, прежде чем я продемонстрирую тебе скверные черты своего характера.

— Понимаю, — улыбнулся Грогор. Он подошел к окну, потом повернулся. — Если ты передумаешь, даю честное слово, что способ есть. Ты можешь изменить судьбу Тео! — С этими словами он исчез.

Тео тут же успокоился. Марго погладила его, и он снова уснул, с лицом спокойным, как утренний туман. Марго села рядом с ним и заставила себя не вспоминать Тоби.

Я посмотрела на нее и подумала: «Я все еще могу кое-что изменить. Еще могу что-то исправить».

И конечно, все мы знаем, что сделала мысль.

21. Обычные подозреваемые

Когда Нан в следующий раз навестила меня, я задала ей вопрос, горевший в моем мозгу со времени визита Грогора:

— Что случится, если я кое-что изменю в жизни Марго?

Мы стояли на крыше апартаментов Марго, глядя вниз на квадраты оранжевого света, пульсирующие в окнах домов по всему городу, на силуэты, временами пятнающие свет, как насекомые в янтаре, — люди обнимались, спорили, пребывали в одиночестве.

Нан долго не отвечала. Потом устроила мне нагоняй.

— Ты очень хорошо знаешь, что мы здесь не для того, чтобы заново оркестровать симфонию. Мы здесь для того, чтобы позаботиться: пусть симфонию сыграют так, как ее написал композитор.

Я всегда билась с ее метафорами.

— Но раньше ты говорила, что я могу немного переложить кусочки мозаики, так? Что, если я изменю всю картину? Что, если сделаю ее лучше?