В городе жестоких людей - Арина Александер

кровати и, опустившись на мягкий матрас, набрался терпения. Ждал её признания с какой-то волнительной тревогой. Хотел и в то же время боялся услышать, что же произошло на самом деле. Опасался, что, узнай правду, мог натворить делов. Поэтому не подгонял. Ласково гладил по спине, скользил по хрупким плечам, наслаждался её чистым запахом и с замиранием сердца упивался ощущением горячего дыхания на своей шее.

— Я… я не понимаю… — начала Ксюша несмело, чувствуя, как от тесного контакта бросило в пот, а может, это начала потихоньку спадать температура. Денис незаметно напрягся, продолжая поглаживать её спину, словно подбадривая. — Как можно быть настолько низким и подлым человеком.

Вот тут он основательно напрягся, не понимая, на чей счёт принимать сказанные слова. Хотелось надеяться, что не на свой. И так чувствовал себя предателем.

— Знаешь, бабушка всегда говорит, что первое мнение бывает обманчивым. Я не соглашалась с ней. Всегда полагалась на внутреннее чутье и когда тётя Аня привела Александра, своего сожителя, я подумала… — прижавшись ещё теснее, и Денис обреченно прикрыл глаза, — я тогда подумала, какой он отзывчивый и внимательный мужчина. Что его может связывать с тёткой? Но потом… нет, не хочу говорить об этом…

Слова замерли на языке, застыли где-то в горле. Или даже не в горле — в груди, поглощенные ледяной пустотой. Да, ничего страшного не случилось, но от воспоминай её начало потряхивать и возникло такое необъяснимое и в то же время естественное желание укрыться в его руках, что на секунду забыла, о чем говорила до этого.

Уткнувшись носом в его свитер, протяжно выдохнула. Нельзя вот так останавливаться. Стоило закончить, но как?

— Просто знай, что я не вернусь больше в ту квартиру. Я ненавижу всех её жителей и если случайно встречусь с ними — обойду десятой дорогой, потому что не было такого дня, чтобы они не плюнули мне в душу.

— Значит, тот урод приставал к тебе? — Денис сразу почувствовал, как напряглись её плечи. Даже если не ответит, он и так уже всё понял.

— Пытался. Я убежала. Денис, — подняла голову, всматриваясь в его глаза, — не говори Антону об этом. Хорошо?

Он сглотнул, убрав с её лба упавшую прядь.

— Почему?

— Просто не хочу. Пообещай, что не скажешь?! И о том, что я осталась у тебя — тоже не говори.

Об этом она могла даже и не просить.

— Не скажешь? — заглянула в темно-карие глаза, не обращая внимания, насколько они потемнели.

— Не скажу, — пообещал пылко. Как бы не хотел держаться от неё на расстоянии, как бы не повторял себе «нельзя!» — не получалось. Не будь её сейчас рядом, не признайся, не откройся она — забухал бы в клубе, празднуя удачное ограбление, но теперь… ни одно спиртное не сможет выжечь из памяти те ощущения, что испытывал в данный момент, удерживая трепещущее тело на своих коленях.

Неожиданно на квартиру опустилась тишина. В окно уже не так зловеще барабанил дождь. Наоборот, он усыплял, окутывал ровным постукиванием. Весь остальной мир вдруг утратил реальность. Прекратил существовать. И то, что до этого казалось таким же нереальным, вдруг обрело свои черты, ожило, затрепыхалось на кончиках пальцев, проигрывая всем доводам разума.

На чисто интуитивном уровне Ксюша уловила эти изменения, позабыв как дышать, и заворожено проследила за тем, как Денис подался к ней, сдерживая дыхание. Всполошенное сердце совершило кульбит, казалось, пропустило один удар и безудержно затрепыхалось, стоило его горячим губам накрыть прохладные её. Легкое, едва ощутимое прикосновение — но оно околдовало. Веки опустились, а сердце заколотилось где-то у самого горла, парализовав всё тело. Она почувствовала, как его ласкающие губы скользнули по её щеке, прошлись по контуру шеи, ненадолго замерли на яремной впадине. Денис коротко застонал и с ещё большей силой прижал её к себе.

Разум кричал остановиться, буквально умолял, но она не слышала. Никогда прежде не испытывала ничего подобного. От оглушающей близости остановилось дыхание, а руки сами потянулись к его волосам, обхватив затылок. Если это последствия высокой температуры, то ей не хотелось, чтобы она спадала. Губы Дениса мучили её рот, заставляя принять в себя жадный до познания язык и когда она подчинилась — не осталось ни мыслей, ни страхов, ни сомнений. Она полностью растворилась в головокружительном поцелуе, позабыв обо всем.

Продолжая удерживать её на коленях, Денис опустился на кровать, усадив Ксюшу сверху, и затуманенными глазами прошелся по выступающим контурам груди. Не удержавшись, скользнул по ним рукой, заставив её вздрогнуть. Целовал до этого так, что не хватало воздуха. Сначала трепетно, благоговея над трепещущим в руках телом. Выжидал, когда ответит, прильнет, целуя в ответ. Не верилось, что это не сон, не сбой его фантазии. Уже и самого накрыло высокой температурой. Уже и сам горел в огне тяжело контролируемой страсти. Но как только прикоснулся к упругой груди, распознал, как она вздрогнула — остановился.

— Нельзя… — выдохнул сквозь стиснутые зубы, словно пытаясь сдержать рвавшиеся из горла слова. — Что же мы творим, Оксан? Ведь нельзя так! — отстранился, и облокотившись о колени, закрыл ладонями лицо.

«Какого хрена? Успокойся!.. Девушка едва не пережила насилие, а ты… Она не твоя. Не твоя…»

Ксюша обняла себя за плечи, с ужасом осознав, как беспечно, легкомысленно отвечала на поцелуи, предавая Антона. И пока Денис боролся со своими демонами, тоже отдалась самобичеванию, чувствуя, как от стыда покраснело не только лицо. А если бы он не остановился?

Денис поднялся с кровати, прошел на кухню, достал из пакета градусник и протянул полностью разбитой девушке.

— Измерь температуру. Я пока отлучусь по делам.

В такое время? Не поднимая глаз, Ксюша приняла градусник и сунула подмышку, избегая смотреть Денису в глаза.

— Что с твоим телефоном? — повернувшись к ней спиной, достал из шкафа запасную куртку и застыл, ожидая ответа.

— Разрядился.

— Ясно. На столе таблетки. Если температура начнет подниматься — выпьешь.

Потом подошел к окну, скрестив на груди руки. Ксюша видела, как напряглась его спина, и от этого стало не по себе. Где были её мозги, когда жалась к нему и едва не стонала от удовольствия? Что о ней можно подумать?

— Давай!