Разум и чувство - Джейн Остен

– Я не поняла, как вы могли прервать разговор. Разве вы не были все вместе?

– Конечно нет. Неужели вы думаете, мисс Дэшвуд, что люди будут вести такие разговоры, если они не одни? Как вам не стыдно! Не станете же вы утверждать, что не знаете, как это бывает. Конечно, они заперлись в гостиной, а я стояла под дверью и слушала.

– Что?! – воскликнула потрясенная Элинор. – Все это время вы повторяли мне то, что подслушивали у двери? Жаль, что я не знала этого раньше, не то ни за что не стала бы слушать от вас подробности разговора, о котором вы вообще не должны были знать. Вам должно быть совестно так жестоко обманывать доверие сестры.

– Подумаешь… Что тут такого? Я только стояла у двери и слушала, что было слышно. Люси бы точно так же поступила. Между прочим, пару лет назад, стоило мне с Мартой Шарп забраться в какой-нибудь уголок посекретничать, так Люси тут как тут! Куда только она ни пряталась, лишь бы узнать, о чем мы шушукаемся.

Элинор честно попыталась сменить тему разговора, но мисс Стил не так-то легко было увести от предмета, занимавшего все ее мысли.

– Эдвард сказал, что скоро отправится в Оксфорд, а пока поживет в доме на Пэлл-Мэлл. Его мать – настоящая злобная фурия, да и ваши брат с сестрой ненамного добрее. Но о них я не стану говорить ничего плохого. Все-таки они отправили нас в своем экипаже, честно говоря, такой милости я и не ожидала. А уж как я боялась, что ваша сестра отберет у нас рабочие шкатулочки, которые подарила накануне! Однако она про них, скорее всего, забыла, а уж я свою постаралась спрятать на всякий случай подальше, чтобы никто не вспомнил. Эдвард говорил, что у него в Оксфорде есть дела и ему не потребуется много времени, чтобы принять сан. Интересно, в каком приходе он станет младшим священником? – Она на несколько секунд замолчала, после чего довольно захихикала. – А знаете, что скажут мои кузины, когда обо всем узнают? Попросят меня написать доктору, чтобы он поговорил с кем надо об Эдварде там, где он сейчас живет. Наверняка так и скажут, чего еще от них ждать? Только я ни за что на свете на такое не пойду. Не дождутся. Так я им и скажу: «Неужели вам такое могло прийти в голову?»

– Что ж, – философски заметила Элинор, – всегда полезно быть готовым к худшему. Во всяком случае, вам не придется придумывать им ответ.

Мисс Стил явно намеревалась продолжить рассказ, но увидела, что к ним подходят ее спутники, и воскликнула:

– А вот и Ричардсоны! Я могла бы вам еще многое рассказать, но только сами видите, меня ждут. Это очень благородные люди, уж вы мне поверьте. У него полно денег, они даже собственный экипаж могут себе позволить. Так что я должна поспешить, даже нет времени поговорить с миссис Дженнингс. Передайте ей, пожалуйста, как я рада, что она не держит на нас зла. И леди Мидлтон тоже. Если вам с сестрой понадобится куда-нибудь отлучиться, а миссис Дженнингс не захочет оставаться одна, мы с радостью примем приглашение и останемся у нее сколько ей захочется. А леди Мидлтон, пожалуй, в этом сезоне нас больше не пригласит… В общем, до свидания. Жаль, что мне не удалось повидаться с мисс Марианной. Обязательно передайте ей от меня привет. Да, кстати, я все смотрю на ваш муслин в горошек. Как вы не боитесь его порвать?

Мисс Стил наскоро попрощалась с миссис Дженнингс и отправилась к миссис Ричардсон. А Элинор глубоко задумалась. Она получила изрядную порцию пищи для размышлений, хотя многое из того, что она услышала, можно было предвидеть, а об остальном догадаться. Брак Эдварда и Люси был действительно решен, однако дата их свадьбы оставалась неопределенной. Как она и полагала, все зависело от того, когда он получит приход, а на это пока не было надежды.

Когда дамы сели в экипаж, миссис Дженнингс приготовилась слушать новости. Однако Элинор вовсе не горела желанием пересказывать подробности, полученные столь недостойным способом – у замочной скважины. Поэтому она ограничилась изложением некоторых общих сведений, которые, по ее мнению, Люси сама захотела бы предать огласке. Она только сказала, что помолвку они не расторгают, и объяснила, на чем строятся их надежды на будущее счастье. Миссис Дженнингс задумчиво проговорила:

– Значит, они решили подождать, пока он получит приход… Что ж, всем известно, чем это кончится. Годик подождут, а потом согласятся на место младшего священника с жалованьем пятьдесят фунтов в год, к которым добавятся жалкие проценты с двух тысяч фунтов Эдварда, да еще пустяки, которые выделят Люси мистер Стил и мистер Прэтт. А потом у них пойдет каждый год прибавление семейства. Да уж, такой бедности никто не позавидует. Надо посмотреть, какую мебель я смогу им выделить. А я еще думала о двух горничных и двух лакеях… Им бы найти одну служанку для всей черной работы! И сестра Бетти для этого не подойдет.

На следующее утро двухпенсовой почтой пришло письмо для Элинор от Люси.

«Бартлет-Билдингс, март.

Надеюсь, драгоценная мисс Дэшвуд простит меня за смелость, что я ей пишу. Не сомневаюсь, что добрые вести обо мне и моем дорогом Эдварде, тем более после всех неприятностей, обрушившихся на нас в последние дни, будут вам приятны, поскольку вы испытываете ко мне самые искренние дружеские чувства. Поэтому я не буду больше просить извинения и сразу перейду к делу. Нам пришлось много выстрадать, но сейчас, благодарение Богу, мы спокойны и счастливы нашей взаимной лю бовью. Остается только надеяться, что так будет всегда. Мы пережили суровые испытания, но тем не менее полны признательности к друзьям, в числе которых и вы, чье участие и доброту мы всегда будем вспоминать с благодарностью. Полагаю, вы и любезнейшая миссис Дженнингс будете рады узнать, что не далее как вчера вечером мы вместе провели два счастливейших часа. Я считала, что мой долг – вернуть ему слово и, если бы он согласился, немедленно простилась бы с ним навсегда, однако он и слышать не захотел о нашей разлуке. Он заявил, что готов ради нашей любви терпеть любые испытания и даже материнский гнев. Понятно, что будущее у нас далеко не блестящее. Однако мы живы и надеемся на лучшее. Очень скоро Эдвард примет духовный сан, и, если бы вы смогли рекомендовать его какому-нибудь влиятельному лицу, в распоряжении которого имеется вакантный приход, вы бы заслужили нашу вечную признательность. Льщу себя надеждой, что любезнейшая миссис Дженнингс замолвит за нас словечко сэру Джону, мистеру Палмеру или еще кому-нибудь из их влиятельных друзей, кто мог бы нас облагодетельствовать. Моя бедная Анна, конечно, очень виновата, но зла она никому не желала, поэтому я не буду об этом говорить. Надеюсь, миссис Дженнингс не сочтет за труд как-нибудь навестить нас, если случайно окажется в наших краях. Мы бы сумели должным образом оценить такую любезность. Мои родственники почтут за высокую честь познакомиться с ней. Листок бумаги напоминает мне, что пора закан чивать послание. Прошу вас засвидетельствовать мое почтение леди Мидлтон и сэру Джону, передать привет их прелестным деткам, а также мисс Марианне.

Остаюсь ваша и проч. и проч.».

Дочитав письмо, Элинор тотчас сделала то, чего, по ее мнению, добивалась ее корреспондентка, – отдала письмо миссис Дженнингс. Та читала письмо медленно, вслух и сопровождала сей процесс множеством замечаний:

– Это же просто отлично! Право, как мило она пишет! Да-да, конечно, надо было предложить ему свободу, если бы он захотел… Но это так естественно для Люси… бедненькая… Как все-таки жаль, что я не могу предложить ему прихода! Надо же, называет меня не иначе как любезнейшая миссис Дженнингс… Добрая девочка. Бесподобно, право, бесподобно! Какой у нее изящный слог! Конечно же мне совершенно не трудно и я непременно у нее побываю. А какая внимательная девочка! Никого не пропустила! Спасибо вам, милая, за то, что дали мне это прочитать. Мне редко приходилось держать в руках такое хорошее письмо. Оно делает честь уму и сердцу нашей Люси!

Глава 39

Сестры Дэшвуд провели в Лондоне уже больше двух месяцев, и Марианна с нетерпением ждала возвращения домой. Она тосковала по чистому воздуху, деревенской тишине и свободе. Она вбила себе в голову, что если и сможет найти желанный покой, то в единственном месте на земле – в Бартоне. Элинор стремилась домой ничуть не меньше сестры и отказывалась назначить отъезд на завтра только потому, что помнила о тяготах долгого пути, о которых Марианна не желала и думать. Однако она начала серьезно обдумывать возможность отъезда и даже однажды завела об этом разговор с миссис Дженнингс, которая употребила все свое красноречие, чтобы заставить Элинор отказаться от этой мысли. Вскоре после этого у Элинор возник план, который показался ей достаточно разумным, хотя и означал, что домой сестры попадут не сразу, а лишь спустя несколько недель. В конце марта Палмеры отправлялись в Кливленд, чтобы провести там Пасхальную неделю. Шарлотта настойчиво приглашала миссис Дженнингс и сестер Дэшвуд поехать с ними. Элинор наверняка сочла бы неприличным принять ее приглашение, если бы к нему также не присоединился и мистер Палмер, который, после того как стало известно о горестях Марианны, стал проявлять значительно больше внимания к обеим сестрам, чем прежде. Поэтому Элинор с благодарностью согласилась.