Инженер страны Советов - Евгений Владимирович Панов

заболела голова, а сердце сжалось от непонятной тревоги. Михаил так и не позвонил домой, как обычно делал, уезжая куда-либо, и не предупредил, что его не будет дома. Брат Колька тоже, как назло, недавно съехал с их квартиры и теперь живет в общежитии. Так и металась Таня одна в пустой квартире эти несколько дней.

Один лишь раз приехал Николай, весь мрачный и задумчивый. Отвечал невпопад на вопросы, сказал, что Миша уехал далеко и, возможно, надолго. Успокоил, называется. Тоже мне брат. От его слов стало еще более тревожно. Молодая женщина прекрасно помнила из рассказов мужа, что должно произойти в ближайшие дни. И вот сегодня, когда ей в больнице точно сказали, что она беременна, приехал не кто-нибудь, а сам товарищ Берия. Сердце на миг замерло, а в груди разлился могильный холод.

– Ты, калишвили[61], только не волнуйся. В твоем положении волноваться никак нельзя («Уже доложили», – подумала Таня). Михаил пропал…

От этих слов у нее внезапно закружилась голова, и она упала бы, если бы ее не подхватил Лаврентий Павлович и не усадил на диван.

– Все факты говорят, что его похитили немцы, – продолжил он после того, как налил ей воды из стоящего рядом сифона, – но самолет, на котором, как мы думаем, его вывезли, до их территории не долетел. Мы отправили по предполагаемому маршруту авиаразведку и поисковые группы, так что, думаю, в ближайшее время мы его найдем и вернем домой. Ты, главное, не теряй надежды. Береги себя и ребенка. А мы тебе поможем всем, чем сможем.

Берия еще долго что-то говорил, но она плохо понимала, что именно. Отвечала невпопад и лишь кивала головой. В тот же вечер у них в квартире появилась молодая женщина, которая назвалась Марией и которую прислал Лаврентий Павлович приглядывать за Татьяной и помогать по хозяйству. Она была, судя по разговору, достаточно образованная, как потом оказалось, тоже медик, тактичная и внимательная. Через пару дней они сдружились, и стало чуточку полегче, если можно так сказать, учитывая, что началась война. Однако Таня успокоилась. Она почему-то была уверена, что Миша жив и вернется домой.

Сознание плавало в каком-то вязком и зыбком тумане. Изредка я чувствовал какие-то прикосновения, иногда в рот начинала течь жидкость, и я ее судорожно глотал. Но вот кто я и, главное, где я, вспомнить никак не мог. Малейшее напряжение мысли отзывалось обжигающей болью. Причем болело не где-то конкретно, а везде. Боль была во мне, боль была вокруг меня. Сам окружающий меня туман, казалось, состоял из этой боли. Сколько я провел времени в таком состоянии, не знаю. Наверное, вечность.

Наконец где-то в глубине сознания забрезжила слабенькая мысль. Какая? Не знаю, но я потянулся к этой мысли, и она стала четче, а с ней стали четче и воспоминания. Я – Михаил Шершнев. Родился в 1970 году, живу и работаю в Москве, а сейчас идет 1941 год, несколько дней до начала войны. Меня похитили немцы и попытались вывезти на самолете в Германию. Самолет упал, и я потерял сознание. И где я сейчас нахожусь, непонятно.

В голове что-то щелкнуло, будто включили рубильник, и я начал ощущать окружающую меня действительность, но вида, что очнулся, решил пока не подавать. Нужно для начала выяснить обстановку.

Совсем рядом слышались чьи-то приглушенные голоса. Я напряг слух, но распознать речь не смог. Просто сплошное какое-то «бу-бу-бу-бу». Ладно, буду лежать и ждать, как в том анекдоте про Штирлица[62], на каком языке заговорят со мной рядом.

Однако рядом со мной не заговорили, а тихонечко запели. Тихий, приятный, девичий и совершенно не знакомый голосок что-то чуть слышно напевал, причем на русском языке. А у меня защемило сердце. Танюшка! Я собрался с силами и, открыв глаза, попытался повернуть голову и посмотреть на певунью.

От совершенно незаметного движения все тело пронзила острая боль, заставив меня застонать. Пение тут же прекратилось, и надо мной склонилась незнакомая девушка с огненно-рыжими волосами. И хотя в помещении, где я лежал, было не так уж и светло, но казалось, что эти волосы освещают все вокруг. И взгляд у девушки был любопытно-встревоженный, как у лисички.

От этой мысли у меня губы непроизвольно дрогнули в улыбке.

– Ну, слава богу, очнулись, – с каким-то легким акцентом сказала Лисичка. – Вы только лежите и не вставайте, а я сейчас тятю кликну.

Она поправила простынь, которой я был укрыт, и быстро убежала. Спустя мгновение я услышал, как хлопнула входная дверь.

Боль немного утихла, и я смог рассмотреть помещение, где нахожусь. Похоже, что это что-то вроде отгородки в большой комнате. Вход сюда завешан чем-то вроде занавески до пола, край которой зацепился за спинку стула, и теперь мне была видна часть соседней комнаты. Везде чисто, полы выскоблены и застелены домоткаными половиками. На стене напротив видны несколько фотографий. Что на них, разобрать сложно, но, похоже, что на одной человек в военной форме. А вообще ситуация напомнила мне то, как я впервые очнулся в этом времени. Тоже девушка, маленькая комнатка. Правда, в прошлый раз на стенах и потолке еще и электрические провода были, а тут их нет.

Где-то послышались тяжелые шаги, затем раздался звук открывшейся входной двери.

– Не части, Анна, – сильный мужской голос, казалось, заполнил все свободное пространство, – очнулся, и слава богу. Пойду познакомлюсь, кто такой, а ты вон поди, поснедать чего-нито собери. Да болезному нашему похлебки жидкой налей в кружку. Ему все одно пока только жидкое можно, иначе помрет не ровен час.

Занавеска откинулась, и в мою каморку вошел крепкий мужчина на вид лет шестидесяти с аккуратно подстриженной бородой. Смотрели мы с женой когда-то в будущем польский фильм «Лекарь», вот и вошедший был точь-в-точь как главный герой. В общем, монументальный мужик, ростом чуть меньше двух метров и с комплекцией голливудского актера-губернатора. Во всяком случае, каждая ладонь у него была как две мои.

– Вижу, молодой человек, вы пришли в себя.

А вот манера говорить никак не вязалась с его внешностью.

Заметив мое мимолетное замешательство, он ухмыльнулся и сел рядом с кроватью на табурет. Мебель жалобно скрипнула.

– Вы можете говорить? Можете назвать свое имя?

– Меня зовут Михаил Шершнев, – прохрипел я.

Горло было сухое. Заметив это, мой собеседник встал и вскоре вернулся с кружкой, от которой поднимался легкий пар. А уж аромат от нее шел просто неописуемый. В животе сразу предательски заурчало.

– Вот, попейте бульона, Михаил. Вам сразу станет легче.

Мой спаситель помог приподняться на локтях и поднес кружку с теплым наваристым бульоном к губам. Напившись, а заодно и наевшись, я откинулся на подушку, а хозяин дома опять вышел.