Флибустьеры - Хосе Рисаль

— Будет есть паштет из раков! — ответил Исагани, которому уже наскучила речь Пексона.

— Да и мы тоже! Хватит речей!

Но так как китаец все не приносил паштета, один из студентов встал и пошел в глубину залы, к балкону, с которого открывался вид на реку. Минуту спустя он вернулся, таинственно подмигивая.

— За нами следят, я сейчас видел любимчика отца Сибилы!

— Неужели? — вскочив с места, воскликнул Исагани.

— Сиди, сиди! Заметив меня, он тут же скрылся.

Студент подошел к окну взглянуть на площадь. Затем поманил рукой товарищей. Они увидели, как из панситерии вышел юноша, огляделся кругом и вместе с каким-то незнакомым человеком сел в экипаж, поджидавший у тротуара. Экипаж принадлежал Симоуну.

— Ах, черт! — воскликнул Макараиг. — Слуге вице-ректора оказывает услуги повелитель генерала!

XXVI

Прокламации

Басилио поднялся чуть свет, чтобы пораньше прийти в больницу. Распорядок дня был ясен: навестить больных, затем сходить в университет, выяснить кое-что касательно получения диплома и, наконец, поговорить с Макараигом, не ссудит ли он ему на расходы, неизбежные в таких случаях. Почти все свои сбережения Басилио истратил на то, чтобы вызволить Хулию и приобрести для нее и дедушки хоть какое-нибудь жилье; просить же у капитана Тьяго он не решался, — как бы тот не подумал, что Басилио хочет получить задаток в счет наследства, о котором непрестанно твердил благодетель.

Погруженный в свои думы, Басилио не заметил, что навстречу ему то и дело попадаются студенты, возвращающиеся из города, словно занятия отменены, тем более не обратил он внимания на их озабоченные лица, на то, что они вполголоса переговариваются и таинственно переглядываются. И когда у подъезда университета святого Иоанна Божьего товарищи спросили его, не слышал ли он о заговоре, Басилио так и похолодел: он вспомнил о задуманном Симоуном мятеже, который сорвался, вероятно, из-за таинственной болезни ювелира. Внутри у него будто что-то оборвалось, но, изобразив на лице недоумение, он спросил безразличным голосом:

— Какой еще заговор?

— Только что раскрыли! — ответил кто-то. — Говорят, замешано много народу.

Басилио с трудом овладел собой.

— Много народу? — переспросил он, вглядываясь в лица товарищей. — Но кто именно?..

— Студенты, масса студентов!

Задавать еще вопросы Басилио побоялся, чтобы не выдать себя, и, сказав, что спешит навестить больных, пошел дальше. По дороге он встретил профессора-клинициста, своего друга. Тот, положив юноше руку на плечо, вполголоса спросил:

— Вы были на вчерашнем ужине?

Басилио от волнения почудилось, будто профессор сказал «позавчерашнем», а позавчера он как раз беседовал с Симоуном.

— Видите ли, — пробормотал он, оправдываясь, — капитану Тьяго было плохо, к тому же я хотел закончить чтение Маты…

— И отлично сделали, что не пошли, — сказал профессор. — Но ведь вы, кажется, член Ассоциации студентов?

— Да, плачу взносы…

— Так вот, мой вам совет: немедленно идите домой и уничтожьте все компрометирующие вас бумаги.

Басилио пожал плечами. У него не было никаких бумаг, разве что записи лекций, ничего больше.

— А что, сеньор Симоун…

— Симоун, слава богу, здесь ни при чем! — успокоил его профессор. — Его очень кстати ранил какой-то неизвестный, и он теперь лежит в постели. Нет, тут замешаны другие. Говорят, очень серьезное дело.

Басилио облегченно вздохнул. Симоун был единственным, кто мог его скомпрометировать. Но тут же у него мелькнула мысль о кабесанге Талесе.

— А может, это тулисаны?

— Нет, мой друг, в заговоре участвуют только студенты.

К Басилио вернулось его обычное хладнокровие.

— Но что же все-таки произошло? — спросил он.

— Нашли какие-то подстрекательские прокламации. А вы разве не знаете?

— Где нашли?

— Да где же еще, как не в университете!

— Всего-навсего прокламации?

— Черт возьми, вам этого мало? — чуть не с яростью воскликнул профессор. — Говорят, их сочинили студенты из Ассоциации. Но тсс!

К ним приближался профессор патологии, по виду больше смахивавший на церковного служку, чем на врача. Место свое он получил по милости всемогущего вице-ректора: профессор этот не имел ни знаний, ни диплома, зато был рабски предан ордену. Все коллеги на факультете считали его шпионом и доносчиком.

Друг Басилио холодно поклонился в ответ патологу и, подмигнув юноше, нарочито громко сказал:

— Да, сомнений нет, капитан Тьяго не сегодня-завтра отдаст богу душу. Недаром к нему уже слетаются вороны и стервятники.

И он ушел в профессорскую.

Несколько успокоенный, Басилио попытался разузнать подробности. Ему рассказали, что на дверях университета нашли прокламации и что вице-ректор приказал содрать их и отнести в полицию. В прокламациях содержались всяческие угрозы, призывы к резне, намеки на иностранное вторжение и бог весть что еще.

Студенты оживленно обсуждали происшествие. Сведения исходили от привратника, который слышал об этом от служителя университета святого Фомы, а тот, в свою очередь, узнал от одного сторожа. Говорили о неминуемых исключениях, арестах, называли имена тех, кто подвергнется гонениям, — ну, конечно, члены Ассоциации!

Басилио вспомнились слова Симоуна: «В день, когда они смогут от вас избавиться… Вам не удастся закончить университет…»

«Неужели им что-то известно? — спросил он себя. — Что ж, посмотрим, чья возьмет!»

Последние следы тревоги исчезли, и Басилио отправился в университет, чтобы разведать, как вести себя дальше, а заодно похлопотать о дипломе. Он пошел по улице Легаспи, затем свернул на улицу Женского монастыря и, дойдя до угла улицы Солана, убедился, что и впрямь произошло нечто серьезное.

На площади перед университетом, вместо веселой, шумной молодежи, прохаживались парами солдаты гвардии ветеранов, следя за тем, чтобы студенты, выходившие из университета, — кто молча, кто возбужденно разговаривая, — не собирались в группы. Кое-кто из юношей, отойдя подальше от солдат, останавливался, другие спешили домой. Первым встретился ему Сандоваль. Басилио окликнул его, но Сандоваль словно оглох.

«Действие страха на желудочно-кишечные соки!» — подумал Басилио.

Затем он увидел Тадео — этот сиял от радости. Наконец-то сбылась его мечта!

— Ты что, Тадео?

— А то, что занятий не будет по крайней мере целую неделю! Слышишь? Чудесно, великолепно!

От удовольствия он потирал руки.

— Да что случилось?

— Всех нас арестуют, всех членов Ассоциации!

— Так чему ты радуешься?

— Занятий не будет, занятий не будет! — пропел Тадео и чуть не вприпрыжку помчался домой.

Показался и Хуанито Пелаэс. Бледный от страха, он бежал, согнувшись в три погибели, отчего горб его был особенно заметен. До сих пор Хуанито был одним из самых деятельных участников Ассоциации.

— Эй, Пелаэс, что стряслось?

— Ничего, ничего я не знаю. Я тут ни при чем, — огрызнулся Хуанито. — Я им все время твердил: это донкихотство… Скажи, говорил я это или нет?

Басилио никогда не слыхал этих слов от Хуанито, но, чтобы успокоить его, ответил:

— Ну конечно, говорил. А все же, что происходит?

— Ведь правда говорил? Ну, смотри же, ты теперь свидетель, я всегда был против… Так не забудь, ты — свидетель!

— Да-да, конечно, но что происходит?

— Помни, я всегда говорил, что это донкихотство. И встречался с членами Ассоциации только для того, чтобы их удерживать!.. Запомни это хорошенько! И не вздумай потом говорить другое!

— Да не буду я говорить другое. Скажи толком, что все-таки произошло?

Но Хуанито был уже далеко: заметив жандарма, он бросился наутек, испугавшись, как бы его не арестовали.

Басилио прошел в канцелярию. Может, там ему что-нибудь объяснят. Но канцелярия была заперта, и во всем университете царила необычайная суматоха. По лестницам вверх и вниз сновали монахи, военные, штатские, адвокаты, врачи, каждый спешил предложить властям свои услуги и помощь.

В коридоре Басилио издали увидал Исагани. Бледный, взволнованный, с горящими от гнева глазами, юноша громко ораторствовал перед группой студентов, нимало не заботясь, что его услышат посторонние. Басилио подошел ближе.

— Я не верю, господа, — говорил Исагани, — и никогда не поверю, что столь ничтожное происшествие может нас запугать и мы бросимся врассыпную, как стая воробьев от чучела в ветреную погоду! Как будто впервые нам, молодежи, борющейся за свободу, грозят тюрьмой! Ведь никого не убили, не расстреляли! Зачем же сразу от всего отрекаться?

— Какой болван сочинил эти прокламации? — с негодованием спросил кто-то.

— А нам до этого какое дело? — возразил Исагани. — Зачем нам доискиваться, пусть ищут они! И пока мы не знаем, что там написано, мы не должны высказываться ни «за», ни «против». Но мы должны помнить: честь велит нам смело идти навстречу опасности! Если содержание прокламаций согласуется с нашими взглядами, тогда, кто бы их ни написал, он поступил правильно, мы должны его благодарить и поставить рядом с его подписью свои подписи! Если же эти прокламации недостойны нашей поддержки, то и говорить не о чем. Совесть наша спокойна, и мы без страха встретим любое обвинение.