Камни говорят - Тоурбергюр Тоурдарсон

нему не сможет. Это вряд ли можно было назвать уступом – на самом деле то место было больше похоже на длинный разрез в отвесной скале. Но даже несмотря на это я был убежден, что он не стал бы препятствием для Конрауда. Я желал, чтобы он, дай Бог, восстал из мертвых и вернулся в Герди в качестве работника – тогда эта овца не умерла бы от голода. Мне казалось, что Конрауд намного превосходил современных скалолазов в Сюдюрсвейте. Ловко лазить по скалам, наверное, прекрасно умел и Эцур Клиногор, сын Хроллауга. Думаю, что люди постепенно теряют навыки скалолазания.

Овца бесцельно стояла или лежала в ложбинке день за днем и ночь за ночью как в хорошую, так и в плохую погоду, и в последнем случае животному наверняка было очень холодно. Ты острее ощущаешь холод, когда голоден. А овце наверняка было очень холодно по ночам, ведь дело уже было в октябре. Иногда она ложилась на один бок, а потом через какое-то время вставала и укладывалась на другой. Порой она долго стояла, повернув голову к западу. Потом поворачивалась на восток, а иногда на юго-запад. В такие моменты я думал, что она смотрит на Хали, выглядывая мальчика, который часто стоит на восточной стороне хутора и смотрит на нее. Начал ли он предпринимать попытки что-то сделать для нее? Что овца подумала бы о помощи этого паренька, знай она, что он призывал подстрелить ее, чтобы она упала вниз на камни, переломав все косточки и превратившись в лепешку? Выстрелить безвинной овце в голову. Какой же я чертов мерзавец! Хотя гибель от пули лучше голодной смерти.

Овца двигалась все реже, медленнее и слабее. Это было хорошо видно с Хали. Она лежала в ложбинке все дольше и дольше и, похоже, перестала смотреть в сторону родного хутора, даже при том, что ее голова и была повернута в том направлении. Но, видимо, животное уже ничем не интересовалось. Овца, судя по всему, пребывала в полусне, едва будучи способной стоять на ногах. Очевидно, она уже не питала никаких надежд и скоро умрет. Умереть, больше не существовать, никогда не лазить по горным склонам, никогда не знать барана в рождественский пост, когда ты – овца…

Вот такой однообразной и изолированной оказалась жизнь этого несчастного животного в ямке на отвесной скале без травы в ненастную осеннюю погоду в Исландии.

– Эта жуть не может так продолжаться, – произносил я иногда про себя, сжимая кулаки. – Я должен прибодриться, избавиться от этих чертовых мрачных мыслей.

И я выпалил все злые и грубые ругательства об овечьей глупости и беспомощности, хотя их никогда не употреблял по отношению именно к этому несчастному застрявшему животному:

– Поделом этим безмозглым тварям! Они лучшего и не заслуживают, эти черти, забираясь в западни без повода и причины! Ведь у них достаточно травы в других местах, где и пейзаж красивый! Пускай дьявол их жалеет, а не я!

Но такие эмоции вскоре сменялись у меня прежним ощущением жалости:

– Ведь это дети, маленькие дети, не ведающие, что творят, и люди должны помогать им, когда у них беда. О, Конрауд, несравнимый гений скалолазания! Как бы я хотел, чтобы ты оказался сейчас в Герди!

В такой отвратительной атмосфере прошло много времени, а именно две недели, а может быть и больше. И вдруг случилось чудо, большое чудо. Как-то октябрьским утром, когда была ясная солнечная погода, в тот момент, когда все знающие морское дело мужчины к югу от песков Стейнасандюр готовились отправиться на промысел тюленя на островах Хродлёйхсэйяр, кто-то зашел к нам на помост в бадстове, где я стоял полуодетый, с новостью о том, что овца свалилась из западни и сейчас стоит, пощипывая траву, к востоку от морены под скалой.

– Что-о-о?? Да не может быть!

– Овца выпала из западни и сейчас жует траву на полянке к востоку от морены, как ни в чем не бывало.

Я в это не поверил, хотя и знал, что все жители Хали всегда говорят только правду. Это наверняка другая овца. Если попавшее в западню животное выпало из ямки, то оно должно было упасть на морену и лежит там сейчас в расплющенном состоянии за камнями, откуда его и не видно. Я выскочил на улицу в чем был и побежал на восток от кухни, откуда начал пристально всматриваться. Сначала я взглянул на ямку. И на самом деле! Она была совершенно пустой. Мне это не понравилось, и я начал ее жалеть, ведь у ямок тоже есть своя жизнь.

Далее я перевел взгляд оттуда наискосок по направлению к полянке к востоку от морены. И что я там вижу? Белая овца щиплет траву, как ни в чем не бывало. Люди в Хали никогда не лгут! И тут не могло быть никакой ошибки – это была та самая овца, несколько недель проторчавшая в ямке в самую ненастную осеннюю исландскую погоду, а сейчас пролетевшая тридцать саженей, упав с отвесной скалы! Я узнал животное по оттенкам цвета, повадкам и телосложению. О да, мне прекрасно знакома эта овца. Я был неимоверно рад, что она продолжает жить, как и другие ее собратья. Я кричал от радости и прыгал по двору. И теперь она повстречается с бараном в рождественский пост!

Но овца после такого невообразимого падения, должно быть, вся переломана, и хотя она, невзирая на боль, щиплет траву, это просто из-за того, что дико проголодалась. В таком случае она не сможет жить, ее зарежут над корытом. Вот такую награду получит эта овца за недели мучений, когда она выказала больше силы воли и выдержки, чем какой-либо человек с бессмертной душой когда-то проявлял в этом мире.

В то же утро хуторяне подошли к овце. Поймать ее оказалось нетрудным делом, и ее всю ощупали. У овцы нигде не было переломов или каких-либо ран. Ее также обнюхали, но не обнаружили какого-либо неприятного запаха – это означало, что внутренние органы серьезно не повреждены. Однако овца была крайне истощена и обессилена и выглядела совершенно жалко. Как бы то ни было, она на удивление быстро вернулась к нормальному физическому состоянию, будто с ней совсем недавно не случалось ничего особенного. Овца присоединилась к своим сородичам, и отныне на душе становилось весело, когда я в хорошую погоду выходил на улицу и отыскивал ее глазами на горном склоне – я смотрел на овцу и радовался за нее. Хозяйкой животного была Оддни с Герди.

Но