Закон и беспорядок. Легендарный профайлер ФБР об изнанке своей профессии - Джон Дуглас

что их мотив заключается в том, чтобы совершить преступление с эмоциональным удовлетворением от манипулирования, господства и контроля, поэтому эти преступления обычно квалифицируются как «особые обстоятельства», они бывают особенно жестокими и садистскими, рассчитаными на максимальное количество страданий со стороны жертвы. И сегодня мы знаем достаточно о патологии этих маньяков, чтобы понимать: подавляющее большинство из них, если когда-либо будут освобождены или смогут сбежать из тюрьмы, снова начнут убивать.

Какой смысл держать таких личностей в тюрьме оставшуюся часть их жизни – людей очевидно виновных и способных убить еще раз, если появится возможность – за исключением абстрактной морали о том, что государство не должно отнимать жизнь? Если мы не собираемся их выпускать, если мы знаем, что не сможем изменить их жизненную позицию, зачем нам содержать и охранять их тридцать-сорок лет?

Конечно, это не общепринятое мнение. В ноябре 2011 года Джон Китцхабер, губернатор штата Орегон, объявил временную отсрочку казни Гэри Хогена, дважды осужденного убийцы. Китцхабер – врач, эксперт по политике в области здравоохранения, хорошо известный своей глубокой нравственностью – заявил: «Орегону пора подумать о другом подходе. Я отказываюсь в дальнейшем быть частью этой скомпрометированной и несправедливой системы, и я не допущу впредь казней, пока я на посту губернатора».

Далее он сказал, что две казни, проведенные во время его первого срока, «стали самыми мучительными и трудными решениями, которые я принимал как губернатор, и я возвращался мыслями к этому снова и снова в течение последних 14 лет. Я не верю, что эти казни сделали нашу жизнь безопаснее и, конечно же, они не сделали наше общество благороднее. Я просто не могу снова участвовать в том, что считаю неправильным с моральной точки зрения».

Это прямое отражение действий Джорджа Райана, республиканского губернатора штата Иллинойс. В 2000 году он ввел мораторий на казнь в своем штате, заявив: «Сейчас мы освободили больше людей, чем отправили на смерть по правилам принятой системы. Несомненно, в системе есть изъян, и его необходимо изучить». Прежде чем покинуть свой кабинет в январе 2003 года, он отменил смертные приговоры 167 осужденным, находившимся в камере смертников штата. «Я по-прежнему верю, что смертная казнь является правильным ответом на чудовищные преступления, – пояснил он. – Но я считаю, что она оправдана лишь там, где мы не лишаем жизни ни в чем не повинных людей».

К несчастью для него и жителей Иллинойса, Райана впоследствии осудили за политическую коррупцию, и не его одного среди губернаторов Иллинойса. Однако я не сомневаюсь в искренности его отношения к смертной казни. И без всяких сомнений, как институт смертную казнь необходимо реформировать.

Я согласен с губернатором Райаном в том, что все еще существует опасность казнить невиновного человека. И с губернатором Китцхабером я тоже согласен в том, что пока казни исполняются так спорадически и непоследовательно, как сейчас, то их наличие, с одной стороны, не обеспечивает нам безопасность. Однако, с другой стороны, все-таки обеспечивает. Как говорят у нас в правоохранительных органах: смертная казнь может быть, а может и не быть общим средством сдерживания насильственных преступлений, но она, конечно, является специфическим сдерживающим фактором. Ведь согласно нашей статистике, никто из казненных не смог убить снова. Ни у одного другого средства наказания или исправления нет такой последовательной и предсказуемой истории.

Но что касается другой точки зрения, хотя я ценю это намерение и сообщение, при всем уважении я выражаю несогласие с губернатором Китцхабером. Полагаю, мы должны поддерживать определенные стандарты и говорить, что есть преступления настолько отвратительные, что самое благородное, что мы можем сделать, это навсегда удалить таких преступников из общества.

В 1960 году сотрудники «Моссада», секретной службы Израиля, захватили Адольфа Эйхмана, одного из ключевых нацистских деятелей, управлявших «окончательным решением еврейского вопроса». Его задержали в Аргентине и привезли в Израиль для суда. Перед началом судебного разбирательства Израиль ввел смертную казнь среди гражданского населения, хотя народ до этого не чувствовал необходимости во введении такой высшей меры наказания. Однако для чудовища, творившего то, что творил Эйхман, никакое другое наказание не казалось подходящим. Мало кто из рациональных и сострадательных людей во всем мире не согласился с этим решением.

Моральное равенство часто ведет на скользкую философскую дорожку. Но нужно спросить себя: является ли человек менее виновным с моральной точки зрения, если он по своей воле замучил до смерти только одного, двух или пятерых невинных людей, чем если бы он курировал уничтожение целой этнической группы, направил на это все свои силы? Нет – вот как я отвечаю на этот вопрос. Безусловно, такой акт геноцида, подобный преступлениям Эйхмана, оказывает большее влияние на общество и человечество и поэтому является более опасным с социально-политической точки зрения во всем мире. Но Талмуд, многовековой сборник еврейских законов и нравоучений, утверждает, что спасти одну-единственную жизнь – все равно что спасти мир, и забрать одну-единственную жизнь все равно что уничтожить весь мир.

В своем историческом философском трактате «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме» Ханна Арендт резко критиковала суд и то, как его провели «победители», точно так же, как и пятнадцатью годами ранее, когда она участвовала в Нюрнбергском процессе. Однако она не стала критиковать вынесенный приговор. По ее ощущениям, было естественно и понятно, что люди, с которыми Эйхман не хотел жить на одной земле, не захотели жить на одной земле с ним.

Любой, кто совершил ужасное умышленное убийство другого человека, как мне кажется, в равной степени несет ответственность за это, если следовать логике профессора Арендт.

Вы, наверное, заметили, что большинство обвиняемых, примеры которых мы приводим в этой книге – и те, кого мы называем невиновными, а также те, о ком мы говорим противоположное, – белые. Но это не означает, что большой процент несправедливых и несоответствующих деяниям смертных приговоров не достается афроамериканцам, латиноамериканцам и представителям других меньшинств. Мы только указываем на то, что тип преступника, которого мы считаем заслуживающим смертной казни, наиболее подходит белым мужчинам. Несмотря на то что непропорционально большое количество уголовных убийц могут быть чернокожими, преступления маниакального типа, с сексуальным насилием, совершают преимущественно белые. Это не дискриминационное заявление, а просто статистическое наблюдение. Однако цифры для меня не абстракция. Я испытывал абсолютный ужас от того, на что способны