Первенцы - Дарья Чернышова

Танаис придержала сохатого, обернулась на крик, но больше ничего не предприняла – только нежно, по-матерински улыбнулась. Громила выругался по-хаггедски: такого ругательства, емкого и ядовитого, как змеиный укус, Гашек еще не слышал. Он вытер кровь о конский чепрак; рука отяжелела, словно окованная стальным браслетом. С лица Гашек теперь, верно, походил на человека, готового изречь глубокую мудрость, потому что разум наотрез отказывался работать. Веревка, тянувшая украденных лошадей, дернулась, когда они начали отставать. Гашек бессознательно подстегнул их. Хватит, закругляемся, пора отсюда бежать.

Обратный путь проделали молча, под недовольное ворчание коней и отрывистые звуки вечно бодрствующего леса. Почти у самого замка громила подъехал поближе, прокашлялся, издал неопределенный звук:

– Г-хм!

Но не произнес ни слова.

Гашек перебирал в пальцах нечесаную гриву. Саттар махнул рукой и предоставил его самому себе.

За время их отсутствия надо рвом вырос достаточно крепкий мост. Перетащив последнюю часть упакованного в немаленькую сумку груза, Бруно присел, чтобы перевести дух, и поприветствовал только кивком. Сохатых отпустили, наконец, восвояси; провожая их взглядом, Саттар с присвистом произнес пару фраз, обращенных к Танаис, и сделал неприличный жест, который она, кажется, не оценила.

Способность более-менее ясно мыслить вернулась к Гашеку, когда главарь попросил их с Куницей подготовить остальных коней: четко поставленная задача помогла собраться. Бруно же отвел в сторону мулов и вместе с хаггедцем принялся навьючивать тяжелые сумки.

– Что там у них?

– Плата, – с неохотой буркнул Куница, туговато затянув ремень под седлом, когда-то лежавшим на спине буланого красавца.

Гашек не стал допытываться, мало ли что. Об этом можно спросить кого-то другого. Куница быстро справился с конской сбруей и отошел подальше от воды вместе с Танаис, вполголоса с ней переговариваясь. Хаггедка посматривала в сторону замка и немногословно отвечала.

Когда Гашек почти закончил седлать последнюю кобылу, его вдруг замутило; схватившись за живот, он крепко зажмурился, надеясь остановить головокружение, и прислонился лбом к теплому чепраку.

– Кабанчика слегка недожарили, – сказал главарь, ободряюще стукнув Гашека по спине.

Его от этого едва не вырвало, но он смог изобразить улыбку. Переждав короткий приступ недомогания, расправил плечи и заметил движение по ту сторону моста: Немтырь, необъяснимо счастливый, исчезал за закрывающимися воротами. Гашек обернулся, вопросительно взглянув на Бруно.

– Он остается?

– Конечно, – сверкнув глазами, ответил главарь. – Теперь Немтырь – хранитель очага.

– И что это значит?

– Что у него нет больше других забот, кроме огня в этом очаге. Он сам так захотел, и я его понимаю. Рано или поздно приходит пора обрести дом, который станет твоим последним пристанищем.

Гашек пожалел, что не успел даже помахать. «Прости, что огрел тебя лопатой», – сказал бы он, наверное, на прощание. Ворота вздохнули в последний раз. Гашек вздохнул тоже. В этом всеми забытом месте его почти ничего не тревожило, а с недавних пор один день покоя казался запредельной роскошью.

Наконец все собрались в дорогу – вот только все, да не все. Гашек искал глазами медный отблеск волос. И лишь теперь окатила жгучая волна осознания: девочки, которую Гашек вынес из горящей усадьбы и за которой всегда приглядывал, рядом больше нет – она ушла в неизвестность совсем одна, решив, что не нуждается в его присутствии и поддержке. Он похлопал по карманам на груди, будто надеясь отыскать там что-нибудь, что сможет немедленно вернуть все назад, жадно вгляделся в разбитые окна – вдруг Итка просто спряталась в замке?

Только она никогда не умела прятаться. Гашек вспомнил далекие киртовские дни, когда прошлое оставалось прошлым, а о будущем всегда заботились другие. «Когда я вырасту и выйду замуж, ты ведь тоже поедешь со мной в Тильбе?» – спрашивала она, пока он чистил копыта Ворона. Гашек потом щекотал ей бока и отвечал: «Конечно. Куда же ты без меня».

Наверное, тогда Итка говорила не всерьез – понимала, что это, скорее, Тильбе приедет в Кирту. Потому-то и женится. Так, в отличие от батраков, устроены господа.

– Скажи мне, на кой ляд ты его убил? – ударил в голову, молотом по наковальне, хрипловатый голос хаггедца-громилы.

Гашек не знал, как ему ответить. И, что намного хуже, не знал, как ответить себе – на этот и многие другие вопросы.

Глава 17. Туз мечей

Сняв капюшон, Марко Ройда вздохнул. Он едва ли мог быть намного старше Бруно, но весь облик его говорил о том, что человек этот прожил долгую и чудовищно несчастную жизнь. Среди глубоких морщин на лбу – длинный шрам от виска до виска, и Итка, к ужасу своему, догадывалась о его происхождении. Взгляд усталый и блеклый, задержавшийся на ней мельком и снова заиндевевший словно бы изнутри. Марко достал из грязи арбалетный болт и вытер его о прохудившийся плащ.

Итка сжала и разжала кулаки.

– Оставь лошадь за домом, – бросил Марко вместо приветствия, – и проходи за мной.

Она, шагая медленно и неуклюже, словно по шею в воде, провела вороную вдоль укрепленной стены и привязала поводья к тоненькой осине. Как завороженная, развернулась на месте, чтобы сделать несколько шагов к аккуратной хижине и остановиться. «Чуть не забыла», – потом укорила себя Итка, неся под мышкой плотный сверток ткани, в котором спрятала тяжелую булаву. Кобыла проводила хозяйку негромким ворчанием.

Скромная обстановка хижины производила гнетущее впечатление: в этом доме не хотелось жить, здесь хотелось думать о смерти. Вместо окна – две узенькие бойницы, украденный свет из которых падал на пустой стол и скамью, накрытую волчьей шкурой. Марко жестом предложил сесть, а сам склонился над большим деревянным ящиком.

– Как ты нашла меня?

– Я путешествовала с ханзой Бруно. Вчера ночью сбежала.

На мгновение Марко замер, а затем медленно опустил широкие плечи. Он сидел спиной к Итке, перекладывая в ящике что-то тяжелое, и она не могла видеть его лица. Без лишних деталей рассказав о побеге из Кирты и пути, который привел их с Гашеком в Столицу на выступление «скоморошьей труппы», она ждала – сама не зная, чего. Неуютные стены давили неприветливой пустотой. Наконец Марко, выпрямившись во весь рост, обернулся.

– Где они?

– В заброшенном замке к югу отсюда.

Итка хотела добавить, что сделала все, чтобы их задержать, но от кровавых воспоминаний бросило в пот.

Марко ненадолго задумался.

– Ты с дороги. Голодна?

– Да, – честно ответила она, только теперь почувствовав, как тяжелеет язык. – Очень.

Марко открыл дверь погреба, которую иначе Итка могла бы, наверное, не заметить: вход притаился в самом темном углу избы. Вскоре на столе оказалась полная миска не то капусты,