Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

мерах по его улучшению, в советской музыке не было произведено никакой перестройки»[400], – констатировало руководство страны.

Как и прочие идеологические кампании, постановление об опере «Великая дружба» было подготовлено исключительно по воле Сталина. В понедельник 5 января 1948 г. он вместе с другими членами Политбюро отправился в Большой театр, где в тот вечер давали оперу Вано Мурадели на либретто Георгия Мдивани «Великая дружба». Эта опера была поставлена главным театром страны к 30-летию советской власти, премьера ее состоялась 7 ноября 1947 г. Говоря словами А. А. Жданова, «Центральный Комитет принял участие в общественном просмотре новой оперы тов. Мурадели»[401].

Эта опера была обречена на успех. Помимо того, что ей была уготована Сталинская премия I степени, ее авторы уже к тому времени буквально озолотились на присылаемых со всех концов страны гонорарах: «Великая дружба» одновременно была поставлена почти в 30 театрах страны. В Ленинграде премьера ее состоялась в Малом оперном театре, а «Ленинградская правда» 18 ноября 1947 г. напечатала статью профессора Ленинградской консерватории композитора Г. П. Таранова, которая заканчивалась словами: «Постановка “Великой дружбы” – ценный подарок коллектива Малого оперного театра советскому слушателю ко дню тридцатилетия Великой Октябрьской социалистической революции. Это – яркий, красочный и жизнеутверждающий спектакль, который бесспорно будет иметь успех»[402].

Газета «Советское искусство» была несколько сдержанней, но также заканчивала свой очерк об опере оптимистически: «“Великая дружба” – не только удачный спектакль, но и значительный творческий успех коллектива Большого театра на трудном пути создания советской оперы»[403].

Планы Мурадели создать очередной шедевр увенчались успехом. Еще в декабре 1946 г. композитор писал: «Не знаю, насколько удастся мне мой замысел, но я буду счастлив, если в образах моей оперы правдиво воплотится большая идея патриотического единства советских народов, ведомых к коммунизму по ленинскому пути великим Сталиным»[404].

В марте 1947 г. о новой опере сообщало Ленинградское радио:

«Лауреат Сталинской премии композитор Вано Мурадели по заданию Театра оперы и балета имени Кирова работает над оперой. Ее тема – дружба народов Советского Союза.

В беседе с нашим корреспондентом композитор Мурадели рассказал:

– В опере, которую я сейчас пишу, действие происходит в первые годы после Великой Октябрьской Социалистической революции. В 1919 году Ленин и Сталин направили Серго Орджоникидзе, как посланца большевистской партии, на Северный Кавказ для объединения горских народов и терских казаков. Там был созван великий сход горских народов и терских казаков, который положил начало установлению дружбы и братства народов Северного Кавказа. Вокруг этой основной темы и развертывается действие оперы, либретто которой написано драматургом Мдивани, а стихотворный текст поэтом Стреминым. ‹…›

Я буду счастлив, если в образах моей оперы правдиво воплотится большая тема дружбы народов Советского Союза и историческая роль большевистской партии в осуществлении ленинско-сталинской национальной политики»[405].

Но все общественное мнение огромной страны зависело тогда от вкуса одного человека. И, несмотря на комплиментарность прессы, «общественный просмотр» закончился не так, как ожидалось, – опера Сталину очень не понравилась.

И тогда в мгновение ока вдруг оказалось, что «Великая дружба» «является порочным как в музыкальном, так и в сюжетном отношении, антихудожественным произведением»[406]. Уже 6 января 1948 г., на следующий день после просмотра Сталиным и членами Политбюро ЦК оперы, Жданов провел в Большом театре «совещание», после чего началась подготовка постановления ЦК ВКП(б).

Внимание Сталина к музыке не было неожиданностью: он всегда был меломаном, если так можно выразиться. Известно его покровительство басу Большого театра Марку Рейзену, часто приезжавшему к вождю на ближнюю дачу для услаждения его слуха; а Светлана Аллилуева, описывая быт отца на ближней даче, пишет: «В другом углу была радиола с пластинками, у отца была хорошая коллекция народных песен, – русских, грузинских, украинских»[407]. Известно, что когда в СССР в 1943 г. вернулся А. Вертинский, то некоторые члены ЦК пытались навязать ему новый репертуар; эти мысли резко парировал Сталин: «У него есть свой репертуар, а кому не нравится – тот пусть не слушает»[408], что свидетельствует об отношении вождя к творчеству этого исполнителя.

Молотов вспоминал о даче Сталина в Кунцеве:

«Патефон. Часто он приводился в действие. Пластинки разнообразные, но он любитель классической музыки. Часто в Большой театр ходил, на середину оперы, на кусок из оперы. Хорошо относился к Глинке, Римскому-Корсакову, Мусоргскому – к русским преимущественно композиторам. Ему нравились песни хора Пятницкого. ‹…› У стенки было пианино. Жданов играл. Он немного пианист, домашнего типа»[409].

Дирижер Б. Э. Хайкин уже в 1972 г. вспоминал в письме к М. Б. Храпченко:

«В конце войны, когда Кировский театр уже вернулся в Ленинград, однажды в праздники А. А. Жданов приехал на “Ивана Сусанина”.

Я был вызван в ложу, А. А. был в хорошем настроении, но я запомнил такую фразу; воспроизвожу ее в точности: “Товарищу Сталину в ‘Иване Сусанине’ музыка у товарища Пазовского понравилась больше, чем у товарища Самосуда. Учтите это обстоятельство”.

Вспоминаю эту фразу, когда говорят, что А. А. Жданов был музыкально образованным человеком, прекрасно играл на фортепиано. Я этого не знаю, может быть это и так. Но мне кажется, что музыкант для изложения подобной мысли или подобного факта найдет несколько иную формулировку»[410].

И если этот исторический анекдот выявляет подлинную музыкальную эрудицию А. А. Жданова, то по поводу вкусов Сталина, затронутых им, можно получить еще одно уточнение в дневнике правдиста Л. К. Бронтмана:

«Я поехал к Сергею Лапину, зампреду Всесоюзного Радиокомитета, консультироваться к передовой. Разговор перепрыгивал с одного на другое, шел откровенно и непринужденно. ‹…›

Рассказал о Хозяине любопытные вещи. Он очень внимательно относится к вещанию, часто слушает.

– Мы знаем совершенно точно, что он любит. Он превосходно разбирается в музыке. К примеру, как-то нам позвонили и сказали, что он просит поставить “Полонез” Шопена в исполнении оркестра п[од] у[правлением] Голованова. Поставили. Новый звонок: тот же “Полонез” в исполнении оркестра п[од] у[правлением] Орлова. Поставили. И начались сердитые звонки слушателей: что у вас там не смотрят, одну и ту же пластинку ставите два раза подряд!

– А какой приемник у него?

– Дома – не знаю, а в кабинете – тарелка.

– То есть?

– Обыкновенный репродуктор сети. Да-да! Иногда нам заказывают целый концерт. Как-то ночью, часиков в 11 нам позвонили и сказали, что на даче гости, и просят дать концерт. Заказывали – и мы ставили. Самое трудное было заполнить паузы. Концерт длился часа два. Потом нам позвонили от его имени и благодарили. Иногда мы посылаем