Серебряный змей в корнях сосны – 3 - Сора Наумова

class="p1">– Все равно. Не ищи злодейства там, где его быть не должно. – Кента расстроился, и даже жар ирори, греющий ноги, уже не так радовал. – Люди не обязательно желают друг другу только дурного.

– Опыт подсказывает мне иное.

– Неужели за эти годы у тебя не появилось другого, хорошего, опыта?

Хизаши ответил не сразу. Это успокаивало, но все же Кента был опечален тем, что не смог показать другу, что люди – не только сплошное зло. Он считал – и до сих пор считает – это невероятно важным.

Показать Хизаши, что на самом деле значит, быть человеком.

– Но ты не можешь поспорить, Каэде вызывает подозрения, – наконец сказал он, и от Кенты не укрылось, что это был вовсе не ответ на вопрос. – Служанка, которую сопровождал охранник и встречала повозка. А уж как обрадовался ее хозяин! Точно чуть не потерял дочь родную, не иначе. Даже отдыхать отправил, а про мертвого охранника ни словечка не сказал.

В его речах была доля правды, Кента не мог поспорить – Каэдэ определенно занимала среди прочих слуг особое положение. Но не верилось, что она и господин Хагивара…

Тут вернулась служанка и принесла поднос с чаем и маленькими пирожными вагаси.

– Хозяин велел передать, что госпоже гораздо лучше, – отчиталась она. – Вы можете прогуливаться по саду или отдыхать, как вам будет угодно, а вечером он ожидает вас на ужин.

– Примем за честь, – ответил Кента за них двоих. Хизаши в это время, покачав девушке головой, сам принялся разливать чай по чашкам. Прозрачные, с легким желтоватым оттенком, капли стекали по тонким фарфоровым стенкам, распространяя дивный аромат. Кента сделал глоток и довольно покивал.

– Вкусно.

– Хотя бы не жадничают, – хмыкнул Хизаши и тоже пригубил. Его пальцы были такими бледными, что почти сливались с фарфором, и он перебирал ими, когда становилось слишком горячо. Должно быть, ему приходилось еще хуже, ведь, кроме истощения, он страдал и от холода. Но все же стоило кое-что сказать.

– Мы подвергли жизнь госпожи Таэко риску. Неужели нельзя было обойтись без этого?

Хизаши пожал плечами.

– Ты сам видел, откладывать было опасно.

– То есть ты совсем не переживал, делая это? – Кента вспомнил, как те же бледные тонкие пальцы впивались в шею женщины, будто и правда собирались придушить. – И когда едва не убил того бандита, Сару?

– Что ты хочешь услышать? – вздохнул Хизаши и поставил чашку перед собой. – Что меня мучает совесть?

– Нет, – качнул головой Кента. Настроение совсем упало. – Наверное, не хочу.

«Я хочу услышать, что ты на самом деле чувствуешь», – подумал Кента, но отчего-то он мог сказать такое кому угодно, кроме своего лучшего друга.

– Тогда ни к чему было начинать разговор.

Хизаши выбрался из-под котацу и сердито – Кента это знал – ушел за перегородку, где зашуршал, укладываясь спать. Стало стыдно, и Кента не решился проследовать за ним, а, наоборот, вышел на террасу под свет заходящего солнца, сел, скрестив ноги, и погрузился в медитацию.

Приближение Мацумото он не услышал, а ощутил всем своим существом, оно разлилось в абсолютной пустоте, распустилось цветками ликориса, и Кента начал медленно пробуждаться от транса. Что-то тяжелое упало на плечи, и он открыл глаза.

– Совсем головой не думаешь, – проворчал Хизаши сверху и убрал руки так, будто не он только что ими накинул на Кенту теплое одеяло.

– Примерно для этого я и потратил время на медитацию, – весело ответил он.

Повернувшись вполоборота, Кента окинул друга взглядом. Если честно, выспавшимся тот не выглядел, отдохнувшим тоже.

– Пора на ужин?

– Я чувствую суету, – признался Хизаши недовольно. – Нам правда обязательно идти?

– Мне казалось, ты хочешь разоблачить господина Хагивару, – напомнил Кента, на что Мацумото гордо вздернул подбородок.

– Еще чего! Не волнуют меня его дела, свою работу мы выполнили хорошо, – но твердости в его тоне не хватало, и Кента заподозрил, что, кроме уже сказанного, беспокоит Хизаши и еще что-то.

– Если не хочешь идти, останься и дождись меня тут, – предложил Кента миролюбиво.

– Ты нас опозоришь, – поморщился Хизаши, – если Хагивара и впрямь затеет рэнга.

Кента улыбнулся.

– Тогда идем вместе. Уверен, для тебя эта игра не сложнее детской забавы.

Подольстившись таким образом, он рассчитывал уговорить Хизаши пойти на ужин вдвоем, потому что и сам, в действительности, не испытывал особого желания. Общество такого одухотворенного и образованного человека, как Хагивара Такума, наверняка было приятным и интересным, но сковывало выросшего в деревне парня. И пусть за годы учебы в Дзисин Кента научился многим вещам, необходимым, чтобы не потерять лицо перед аристократами, он все еще мыслями оставался в родной Цукикаве. Компания Мацумото, умеющего держать себя, будто он принц, не меньше, была бы сегодня как никогда кстати.

А меж тем за разговором где-то в глубине поместья отбили пять ударов, и во дворе слуги успели зажечь садовые фонари. Зимой темнело рано, и пусть небо было ясным и звездным, густой вечерний мрак завладел каждым дзё Оханами, и только вдоль дорожек трепетали в каменном плену языки огня. Кента выдохнул и лишь сейчас заметил, насколько с заходом солнца похолодало. Одеяло пришлось как раз кстати, и Кента завернулся в него полностью. Хизаши опустился на колени рядом и спрятал кисти в рукавах хаори.

– Прежде чем за нами придут, выслушай, что я скажу. Надо узнать, где Хагивара Таэко подцепила обариёна, ведь поместье удалено от других поселений, его хозяин не покидает этих стен, а сама Таэко беременна и, я так понимаю, не стала бы шататься где ни попадя.

Кента кивнул, он и сам задумывался об этом. Все же обариёны охотились на безлюдных тропках, поджидая ничего не подозревающих путников на верхушках деревьев, чтобы потом спрыгнуть на спину.

– Попробуем осторожно вызнать, ходила ли госпожа Таэко куда-нибудь в последнее время.

На том и остановились.

Ужин проходил во внутреннем, закрытом от посетителей дворе за господским домом. Он был хаотично, на первый взгляд, засажен разнообразными деревьями и кустарниками, изрыт причудливой формы прудиками и ярко освещался каменными фонарями. На второй же взгляд можно было оценить тонкий вкус хозяина поместья, с каким он создавал этот удивительный сад, что даже в конце зимы он радовал глаз сочетанием голых ветвей и зеленой хвои, розовые и красные камелии покачивали крупными бутонами, некоторые уже распустились чуть раньше срока, явив свое нежное ароматное нутро. Но особенно хороши были крупные восковые соцветия сливы. Они, будто воздушные облака, окутывали павильон с желтеющими изнутри тонкими стенками. Сам павильон был скромен: небольшой, без украшений, он террасой упирался в прудик, окантованный камнем. На поверхности покачивались фонарики-лодочки,