Княжич варяжский (СИ) - Мазин Александр Владимирович

— Возьмем! — пообещал Сергей. — Обязательно возьмем! А где, я скажу тебе не сегодня. Сегодня у нас праздник!

Который постепенно переходил в активную фазу. И поскольку женщин в лагере не имелось (Ядвару Сергей предусмотрительно переправил на драккар Рёреха), а игры у русов и печенегов были разные, то чисто мужских состязаний было не избежать. Как то: борьба на поясах, борьба на вытеснение из круга (что-то вроде упрощенного варианта сумо) и, наконец, просто борьба. Естественно, перетягивание каната, хорошо хоть в упрощенной форме, без огненной разделительной полосы. Оно и понятно. Вокруг степь, причем дождя не было уже недели две.

Мужские игры на свежем воздухе. Лихость зашкаливает. А кто самый главный тур на этом лужке? Естественно, Кирак. Во всяком случае, он сам так полагал. Он же хан.

А перед кем больше всего хотел самоутвердиться амбициозный копченый? Естественно, перед хитровывернутым русом, который так ловко его прогнул.

И он это сделал. В смысле — попытался…

Глава 7

Глава седьмая, в которой Сергей — смог

— Нет, не может такого быть! — Кирак пялился в мишень, набитый травой бурдюк из свежеснятой овечьей шкуры, и мотал головой. — Как так-то?

Картинка «все поражены» в исполнении сотен скопившихся копченых во главе с харизматичным лидером.

Набитый травой кожаный мешок с черным угольным пятном на боку и шесть стрел, по самые черенки воткнувшихся в этот мешок. В свете костра наконечники их казались одинаково черными, тем не менее черными были только три, Кираковы. Стрелы же, которыми стрелял Сергей, были темно-красными. И что характерно: все три вошли аккурат в это самое, размером с детскую ладошку, пятно. А стрелы Кирака — нет. Только одна коснулась самого краешка.

Хан поглядел на Сергея. Потом выругался, помянув разных нехороших сущностей из печенежского пантеона.

Какой-то рус оказался лучшим стрелком, чем он, потомственный цапон лучших копченых кровей.

Ладно бы его Машег перестрелял. Тут все понятно. Белый хузарин, да еще из старших Рузиев, это по определению сверхчеловек[1]. Но — рус, да еще и безусый рус.

Но — факт.

Перестрелял. На предложенных самим Кираком условиях: дистанции примерно в двести шагов, ночью, пусть и с подсветкой в форме костра, тремя стрелами, выпущенными залпом.

— Славно, брат! — по-хузарски сообщил Машег, огрев Сергея по спине. — Для тебя очень неплохо.

Ключевое слово «для тебя». Мастер спорта поощрил второразрядника.

Сергей поглядел на хана. У того на лице было крупно написано: «Давай еще раз!»

Но — сдержался. Он хан. Его слово — тверже стали.

— Ты выиграл, Вартислав, — неохотно признал он. — Ты будешь старшим в этом походе.

А началось все, как водится, с приоритетов. С дискуссии о том, кто будет главным в обещанном Сергеем походе за славой и чужим имуществом.

Мнения разделились. Сергей считал, что идея его, так что и рулить будет он.

Была бы еще эта идея в наличии, вот было бы хорошо!

Хан же полагал, что верховодить должен именно он. Поскольку у него втрое больше людей, чем у Сергея и Рёреха в совокупности.

Консенсуса не получалось. Каждый стоял на своем, и чем меньше оставалось кумыса, тем тверже становились позиции диспутантов.

Впрочем, Сергей с самого начала знал: идти на поводу у печенега нельзя. Копченый на то и копченый, что непременно учинит беспредел. И расплачиваться за его последствия будут варяги. Потому что — подставит. Подставит, кинет, введет в блудняк, подгадит, сподличает — и еще куча слов, характеризующих подход коренного печенега к использованию иноплеменников.

Уступать было нельзя. Но и хан тоже уступать не собирался. В организм Кирака уже всосалось литра четыре кумыса, и уверенность цапон в своем превосходстве над каким-то оседлым достигла абсолюта.

— Я пойду под тебя, только если небо падет на землю или твои стрелы окажутся точнее моих! — с пафосом провозгласил хан, швырнув на траву очередное обглоданное баранье ребро, и припал к чаше.

Сергей тоже был пьян. Не так основательно, как Кирак, но именно кумыс подтолкнул его к опрометчивому:

— А давай!

И хан дал. Кликнул своих и велел организовать стрелковые соревнования. При этом не забыл огласить условия поединка: кто победит, тот и станет главным.

И то, что спорили они о другом: о том, пойдет ли Кирак под Сергея, перестало иметь значение. Потому что слово хана тверже стали его клинка. А кто сомневается, тот может вспомнить, что воинов у хана втрое больше. А конкретно здесь, на пиршественном лугу, так и впятеро.

Вот тут-то Сергей даже частично протрезвел. Потому что понял, что проиграть ему никак нельзя. Да, хан прилично набрался. Но это если и скажется на его меткости, то не кардинально. Пьяный Грейп, например, может нетвердо стоять на ногах, но так же уверенно разрубит и шлем, и череп под ним, как и в трезвом состоянии. Рефлексы воина. Сначала убил спросонья, потом окончательно проснулся.

— Мой лук! — потребовал Сергей. — И три стрелы!

Говорил он по-словенски и старался показаться пьянее, чем на самом деле.

Кирак потребовал то же, но на печенежском. Потом рассупонил завязки штанов и напрудил прямо на боевом рубеже. Ему казаться не требовалось. Он — хан.

Мешок подвесили на ветку на противоположном конце луга. Освещение было скуповато, но черное пятно, намалеванное обгоревшим сучком, Сергей различить мог.

Кираку подали лук. И стрелы.

Прицеливаться хан не стал. Во-первых, он прирожденный стрелок, во-вторых, лук — не СВД. Прицела у него нет, да и держать в натяжении тетиву — это для легендарных богатырей. У Сергея лук без малого на полста килограммов в рывке. А у хана — и того больше.

Кирак сгреб три стрелы, наложил первую на тетиву и стремительно, одну за другой отправил все три в цель. Причем первая ударила в мишень, когда хан, красуясь, уже уронил вниз держащую лук руку.

— На, — Машег сунул Сергею три стрелы с красным оперением. — Мои, лучшие. — И добавил по-ромейски: — Этот копченый много важничал и потому выстрелил дерьмово. Ты сможешь лучше.

Сергей прищурился. Разглядеть, куда вошли стрелы соперника, у него не получилось. Но если Машег сказал «дерьмово», значит так и есть. Пьяные понты сказались. Осталось лишь доказать хану, что тот недооценил противника.

Мизинец и безымянный прижали к ладони две стрелы (стрелять придется «залпом»). Третья легла на тетиву. Сергей сконцентрировался. Мысленно соединил себя и мишень. Чтобы поражать цели на таких дистанциях, да еще на скаку и под порывами ветра, нужна особая цельность, особое состояние. Сейчас ветра не было вовсе, а Сергей твердо стоял на ногах. Пустяки. Главное — настроиться. Сосредоточиться на крохотной черной точке, исключить все прочее: блики костра, вопли пирующих…

Впрочем, вопили только те, кто подальше. Те, кто рядом, притихли. Ощутили важность момента. Сергей выключил их из своего мира, выключил все, кроме цели. На глаза попалась сделанная Избором татушка: спиральки, черточки… В прыгающем свете факелов казалось, что татушка ожила, задвигалась… Сергей вдохнул и плавно потянул назад тетиву, примеряясь. Взгляд опять упал на татушку. От давления древка на ладонь она увеличилась и немного исказилась… И тут случилось неожиданное. Намалеванное углем черное, рызмытое пятно вдалеке, которое еле улавливалось глазом справа от древка на пару вершков ниже шуйцы, будто прыгнуло навстречу, увеличившись и вдруг оказавшись как будто совсем рядом. Осталось только рвануть тетиву за ухо и отпустить в ночь верную Машегову стрелу. И еще одну. И последнюю, третью. Сергею почудилось: он стреляет медленно, как-то тягуче. Много медленнее, чем только что Кирак. Он и впрямь стрелял медленнее. Но ненамного. Первая стрела ударила в цель чуть раньше, чем ушла последняя. То есть в пару секунд он уложился. Как выяснилось позже.

Но в сам момент стрельбы ему было все равно. Потому что он был счастлив…