Опасное наследство - Кен Фоллетт

– Дело в том, что с тех пор, как мы покинули Россию, я никогда не ощущала себя еврейкой. Когда мы оказались в Англии, вокруг не было ни единого еврея. В цирке о религии вообще никто не вспоминал. И даже когда я вышла замуж за еврея, твоя семья дала мне понять, что не приветствует этот брак. Мне по жизни суждено оставаться в стороне, и, сказать по правде, я не возражаю. бог для меня ничего не сделал, – она улыбнулась. – Мама говорит, что бог дал мне тебя, но это чушь, я же сама тебя добилась.

Солли немного приободрился.

– Все равно я буду по тебе скучать.

Она села на край кровати и склонилась над ним так, чтобы он мог взять в руки ее груди.

– И я по тебе буду скучать.

– М-м-м.

Чуть погодя они легли друг напротив друга, только головой к ногам, и он гладил ее между ног, пока она целовала его мужское достоинство и играла с ним. Ему нравились такие дневные забавы, и постепенно он возбудился до такой степени, что не стерпел и выплеснул свой накопленный запас прямо ей в рот.

Мэйзи сменила позу и легла, уткнувшись головой ему в подмышку.

– Как на вкус? – спросил он сонно.

Она облизала губы.

– Похоже на икру.

Он засмеялся и закрыл глаза.

Она начала ласкать себя, но он уже захрапел. Когда она резко вздрогнула от высшего наслаждения, он даже не пошевелился.

– Руководителей Банка Глазго следовало бы посадить за решетку, – сказала Мэйзи вскоре после обеда.

– Это слишком сурово, – отозвался Хью.

Мэйзи его замечание не понравилось.

– Сурово? – раздраженно переспросила она. – Уж не так сурово, как оставлять рабочих без денег!

– Но идеальных людей не бывает. Уверен, что и среди рабочих находятся нерадивые люди, – настаивал на своем Хью. – Если, например, строитель допустит ошибку и дом рухнет, его что, тоже сажать в тюрьму?

– Это не одно и то же.

– Почему нет?

– Потому что строителю платят тридцать шиллингов в неделю, и он вынужден подчиняться приказам мастера, а банкир получает тысячи и оправдывается тем, что на нем лежит вся ответственность.

– Верно. Но банкир человек, у него есть жена и дети, которых нужно содержать.

– То же самое можно сказать почти о любом убийце. Но убийцу вешают, невзирая на то что его дети останутся сиротами.

– Но если человек убьет кого-нибудь случайно – например, выстрелит из ружья по кролику и попадет в человека, который прятался в кустах, – то его даже не посадят в тюрьму. Почему же тогда сажать банкиров, которые тоже не хотели тратить ни чужие, ни тем более свои деньги?

– Чтобы другие банкиры усвоили урок и действовали более осмотрительно.

– По той же логике следует повесить человека, который стрелял в кролика, чтобы другие стрелки впредь были осторожнее.

– Это преувеличение. Вы все передергиваете.

– Нет, не передергиваю. С чего бы с банкирами обращаться суровее, чем с неосторожными охотниками?

В этот момент в спор лениво вмешался Кинго:

– Возможно, директора Банка Глазго и в самом деле окажутся за решеткой, как я слышал. Да и некоторые служащие тоже.

– Я тоже так думаю, – сказал Хью.

– Тогда зачем было спорить? – Мэйзи едва не вскрикнула от раздражения.

Хью улыбнулся.

– Чтобы посмотреть, как вы будете отстаивать свою точку зрения.

Вспомнив, что именно эта его черта привлекла ее во время первого их знакомства, Мэйзи прикусила язык. Она понимала, что представители «кружка Мальборо» обожали ее и принимали, несмотря на происхождение, в своем кругу за ее вспыльчивый и независимый нрав, но если бы она гневалась постоянно, то это им быстро бы наскучило. В одно мгновение ее настроение переменилось.

– Сэр, вы оскорбили меня! – воскликнула она театрально. – Я вызываю вас на дуэль!

– И какое же оружие предпочитают на дуэлях дамы? – засмеялся Хью.

– Вязальные крючки на рассвете!

Тут уж засмеялись и все остальные присутствующие, а потом вошел слуга и объявил, что подан ужин.

Всего за большим столом разместилось двадцать человек. Мэйзи не переставала восхищаться жесткими накрахмаленными скатертями и хрупким фарфором, сотнями отражавшихся в хрустальных бокалах свечей, безупречными белыми жилетами и черными фраками мужчин и сверкающими всеми цветами радуги драгоценностями женщин. Каждый вечер подавали шампанское, но оно тут же откладывалось на талии Мэйзи, так что она позволяла себе выпить не более двух глотков.

Оказалось, что за столом она сидит рядом с Хью. Обычно герцогиня усаживала ее рядом с Кинго, потому что Кинго нравились симпатичные женщины, и герцогиня потакала маленьким слабостям мужа; но сегодня, по всей видимости, хозяйка распорядилась внести изменения в обычный распорядок. Молитву перед трапезой никто не произносил, потому что в этом кружке о религии вспоминали только по воскресеньям. Когда подавали суп, Мэйзи вела вежливую беседу с сидящими рядом с ней мужчинами, но мысли ее были заняты братом. Бедный Дэнни! Такой умный, целеустремленный, такой умелый руководитель и такой невезучий! Интересно, чем закончится его затея пройти в парламент? Она надеялась, что успехом. Папа будет им гордиться.

Сегодня вновь ощутимо и зримо всплыло ее прошлое. Удивительно, как мало ее происхождение влияет на ее нынешнюю жизнь. И у Дэнни так же. Он, как и она, казался не принадлежащим ни к одному определенному классу общества. Сам он считал себя представителем рабочего класса, но одевался как средний класс, а смелыми манерами и самоуверенностью походил на аристократа вроде Кинго. С ходу нельзя было сказать, кто он такой – то ли отпрыск богатого семейства, который решил примерить на себя образ страдальца за бедняков, то ли везучий выскочка из низов.

Примерно то же самое можно было сказать и о Мэйзи. Любой достаточно опытный и проницательный человек сразу бы заметил, что она не прирожденная дама из высшего общества. Но она так хорошо играла свою роль и отличалась таким очарованием, что никто не мог поверить, что Солли познакомился с ней в каком-то сомнительном танцевальном заведении. Если поначалу и были сомнения, примет ли ее лондонский свет, то их развеял принц Уэльский, сын королевы Виктории и будущий король, который при всех признался, что «пленен ею», и преподнес ей в подарок золотой портсигар с бриллиантовой застежкой.

Пока длился ужин, Мэйзи все чаще обращала внимание на сидевшего рядом с ней Хью. Она старалась поддерживать светскую беседу и уделять столько же внимания и другому соседу, но ей казалось, что прошлое стоит за ее плечом, словно надоедливый слуга или беспокойный проситель.

С того времени, как Хью вернулся в Лондон, они виделись три-четыре раза, а теперь двое суток провели в одном доме, но еще не разу не заговорили о том, что произошло шесть лет назад. Хью знал только, что она исчезла без следа, а потом вдруг объявилась как миссис Соломон Гринборн. Рано или поздно она должна объяснить ему, что случилось, только она боялась, что от этого разговора в ней пробудятся все старые чувства, и не только в ней, но и в нем. И все-таки хорошо, что Солли уехал, так будет легче объясниться.

Когда за столом стало шумно, Мэйзи решила, что настал подходящий момент. Она повернулась к Хью и вдруг смутилась. Несколько раз она открывала рот, но не могла произнести ни слова. Наконец она выдавила из себя:

– Я бы разрушила вашу карьеру.

И тут же, едва не разрыдавшись, замолчала.

Хью сразу же понял, что она имела в виду.

– Кто сказал вам, что вы бы разрушили мою карьеру?

Если бы он постарался ее утешить, она бы точно разрыдалась. Но, услышав агрессивные нотки, она ответила:

– Ваша тетя Августа.

– Я так и подозревал, что она каким-то образом тут замешана.

– Но она была права.

– Мне так не кажется, – сказал он еще более раздраженно. – Карьеру Солли вы же не разрушили.

– Это другое дело. Солли не считали белой вороной в своем семействе. Хотя да, поначалу было трудно. Его родители до сих пор меня ненавидят.

– Даже несмотря на то, что вы еврейка?

– Да. Евреи бывают такими же снобами, как и все остальные.

Он никогда не узнает настоящую причину – то, что Берти не был ребенком Солли.

– Почему вы просто не сказали мне, что хотите уйти?

– Не могла.

Вспомнив те мрачные дни, она почувствовала, как у нее в горле снова скапливается комок, и тяжело вздохнула, чтобы успокоиться.

– Мне было очень трудно уйти. У меня просто сердце разрывалось. Я бы и не решилась, если бы мне пришлось оправдываться перед вами.

– Могли бы оставить мне записку, – не унимался Хью.

– Я не могла заставить себя написать ее, – почти шепотом произнесла Мэйзи.

Он, похоже, наконец-то сдался, выпил вина из бокала и отвел от нее взгляд.

– Это было просто ужасно. Я даже не знал, живы ли вы.

Он старался не подавать виду, но его глаза говорили о том, что ему до сих пор больно вспоминать о том времени.

– Извините, – прошептала Мэйзи. – Мне очень жаль, что я заставила вас переживать. Я не хотела. Я только хотела избавить вас от несчастий. Я сделала это из-за любви.