Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин

Глава 16

Происхождение Бога

Тучи серые, точно такого же цвета, как шоссе, – может, темнее. Я нахожусь между серым сверху и серым снизу, и это если не упоминать серые тучи у меня в сознании, которые кружатся, словно превращаясь в ураган. Я на шоссе, погода портится, я еду в Кливлендский аэропорт имени Хопкинса[44]. Ураган показывает мне свои зубы, рычит, сжирает мою уверенность и пугает меня. Моя красная «Тойота» не знает, где поворачивать в аэропорт, потому что раньше там не была, а если и была, то когда-то давно – никто из нас не помнит, когда. Я должен прекратить думать и обращать внимание на дорожные знаки, чтобы не пропустить поворот. Я не очень хороший водитель и не очень хорошо запоминаю дорожные знаки, в особенности сегодня, в особенности, когда боюсь урагана. Мой разум наполнен образами несчастного случая с доктором Х, в результате чего он оказался ближе к смерти, чем к жизни. Я не видел аварию, но мне приходится бороться с образами случившегося, когда мою «Тойоту» разворачивает ветер, а я сжимаю руль обеими руками. Наше сознание способно показывать нам картины, которые наши глаза никогда не видели, и мне хотелось бы, чтобы моё сознание показало мне картину поворота, который я никогда не делал.

Внезапно я представляю, что слышу серию ужасающих одиночных выстрелов у себя в голове, словно кто-то убивает мои слова, мысли и воспоминания о событиях. Это подобно тому, как усыпляют лошадей. Меня мучает эта повторяющаяся сцена в мозге, я надеюсь, что она уйдёт. Я в ужасе, я боюсь, но стараюсь успокоиться. Я напоминаю себе, что я за рулём.

Я каким-то образом приезжаю в аэропорт. Каким-то образом нахожу место для парковки. Каким-то образом нахожу дорогу к тому месту, где встречают прилетающих пассажиров и забирают багаж. Каким-то образом я помню, что Бобби не следует сообщать о моих нынешних проблемах. Я жалуюсь на людей, которые что-то держат в тайне, тем не менее сам так поступаю. Я не претендую на последовательность, я даже не бываю последовательно непоследовательным. Я просто не пытаюсь лицемерить в Университете ради собственного благополучия, но я лицемерю с теми, кого люблю, ради их благополучия. Я – ложь, которая говорит!

Бобби прилетает домой на выходные. Я надеялся, что его самолёт приземлится до урагана, но сильнейшие ветра уже качают стеклянные стены терминала, напоминая мне о том, как хрупок искусственный мир, который собрало человечество, и что начальником является природа. Я нахожу скамейку в зале ожидания и сажусь, чтобы подумать.

Наш мозг высвобождает химические вещества, которые награждают нас видением того, что есть, а не того, что мы воображаем. Тем не менее наши знания и то, во что мы верим, становятся нашей реальностью. Если они не являются истинными, то могут привести к тому, что мы сами причиним себе боль, как самоубийцы со взрывным устройством.

Чтобы увести мысли от урагана, я пытаюсь медитировать. Медитировать можно независимо от того, что вы делаете! Я вижу, как садятся и как взлетают самолёты, они все ворчат, словно испуганы, словно в агонии, словно это реинкарнированные птерозавры, приговорённые быть убитыми мечом времени. И я представляю, как мой сын летит на птице из птиц, самолёте. Я боюсь за него, так как эти птицы из металла и пластика падают и разбиваются, в отличие от старинных карет, которые могли только застрять в грязи.

Я возбуждён и злюсь на ураган. Почему он начался сегодня? Мой сын – это моя другая жизнь! Да, я люблю и других. Да, я люблю и другие вещи. Я люблю истину. Красивые вещи. Красивые звуки. Но эти виды любви не закодированы в моих генах так глубоко, как моя любовь к Бобби. Но я любил бы его, даже если бы он не делил со мной половину генов.

По громкоговорителю объявляют, что ряд рейсов отправляют в другие аэропорты. У меня в горле застревает крик беспокойства и молча там умирает. Я продолжаю ждать и наблюдать, как стихает ураган.

Я понимаю, что когда пассажиры поднимаются на борт самолёта, их жизни пересекаются и соединяются вместе, а когда они выходят из самолёта, их жизни разъединяются и рассеиваются. Если самолёт падает на холодную, жёсткую бетонированную полосу, жизнь всех пассажиров заканчивается одинаково трагически. Кто или что пишет начало и конец? Этот ураган – автор, который вот-вот станет творить жизнь моего сына? Болезнь Альцгеймера превратила меня в испуганного пессимиста?

Чтобы сохранять спокойствие, я пытаюсь быть позитивным, но не настолько позитивным, чтобы утонуть в заблуждениях. Чтобы быть объективным, я пытаюсь быть негативным, но не настолько негативным, чтобы себя парализовать. Негативность также готовит меня для любого трагического события. Я не уверен, что сегодня правильно уравновешиваю негативность и позитивность.

Большинство священнослужителей, даже некоторые учёные верят, что у Вселенной есть цель. Если так, то собирается ли она сегодня убить путешественников? Целеустремлённость Вселенной и идея детерминизма Вселенной – это не одно и то же. Одно приписывает разумность реальности, а другое нет. Одно имеет в виду карту и цель, второе – инертный детерминизм. Ашана предполагала, что «временами, когда ты ничего не делаешь, всё делается». Может, ничего не делать, как, например, не беспокоиться сейчас – это лучше, чем что-то делать. Пусть «ничегонеделанье» или «деланье ничего» вырастут в гору безобидного ничего!

Теперь, думая позитивно, я напоминаю себе, что временами пассажиры влюбляются друг в друга над облаками. Затем они спокойно приземляются и счастливо живут под облаками или страдают под несчастливыми крышами, не понимая, что смерть близка или что развод может быть ещё ближе.

Я смотрю на стену, чтобы не видеть ураган. Но я продолжаю напряжённо думать и воображать. Мне хочется побрить головы тупой бритвой Папе, Великому Аятолле и главному раввину за навязывание нам идеи о том, что Бог предоставляет людям свободу выбора. Но священные книги не запрещают рабство, как грех, отнимающий у многих свободу выбора! Пассажиры выбирали этот сильнейший ураган сегодня? Мы не выбираем наши гены, пол, расу, родителей, вероисповедание и регионы, где мы рождаемся, но они во многом определяют наш язык, личность, знания, веру, здоровье и судьбу. Нас клеймят, как скот, ситуативной принадлежностью. Мы сами – карты, а не те, кто держат карты, которые раздают. Сила воли не может победить плохие гены. Мир таким, каким мы его находим, – это не наш выбор.

Реальные и воображаемые тени, предзнаменующие недоброе, играют на стене, словно зеркало смерти. У нас есть выбор одного из двух ядов: принять нашу реальность, как Бог её создал, и бороться с ней, или совершить самоубийство, как только мы об этом догадались.

До тех пор, пока не будет больше известно о Бытии, разуме и их взаимоотношении, должен править скептицизм в отношении свободы выбора. Ответы на такие не поддающиеся точной оценке вопросы о непредсказуемых последствиях будущих событий не созданы Богом, поэтому человек не может их найти. Человек должен создать ответы, как и многие другие вещи, которые Бог не создал, а человечество создало. Мы, подобные Богу, должны подняться и использовать человеческий потенциал.

Я потерял Элизабет, мою первую любовь, из-за её веры. Она верила в первородный грех. Какой суд посчитает нерождённого ребёнка виновным в преступлениях его прадедушек, и это не говоря про преступление Адама, – виновным в том, что Адам съел фрукт, который ему понравился? Мой мозг нагревается и дымит, как старый тостер, когда я думаю о многочисленных вероисповеданиях, которые поймали в капкан человеческий разум и душу.

Очевидно, Бог полагается на наши языковые способности, закодированные в наших генах, чтобы понять священные книги. Но независимо от того, как искренне мы пытаемся, мы не можем понять откровения Бога недвусмысленно. Разве неточности Библии и Корана не являются причиной многочисленных интерпретаций священных текстов и новых интерпретаций уже существующих интерпретаций?

Я иду за стаканчиком кофе, чтобы сделать что-то, кроме раздумий. Я вижу, как одна старушка молится. Я вижу страх на лицах. Я понимаю, насколько жестоки вероисповедания и законы: они одни и те же для всех, безотносительно способностей отдельного человека их соблюдать до конца. Нам приказывают поднимать один и тот же вес, независимо от того, какими маленькими или большими нас создали. Как несправедливо!

Моя способность чувствовать нутром, или интуиция, обычно приводит меня к лучшим решениям, чем сознательные размышления. Я спрашиваю своё нутро, почему я думаю эти мысли. Я злюсь на Бога за этот ураган или на себя за то, что страдаю от воображаемой трагедии? Если Бога надо благодарить за чудеса, тогда его нужно ругать за трагедии. Некоторые говорят, что атеизм – это болезнь. Я говорю, что религия – это приговор в принятии этого мира и не подтверждённого другого мира, в который мы должны попасть.