Самое бессмысленное убийство - Алексей Макеев

Он свел знакомство с другими стариками из дома престарелых – такими же неприкаянными и никому не нужными, как и он сам, днями и ночами пропадал в дворницкой, вместе с ними выпивал, играл в карты, выяснял какие-то отношения, несколько раз даже подрался, но происходящее представлялось ему бессмысленным и каким-то нереальным, будто все это происходило не с ним, а с кем-то другим, лишь отдаленно его напоминающим, а сам он в это время пребывал где-то в стороне или, может, где-то вверху, и оттуда отстраненно наблюдал за подобием себя самого.

И очень скоро к нему вернулось воспоминание о том, как он убивал свою любимую женщину – Елизавету. Он убивал ее в своих мыслях и ощущениях долгие годы, каждый раз особым, неповторимым способом. И на какое-то время ему становилось легче. Но потом она неизменно и неотвратимо воскресала, ему опять становилось невмоготу, и он убивал ее снова.

Вот и теперь ему снова захотелось мысленно ее убить. Он придумал план убийства, и это был прекрасный, неповторимый план, но оказалось, что на этот раз он ее убить не сможет. И очень скоро старик понял почему. Да потому, что она – рядом. Да-да, рядом. Оказывается, убивать кого-то на расстоянии куда легче, чем если жертва находится рядом.

Сделав такое открытие, Михаил Ефимович впал в отчаяние. Но очень скоро к нему пришла спасительная мысль. Невозможно убить мысленно, следовательно, нужно убить наяву! Самым настоящим образом! И уж тогда-то ему и вправду станет легче – навсегда. Тогда ему не нужно будет страдать и мучиться из-за невозможности быть рядом с любимой женщиной, потому что любимой женщины больше не будет. Взаправду не будет, а не в мыслях и ощущениях.

И он стал готовиться к убийству. Вначале нужно было придумать план, и он его придумал за одну ночь. Это был превосходный план. Никто не узнает, что убийца – он. Никто его не разоблачит. Он сам для себя будет единственным разоблачителем, но сам с собою найдет общий язык. Он убедит сам себя в том, что это было вовсе не убийство, а избавление от тягостных и бессмысленных иллюзий. Да и самой Елизаветы, его любимой женщины, также никогда не было. Она тоже всегда была иллюзией – прекрасной, манящей и недостижимой, как и всякая иллюзия. А стало быть, никакого преступления он не совершает. Разве может считаться преступлением избавление от иллюзий? Наоборот: без иллюзий жизнь приобретает четкий и ясный смысл. Иллюзии только мешают жить.

Убедив самого себя таким образом, старик принялся размышлять над последним, самым главным пунктом своего плана: как убедить Елизавету Петровну выйти к нему на свидание. Причем не днем, а в полночь, и не в беседку во дворе богадельни, а в сад. И он придумал. Для этого ему нужно было узнать номер мобильного телефона Елизаветы Петровны. Спрашивать у кого-то ее номер он не хотел – это обстоятельство обязательно рано или поздно стало бы известно и вызвало бы подозрения у следствия, если, конечно, оно будет. А ведь его могло и не быть! Ведь он придумал тонкий, умный, гениальный способ убийства – шилом в спину. А удар шилом оставит всего лишь укольчик, который вряд ли кто и заметит. Ни раны, ни крови… Вот потому-то и следствия никакого не будет. А все подумают, что старушка умерла своей смертью. Ведь ей, как-никак, восемьдесят лет… А вот если он, дед Пыня, будет спрашивать у всех подряд номер телефона Елизаветы, тогда-то подозрения могут и возникнуть, особенно если за дело возьмется какой-нибудь умный следователь или опер. Так что – никаких расспросов. Тем более что старик всеми силами старался скрыть свое давнее знакомство с Елизаветой Петровной, да и она, кажется, никому ничего о нем не говорила. А скрыть знакомство он старался главным образом потому, что надеялся на совместный с Елизаветой Петровной побег из стариковского приюта. Одно дело, когда убегают двое стариков, которые друг с другом не знакомы: тогда и искать их станут порознь. А вот если окажется, что они знакомы, тогда поиски значительно упростятся. Двоих найти намного проще, чем одного: уж такую-то аксиому дед Пыня знал распрекрасно. Теперь-то, конечно, они никуда не убегут, но эта их обоюдная скрытность все равно пригодилась. Что ж, и замечательно, коли так.

Номер телефона Елизаветы Петровны старик узнал в специальном помещении дома престарелых, где хранились личные дела всех постояльцев. Туда дед Пыня проник ночью, когда все, в том числе и ночной персонал, спали. Он собирался взломать дверь, но оказалось, что она даже не была заперта. Личные дела хранились в шкафчике, который также был не заперт. Подсвечивая себе фонариком, старик без особого труда обыскал личное дело Калининой Елизаветы Петровны, а в нем – номер ее телефона. Михаил Ефимович аккуратно поставил папочку на место, так же аккуратно закрыл шкафчик и тихо вышел из помещения. Никто даже и заподозрить не смог бы, что ночью там был посторонний.

Оставалось дело за телефоном, с которого можно было бы позвонить. У деда Пыни своего телефона не было, он был ему без надобности. Он ни от кого не ждал звонка, да и сам никому звонить не собирался, ибо некому было звонить. Он раздобыл телефон у одного старика из дома престарелых, а попросту украл его. Конечно, по неписаному стариковскому разбойничьему кодексу такой поступок являлся делом позорным и скверным, и Пыню в случае изобличения ожидали большие неприятности. Но в тот момент ему было не до кодекса и не до разбойничьих условностей. Он готовился совершить самое главное дело в своей жизни…

Той же ночью он позвонил Елизавете Петровне. Старик рассчитывал, что, увидев незнакомый номер телефона, она обязательно ответит, хотя бы из чистого старушечьего любопытства. Ну, а коль ответит, то уж он знает, что ей сказать.

Так оно и случилось – Елизавета Петровна ответила.

– Это я, – сказал Михаил Ефимович. – Погоди, не клади трубку! Я на минуточку… Просто я хотел с тобой попрощаться, вот и звоню. Ухожу я. Вот прямо сейчас и ухожу. Один, без тебя… И не спрашивай куда. Потому что – не знаю. А просто ухожу, и все. Навсегда. Так что больше мы не увидимся. И никто тебе не будет надоедать…

Расчет был прост. Дед Пыня почти был уверен, что такое его заявление всколыхнет у старухи всю душу. Как-никак, а она его любила… Ну, а коль всколыхнет, то она обязательно захочет с ним попрощаться, и не по телефону,