Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности - Генрих Вениаминович Сапгир

милая компания в облаках – все те же —

то зеленым то красным —

на мигающем крыле боинга…

и когда издыхающим крабом

ты еле двигаешься и не хочешь жить

они взлетают смеясь

на гребне волны

в мраморном изломе

на излете рассыпаются пылью

чтобы после навещать тебя во сне

умалчивая что уже умерли

ты обречен своим современникам

ты постоянно поверяешь им себя

а про них ты и так всё…

мусор и водоросли…

и вас все меньше то есть все больше

многие из вас уже памятники

их рубашки – пыльные хламиды

мятые брюки в античных складках

вылепил себя – постарался

на века…

даже если ты остался совсем один

на равнине среди изваяний

из известняка и песчаника

друг для друга вы – теплые живые

в застиранных больничных халатах

цвета моря с тесемками

ПАРТИ

событие нескладное по сути своей

всегда распадается

на неравные куски

собирать потом —

остается в памяти

совершенно не то

вот недавно

приклеил я к одному типу

чужие усики

надел свою пёструю рубаху

и заставил объясняться по-английски

между тем

этот Джим из Нью-Джерси

возбужденно

потягивая очередной джин-джус

мне поведал на ломаном «пиджи»

что ему нравятся мои «муви»

что у них в Самаре был симпозиум

что они будут рыдать от радости

«вери-вери»

если я приглашу их в свою Вирджинию Вулф

«всю Самару?» – глупо спросил я

«только наш клуб – наш клаб» —

деловито поправился он

«на вожделенный конкурс джужасов» —

«что ж – ждем»

И он удалился в другую комнату

в туалет в зазеркалье

потому что когда он вернулся —

это была женщина

крупная с высоким бюстом

и целым биллиардом на шее

погромыхивая которым

стала наступать на меня

похохатывая что с благотворительной целью

возможно это и был Джим

но он не говорил по-английски

катринка не скалдывалась

калтинка не скрадывалась

не складыварась…

ЧУЖОЙ

еще на лестнице я проскользнул

между мамой и дочкой

так вильнул бедром —

слава Богу не задел никого…

на улице

меня можно принять за пьяного

собаки облаивают

отпрыгиваю от встречных

взвизгнули тормоза

такая была широкая – во весь тротуар

и все-таки он тянет тянет руку

о Боже! облился потом…

потом долго мыл руки в туалете

как леди Макбет

(у меня и мыло с собой)

нюхаю – всё пахнут чужим

сквозь сирень

бывает и бутерброд не могу

проглотить

царапает гортань

а полный желудок? кишки?

извергнуть извергнуть

извергнуть из себя!

так и живу – каша и теплое молоко

лучше всего в ванне

температура 36 и 6

собственное тело не мешает

белый кафель

глаза закрываются

вот она сущность

всему чужой

откуда я?

заберите меня назад

пожалуйста

ДВОЙНИК

из такой арктической дали

он бежит

и всегда успевает

недоуменно-лукавым глазом

едва обернусь

он знает обо мне больше

иначе почему всегда —

а я о нем:

вот виски

поседели курчавятся

если ближе —

разглядишь бородавку на веке —

куриной перепонкой

дергается

еще с детства

упирались лоб в лоб

плавали – плавили

толстое стекло

глаза буравили меня

наливался жестокостью и злобой

никто из домашних

школьные коридоры с окнами

где отражалось

просто в голову никому

сразу раскровянил нос и губы

стоило ему вскинуться

схватил за волосы

таскал по полу как тряпку

в его же кровище

если бы не оттащили

и это был товарищ и друг

ей было больно! больно!

ты ненавидел их всех! всех!

вечером в темном стекле

лампа и люди – чужие

позже когда гасили свет

твоя тонкая рука —

под кроватью: гантели

ведь это были чужие родители

у него была противная привычка…

слава Богу утром

снова просыпался собой

солнце на потолке

всех вас люблю

но краем глаза —

молнией тени

ты ускользал

пытался тебя подстеречь —

но ты всегда подставлял

черный свой зад – амальгаму

НАШЕСТВИЕ МЕДУЗ

в сумерках при свете фонарей

с причала

разглядеть внизу в волнах

розовую пушку

двигается толчками

глубоководные —

целое стадо

почему их с моря пригнало столько?

честное слово я видел:

ладная фигурка

мелькнула над перилами —

в глубине обняла

поросенка

захрюкал

повлек потащил

в набегающую

темноту

там вдали два огонька —

белый и красный

левее зеленый – уже берег

а стадо чудовищ несло и несло

выкатывало на пляж

голубые свиные туши

обнаженные женщины подростки

в беглом свете прожектора:

влажные кудри

задранные пятки

сырыми мазками бёдра

лопались лампочки

с проводов соскакивали искры

дул сильный ветер

в щели настила плескалось и там

мелькало такое

напряженно-лиловое

из чьих-то эротических фантазий…

и терлось о причал

рыбачье судно —

поднималось опускалось

на палубе залитой электричеством

блестела белая плоть в бочках —

салака

парень в каляном брезенте

щедро зачерпывал миской

и сыпал присевшим вверху хозяйкам

между колен

блестящим потоком