Лед - Владимир Кузнецов

— Говорят, в Африке Церковь Вуду тоже у власти. И теперь Африка новый центр цивилизации в Восточном Полушарии. А Лагоса — новая столица мира.

— Лагоса — это в Нигерии? — спросил Патрик, сам не понимая, откуда это знает. Нилан пожал плечами:

— Меня не спрашивай. Мой старик там не воевал. Да и не верю я в это. Если чернокожие на той стороне Атлантики сумели выжить и даже подняться, почему к нам до сих пор не прибыли?

— Наслунд рассказывал как-то, что океан сейчас похуже любой пустоши. Последние корабли, которые смогли добраться сюда из Европы, шли северным путем. О том, чтобы плыть по экватору или там в умеренных широтах, речи вообще нет. Тамошние морские духи не пропускают.

— А на севере — пропускают?

Руа задумался. Наслунд не особо распространялся об этом, да и опыта одного плаванья не то, чтобы достаточно было для таких выводов.

— Там переходы короче. Из Скандинавии в Британию, оттуда — в Ирландию, потом Исландия и Гренландия. Гораздо больше остановок, чем у колумбовского маршрута. А значит — и шансов больше.

— Ты так говоришь, будто пару лет там корабль водил.

— Я так думаю, — пожал плечами Патрик.

— А что с тобой? Как комиссия?

— Не знаю, — Патрик продолжал разглядывать медленно клубящийся над головой покров туч. Прорехи в нем встречались все чаще, но по-настоящему чистым небо еще не было. Забавно, но это его первая весна. Скульпторы разбудили его в мае, потом несколько месяцев он был в медицинском центре. Только в августе его стали вывозить в тренировочный лагерь, к другим рекрутам. Потом начался сезон, но все его перемещения сводились к маршруту «автобус-поезд-отель-арена». Самостоятельно выходить разрешили только в ноябре.

— Каждый день осматривают, пляшут вокруг, гремят колотушками, обкуривают чем-то. Иногда я начинаю дергаться, как марионетка, руки и ноги действуют сами по себе. Иногда наоборот, застываю как истукан.

— А они ничего не говорят?

— Нет. Только смотрят, записывают все на камеру и делают пометки в своих блокнотах.

— А когда все должно закончиться? Они назвали срок?

— Пятого апреля будет официальное слушание.

— Остаток сезона коту под хвост, — сплюнул под ноги Нилан. — Вот уроды.

— Наши вчера проиграли китобоям. Три-ноль. Шестое поражение подряд.

— Ага. Шансы «Варлокс» блекнут, когда Святой Патрик не охраняет ворота.

— Что? — Руа почувствовал, что кровь приливает к щекам. Нилан рассмеялся — громко в голос.

— Ты бы видел свою рожу! Клянусь костылями Папы Легбы, парень, тебе пора начинать читать газеты. Это не я сказал, это «Le Devoir». И не спрашивай, как я сумел прочесть французскую газету.

Руа подался перед, упершись локтями в колени, потер ладонью лоб.

— Тебе и не обязательно было читать ее самому… Святой Патрик? — он все еще не мог успокоить это новое, непонятное чувство. — Это что значит?

— Тебя так стали называть после бунта. Семнадцатое марта — день Святого Патрика, ты разве не знал? А твое ночное обращение многие посчитали долбанной самоотверженностью и самоотречением во имя людей Монреаля и Квебека. И теперь в газетах тебя иначе как святым Патриком и не зовут. Даже в англоязычных.

— Звучит глупо.

Нилан встал, крутнул головой, разминая затекшую шею. Что-то громко хрустнуло, он недовольно поморщился.

— Надо сказать Кокуру, чтобы завязывал уже выбивать мне шейные позвонки. Пора бы уже проявить уважение к возрасту… Глупо или нет, парень, это уже не тебе решать. Журналисты почуяли в тебе сочный кусок, и теперь не отпустят, можешь мне поверить. Я-то понимаю, за что ты врезал тому лайнсмену. Я и сам был не прочь ему ввалить. Но вот парням с трибун абсолютно наплевать, что там на самом деле случилось. Им нужен был их собственный франко-канадский герой, и теперь, когда они его нашли, так просто не отпустят.

Руа кивнул. Нилан был американцем, родом из Массачусетса, для него все эти квебекские тонкости были чем-то свершено чужим, далеким и неинтересным. Именно потому его суждение, стороннее и непредвзятое, могло быть самым объективным. Странно, но оказавшись в центре национального конфликта, сам Руа не чувствовал себя его частью. В рекрутсве он больше говорил на английском, чем на французском. При этом ни английский, ни французский не казались ему родными. Его необычный акцент отмечали и товарищи по команде, но никто толком не мог сказать, чей он. «Ты венгр», — говорил ему Смит. «Как же. Парень грек или югослав, — вмешивался МакФи. — Там, где я жил, один такой держал магазин. Говорил точь-в-точь как наш голли!» Над ним смялись: «У ребят с Балканов курчавые темные волосы, смуглая кожа и орлиные носы. А теперь посмотри на Патрика!» МакФи такие аргументы убеждали мало: «А что, нос вполне подходит. Да и вообще, если бы все было так просто, как тогда отличали бы балканцев от южных французов? Или от африканских мусульман?»

Двое наблюдателей, наконец, набрались смелости и подошли к хоккеистам.

— Вы ведь… это… Крис Нилан, так? — спросил один из них, запинаясь.

— Точно, парень, — миролюбиво кивнул тафгай. — Выкладывай, чего надо.

— А в вас и правда стреляли?

— Насколько я помню — нет. Или ты спрашиваешь, не воевал ли я во Второй американо-советской? Не, парень, я для это слишком молодой. Вот папаша мой — тот да, воевал. Немало комми отправил к Барону. А я человек мирный. Ну, почти всегда.

Ошеломленные такой речью молодые фанаты какое-то время смотрели на Нилана не мигая и слегка приоткрыв рты.

— Они, кажется, спрашивают про тот случай на игре с Бостоном, — пояснил Руа. Крис нахмурился:

— Да ну, что за ересь! Никто в меня не стрелял. Еще вопросы? — прозвучало это не слишком дружелюбно. Ребята вздрогнули, один спешно полез в карман достав небольшой блокнот:

— Это… а можно автограф?

Нилан поднял бровь:

— У меня? Давай. Как зовут?

— Этьен.

— Этьен, — буркнул Крис, старательно выводя что-то на небольшой страничке. — Так тебе, Этьен, не у меня автограф просить надо. Ты знаешь, кто с тобой рядом стоит?

— Патрик Руа, — ответил тот без запинки. Нилан удивленно хмыкнул:

— Пэт, ты что, фотографировался для газет без маски?

Подростки фыркнули. Руа не ответил. Нилан невозмутимо продолжил:

— Тогда, Этьен, почему ты просишь расписаться меня, американца, а не твоего соотечественника?

— Хоккей и политика должны держаться подальше друг от друга, — изрек подросток явно подслушанную где-то фразу. — Я люблю хоккей, а на политику мне плевать.

Нилан снова удивленно хмыкнул и вернул парню блокнот:

— Какая продвинутая молодежь. На, держи.