Не взывая к закону - Леонид Юрьевич Шувалов

в камере для допросов изолятора временного содержания. И на всех допросах неизменно присутствовал Шелехов.

Он уже многое знал: и то, что достаточно правдиво рассказали Курашов, Стасик и Землянский; и содержание явки с повинной, написанной Еленой Николаевной Ситниковой; и объяснения водителя «КамАЗа»; и показания трех малопривлекательных субъектов, подрабатывающих на разгрузке вагонов, доставленных сотрудниками Уголовного розыска еще в пятницу; и многое другое.

Шелехов знал многое, но не все. Поэтому, когда, вконец утомленный беспрерывной писаниной следователь оторвал от протокола осоловевшие глаза, велел увести допрашиваемого в третий раз Стасика и сообщил оперуполномоченному, что не в состоянии вывести больше ни одной буквы, иначе рука у него совсем отсохнет и отвалится, Шелехов поспешно распрощался с ним и, выпросив у дежурного машину на полчаса, поехал к Облучкову.

Дверь открыл Облучков-старший:

– Виктор?.. Привет. Проходи, скрась стариковское одиночество…

– А Женька где? – недоуменно посмотрел на часы Шелехов. – Десять скоро…

Старший Облучков лукаво усмехнулся:

– Загулял твой приятель, загулял… Проходи, чайку попьем, в шахматишки сразимся…

– Ладно… – согласился Шелехов. – Разрешите супруге звякнуть, предупредить, что живой и здоровый… А то с утра на службе…

– Звони… Дежурил, что ли, сегодня?

Шелехов прошел к журнальному столику, на котором стоял заслуженный телефонный аппарат из толстой, тяжелой пластмассы черного цвета, расположился в кресле и, набирая номер, отозвался:

– Нет… надо было маленько поработать…

– Выходные нужно дома проводить, в кругу семьи, – наставительно покачал головой Облучков-старший.

– Майора присвоили, вот и лезу из кожи вон, чтобы доверие оправдать, – отшутился Шелехов.

– Майора? – удивился Облучков. – И давно?

Виктор Григорьевич задержал палец на последней цифре:

– Месяцев восемь.

– Скрытные вы… И сам не похвастал, и Женька хоть бы словом обмолвился, – с легкой обидой сказал старик, задетый не столько тем, что от него скрыли новое звание, сколько тем, что в Министерстве внутренних дел так несерьезно подходят к присвоению званий. По его мнению, приятель сына явно еще не дорос до майора.

– Не скрытные, а скромные, – улыбнулся Шелехов.

С женой он разговаривал негромко, чтобы Облучков-старший не слышал виноватых интонаций его голоса, однако, когда трубка легла на рычаг, старик удовлетворенно проговорил:

– Всыпали?.. И поделом…

– Кажется, пронесло! – нарочито громко вздохнул Шелехов. – Уф!..

– Это только кажется, – поддел Облучков-старший. – Вот домой заявишься, посмотришь…

– А что с Женькой происходит? – сменил тему Шелехов. – Про женщину какую-то говорил…

– Жениться собрался, – как бы между прочим ответил Облучков-старший.

Шелехов раскрыл рот:

– Жениться?! Сказал вам об этом?

– А то я не вижу, – усмехнулся старик и не без гордости объяснил: – Порода у нас, Облучковых, такая, решительная. Если надумаем, на лице написано. И промедления не любим. Отец мой на второй день знакомства с матерью моей расписался. И я тоже, только-только демобилизовался, приехал из Австрии, а тут мать Женькина. Тянуть не стал. Через неделю сошлись, в загсы тогда не шибко ходили… Вот так-то, Виктор… И сын в меня – решительный.

– Да-а… – только и протянул Шелехов.

Старик спохватился:

– Баснями тебя кормлю, а ты, поди, голодный!

– От пары бутербродов не откажусь…

Звук отпираемой двери послышался, когда бутерброды уже были съедены, чай выпит, и Шелехов засобирался домой.

– Витька, прости! – вбегая в комнату, воскликнул Евгений Юрьевич. – Совсем из головы вылетело!

– Прощу, если на свадьбу пригласишь, – снисходительно отозвался Шелехов.

– На какую свадьбу? – осторожно полюбопытствовал Облучков.

При расставании с Раечкой ему действительно пришла в голову отчаянная мысль сделать ей предложение, но он поспешил отогнать ее, хотя уже успел представить собственную свадьбу. Теперь он смотрел на приятеля с подозрением, словно пытаясь угадать, не обладает ли тот способностью читать мысли на расстоянии.

Отец подмигнул Шелехову:

– Ладно, не смущай парня…

– Вы что, сговорились?! – возмутился Евгений Юрьевич.

Шелехов примирительно сказал:

– Ты обещал написать…

– Конечно, конечно, – радуясь перемене темы, шагнул к письменному столу Евгений Юрьевич, взял несколько исписанных мелким почерком листков, протянул другу: – Целое сочинение…

Шелехов принялся читать. Читал быстро, перескакивая с одной строчки на другую, а отложив листы, удовлетворенно улыбнулся:

– Ну, спасибо, Женька… Читается, как отчет… Все по полочкам разложено, все четко и ясно…

– Зря учили, что ли? – с напыщенной физиономией проговорил Облучков, но долго не смог удержать на ней это не свойственное ему выражение: – И еще сказалась моя природная методичность…

– Хвастун, – улыбнулся Шелехов, потом задумчиво произнес: – Ты, можно сказать, спас тем двум типам жизнь.

– Кому, кому?

– Курашову и Стасику… – пояснил Шелехов. – В аэропорту на стоянке их ждала машина с выведенными из строя тормозами и рулевой колонкой. Турсунов позаботился, рассчитывая, что они где-нибудь на повороте разобьются…

Вместо того чтобы обрадоваться, Облучков проговорил унылым голосом:

– Жаль…

– Ох и кровожадный ты, Женька! В общем, все удачно получилось. Они как узнали, какую хохму для них приготовил Турсунов, заговорили наперебой… Психологический эффект…

Евгений Юрьевич сосредоточенно нахмурился:

– Турсунов – это та консервная банка, которую ты собирался вскрывать?

– Она самая, – ответил Шелехов и, опуская подробности, рассказал другу о командировке.

Выслушав, тот покачал головой:

– Что за люди?.. Наказание за эти махинации с луком не ахти какое, а они… Пытались скрыть одно преступление, натворили кучу более тяжелых… Не укладывается это у меня в голове, Виктор, не укладывается…

Облучков-старший, напряженно внимавший рассказу Шелехова, вспылил:

– Расстреливать таких гадов надо, а вы с ними цацкаетесь! Допросы, следствия разные! Денег государственных сколько на это уходит!

Шелехов задумчиво возразил:

– Существует понятие соразмерности наказания…

– Соразмерность, – скептически бросил Облучков-старший. – Он человека убил, ему десять лет дали и перевоспитывают…

Сын укорил его:

– Папа, как ты не понимаешь! Большинство из них уже сами пострадали от собственного преступления…

Облучков-старший хотел что-то возразить, но лишь с досадой махнул рукой. Наступившее молчание прервал негодующий звонок телефона. Шелехов подскочил, прижал палец к губам:

– Если жена, я уже ушел!

Евгений Юрьевич поднял трубку. Звонила действительно жена оперуполномоченного. Поздоровавшись, Облучков хитро сверкнул стеклами очков:

– Простите, это я его задержал… Да… Он?.. Передает, что уже ушел… Хорошо, постараюсь… Спокойной ночи…

– Сильно ворчала? – осведомился Шелехов.

Велела обыграть тебя в шахматы.

– Серьезно?

– В отместку за ее ожидание, – улыбнулся Евгений Юрьевич.

Шелехов перевел дух:

– Доставай доску! Посмотрим, на что ты способен в настоящем деле!

Новосибирск, 1986 г.