Трагикомические новеллы - Поль Скаррон

ловкостью, что вмиг вытеснил их за дверь мощными ударами шпаги. Слуга между тем проснулся, кинулся туда, откуда доносился шум, и, увидев, что его господина осаждает столько врагов, весьма храбро пришел ему на помощь, а Ипполито к этому времени уже ранил всех нападавших и повалил наземь самого опасного из них. Эти люди отчаянно оборонялись, но если бы их даже было больше, они не смогли бы устоять против доблестного Ипполито, которому пособлял столь же мужественный слуга. Ипполито убил еще одного из своих недругов, а двое остальных обратились в бегство. Раздосадованный, что его слегка ранили в руку, он устремился им вслед и, вероятно, освободил бы от них мир, как сделал с двумя другими, если бы, несмотря на обуявший их страх, эти негодяи не сохранили достаточно самообладания и предусмотрительности, чтобы спуститься почти одним прыжком с лестницы и запереть за собой дверь. Ипполито довольно долго провозился, прежде чем вышиб ее, а это дало время скрыться обоим злодеям, которых он, в сопровождении своего слуги, тщетно пытался настичь. Наконец, он вернулся на постоялый двор. Он кинулся в комнату, где, показалось ему, слышал он голос Матильды; он нашел дверь в эту комнату открытой настежь и не обнаружил там никого, так же как и во всех углах дома, который он обыскал с большой тщательностью и не меньшей тревогой.

— Фульвио, — твердил он своему слуге, — я слышал, как разговаривала Матильда, я узнал ее по голосу, и лишь такой злосчастный человек, как я, мог не найти ее, в то время как она была так близко от меня.

Он повторил затем Фульвио слова, сказанные Матильдой; он толковал их в свою пользу, на что имел некоторое основание; вместо того чтобы утешиться, он умножал свою скорбь, уверяя себя, что судьба дала ему услышать голос Матильды лишь затем, чтобы сделать для него более чувствительной печаль по поводу того, что он так и не увидел ее и не знал, куда она исчезла. Он отправился искать принцессу по всем окрестностям и был столь безрассуден, что вернулся искать ее по всему постоялому двору, где снова нашел всюду полную пустоту, не считая конюшни, откуда Фульвио вывел четырех лошадей, помимо своей собственной и лошади своего господина. Ипполито в полном отчаянии покинул постоялый двор. Фульвио предложил ему забрать коней, оставленных злодеями, ибо кони эти добыты в честном бою, и заметил ему, что, быть может, они найдут Матильду и, таким образом, будет на что посадить ее. Ипполито не расслышал, что сказал Фульвио, или не удостоил его ответом, до такой степени он был занят своими грустными мыслями. Фульвио счел молчание своего господина согласием и, связав кульком четырех лошадей, погнал их перед своею, быть может с целью продать при первом удобном случае.

Они ехали уже добрую половину дня, а Ипполито не вымолвил еще ни слова в ответ на все вопросы, какие Фульвио задавал ему, желая рассеять его грусть. Они сбились с дороги и забрались в длинную гряду голых скал, круто ниспадавших к берегу моря и переходивших с другой стороны в песчаную равнину. Среди этих скал, в таком месте, где море врезается в сушу, они, выехав из-за поворота, наткнулись на отряд крестьян, вооруженных дубинами и всевозможным оружием; крестьяне сначала удивились неожиданному появлению двух всадников, сопровождаемых столькими лошадьми без ездоков, но, видя всадников в таком малом количестве и осмелев благодаря своей численности, превышавшей сто человек, они шумно окружили тех, кто их, быть может, сначала испугал, и направили на них острия своего заржавленного оружия. Одни кричали: «Кто там?», другие: «Кто идет?», иные: «Бей их!», а некоторые: «Кто вы такие?» Ипполито не мог бы ответить на столько вопросов, задаваемых ему сразу, а если бы и мог, эта беспорядочная толпа, учинявшая дьявольский шум, не расслышала бы его слов. Наконец какой-то довольно представительный с виду старик, командовавший крестьянами, как обнаружилось впоследствии (ибо в ту минуту это нисколько не замечалось), накричал на них, — за что поплатился ужасным кашлем, — даже поколотил их, и, наконец, добился того, что они перестали громко разговаривать, хотя и продолжали перешептываться. Старик миролюбиво спросил Ипполито, кто он такой и что ему надо в столь пустынном и отдаленном от проезжей дороги месте. Ипполито сказал, что он неаполитанский кавалер и заблудился по пути в Анкону. Он в свою очередь спросил предводителя этого наспех вооруженного отряда, для чего он собрал так много людей, и узнал от него, что галиоты мавров, плавающие вдоль побережья, высадили на берег большое количество воинов, которые разграбили несколько селений, расположенных близ моря, и, подстрекаемые легкостью, с какой им удалось это сделать, а еще больше желанием поживиться, опрометчиво зашли в глубь страны. Старик прибавил, что большинство этих вооруженных людей, которых видит Ипполито, ограблены маврами и решали их дождаться, чтобы сразиться с ними под его предводительством, когда те возвратятся, нагруженные невольниками и добычей, из деревни, которую, по-видимому, отправились, грабить; что мавры неизбежно попадутся им в руки, ибо существует только этот единственный проход к морю, и что крестьян побуждает к отважному замыслу не столько потеря имущества, сколько потеря жен и детей. Ипполито предложил им рискнуть ради них своей жизнью, и его поймали на слове. Старик уступил ему командование и уговорил на это своих товарищей, которым воинственный вид Ипполито сулил большую надежду. На четырех лошадей, приведенных с постоялого двора предусмотрительным Фульвио, посадили четырех самых видных крестьян, и одним из них был старик. Ипполито разделил своих людей на три отряда: один он поместил между скал, где его не могли увидеть враги, и приказал ему выйти из засады и вступить в бой не раньше, чем можно будет схватиться с маврами врукопашную; другой отряд он расположил на узкой дороге, ведшей к морю, чтобы преградить неверным доступ к берегу, а сам со своими всадниками стал во главе третьего отряда, заклиная своих людей смело действовать и сразу сшибиться с врагами, не дав им возможности пустить в ход стрелы. Едва Ипполито расставил отряды и отдал им приказания, как показались враги в количестве ста пятидесяти человек; они окружали со всех сторон несколько лошадей, нагруженных добычей, а также женщинами и детьми, которых они обратили в рабство. Будучи закаленными в боях воинами, мавры не испугались, увидев, что на них движется Ипполито с отрядом, или, быть может, отнеслись пренебрежительно к столь малому количеству нападающих. Я не буду подробно описывать вам сражение мавританских корсаров с отрядом крестьян, хотя