Изумруды Урала - Николай Петрович Сироткин

с вами, пан Штейнберг, это очень темная история, именно поэтому она и отложилась в моей памяти.

— Хорошо, господин Красовский, вернемся к тем опытным работам, что проводил Тимофей Лачин. После смерти Яковлева, при разборе архивов был найден протокол, составленный Лачиным после проведения этих работ. Так вот, там сказано, что два из трех месторождений золота пригодны для промышленной разработки.

— Вы точно знаете, что этот документ написан именно Лачиным?

— Нет, я его даже не видел, более того сам документ пропал четырнадцать лет назад.

— Тогда к чему весь этот разговор? Без документа вы ничего не сможете доказать.

— Я и не собираюсь этого делать. Я знаю, что в архиве лежит протокол, где сказано, что никакого золота на землях Невьянской дачи нет. На нем стоит та же дата и та же подпись Лачина, но у меня есть сомнения, в том, что это именно тот протокол, что он составил.

— И как вы хотите доказать это через тридцать лет?

— Я уже говорил вам, что не хочу никому ничего доказывать и тем более вершить правосудие через тридцать лет. Все, что мне нужно, это знать: написан хранящийся в архиве протокол рукой Лачина, или нет, именно для этого вы мне и нужны. Естественно, что эти услуги будут оплачены отдельно.

— Думаю, что я смогу вам помочь, пан Штейнберг, но у меня есть один вопрос.

— Слушаю вас.

— Зачем такие сложности, почему просто не придти к главному горному начальнику. С вашими документами для вас будут открыты все двери.

— Господин Красовский, если я последую вашему совету, то завтра каждая собака в Екатеринбурге будет знать меня в лицо. Моя работа не терпит публичности, мне просто необходимо оставаться в тени, отсюда и своеобразные методы, в том числе и деньги. Так, будем считать, что мы договорились?

— Да, пан Штейнберг, я все сделаю. Если у вас все, то я хотел бы откланяться.

— Нет, еще пара вопросов. Скажите, Тимофей Лачин был хорошим специалистом?

— Лачин был не просто хорошим, пан Штейнберг, он был лучшим. Как практик он не имел себе равных в нашем управлении, он единственный, кто мог работать с золотом.

— А Забелин?

— Федя был типичным чиновником, его в лес, а тем более в горы на аркане не затащишь. Подвернулась возможность — он тут же укатил в Петербург делать карьеру и, судя по всему, преуспел. Впрочем, я не удивлен, этот человек способен найти общий язык даже с дьяволом в аду.

— Хорошо. Вернемся к Лачину. После того как он уехал из Екатеринбурга о нем было что-нибудь слышно?

— Собственно говоря, я не уверен, что он вообще уезжал.

— Поясните.

— Дело в том, что через какое-то время я столкнулся с ним в городе.

— Вы с ним разговаривали?

— Нет, я вам уже говорил, что мы не были друзьями. Он толи сделал вид, толи действительно не заметил меня, а сам я не имею привычки навязываться. Когда на работе я вскользь упомянул, что видел Лачина в городе, то один из сотрудников — Самохин Иван Сергеевич сказал, что Тимофей живет в доме на Луговой улице.

— А этот ваш сотрудник не объяснил, откуда у него эти сведения?

— Он сам жил на Луговой улице, а дом в котором, по его словам, жил Тимофей Лачин, располагался, напротив, через дорогу.

— Вы сказали жил?

— Да он умер, причем довольно давно.

— А Лачина вы больше не видели?

— Одно время я регулярно с ним сталкивался на улицах города, правда, последний раз это было лет десять назад.

— Скажите, господин Красовский, а друзей у Лачина в Екатеринбурге не было?

— Когда он работал в Горном управлении, то тесно общался только с Забелиным. В городе, когда я его встречал, он практически всегда был один, правда, два или три раза я видел его в компании Файна.

— Файна?

— Да, ювелира Густава Файна. Сейчас он директор ювелирной школы.

— А как давно Файн появился в Екатеринбурге?

— Давно, пан Штейнберг, лет тридцать назад.

— И чем он занимался?

— У него была ювелирная лавка, где он работал вместе со своими сыновьями.

— Почему была?

— Он ее закрыл и занялся этой школой.

— Вы знаете, где живет Файн?

— Это знают все — на Кузнецкой улице, на северной стороне города, там же, где и Луговая. Его дом легко узнать по красной черепичной крыше.

— Это все, господин Красновский, не смею вас больше задерживать. Деньги ваши, вы их честно заработали. Вторую такую же получите, когда принесете то, о чем мы договаривались.

Несмотря на все опасения Штейнберга, беседа с Красовским оказалась очень полезной, правда вопросов опять было больше, чем ответов, но зато появилась ниточка, за которую можно было ухватиться — Тимофей Лачин. Если он действительно длительное время проживал на Луговой улице в Екатеринбурге, то нужно обязательно поговорить с хозяином дома, у которого тот снимал комнату. Еще нужно будет собрать информацию по ювелиру Файну. Здесь опять придется обращаться к Ремизову. Штейнберг вспомнил, что при их первой встрече Семен Ильич приезжал именно к Файну, как к старому знакомому, за консультацией по поводу камней.

Глава 21. Екатеринбург, 17 мая 1797 года (четверг)

На следующий день погода резко испортилась: небо затянуло тучами, подул холодный северо-восточный ветер и временами моросил нудный мелкий дождь. Штейнберг проснулся довольно поздно и еще долго лежал и смотрел на оконное стекло, по которому ручейками стекала дождевая вода. Что-то было не так, но что конкретно он не мог понять, пока не стал одеваться — было тепло! На улице сыро и холодно, а в помещении тепло и сухо, хотя Штейнберг точно знал, что, ни печки, ни камина в номере нет. Решив выяснить этот казус у Соколова, он быстро оделся и вышел в коридор. В коридоре было так же тепло, как и в номере, что окончательно сбило его с толку, поскольку противоречило законам природы. Должен быть источник тепла,