Франчиска - Николае Бребан

— Нет, — ответил тот, склоняясь над деталью, — возьму, когда он ее наполнит. Я ведь ему полную отнес.

— А он говорит, — снова засмеялся Килиан, — что он тебе уже дважды наполнял ее.

— Да разве это вино? — возмутился Петре, не меняя хмурого выражения лица.

— Зачем ты его пил, раз оно тебе не нравилось?

— Пил, потому что он поставил его мне, чтобы пить!

— А у Кирьяческу ты уже был? — немного помолчав, снова спросил Килиан.

Петре ничего не ответил, продолжая работать.

— Разве я не говорил тебе, чтобы сегодня утром ты сходил к нему; ведь он уже третий раз тебя ожидает… Сегодня утром у него специально по этому делу был Паладе со сменным инженером, образина ты этакая! — недовольно пробурчал Килиан.

— Я пойду в четыре часа, — тихо ответил Петре и, подняв глаза, улыбнулся так тепло и простодушно, что Килиан не удержался и улыбнулся в ответ. Потом, словно эта улыбка вывела его из себя, он пнул трубу, лежавшую на полу, повернулся и молча зашагал прочь.

Петре остановил станок, выпрямился, достал из шкафчика с инструментом тряпку и принялся тщательно вытирать руки, глядя вслед Килиану все с той же ласковой теплой улыбкой. Вынув из ящика резец, он несколько секунд внимательно и задумчиво разглядывал его, потом направился к дверям, где стояло точило. Он наточил резец на тонком сером камне, заправил его в станок, а вокруг его рта все еще играла ласковая снисходительная улыбка, словно кружочек света, отразившийся на зыбкой водной поверхности и незаметно принявший овальную форму.

Спустя полчаса Килиан и Купша ходили уже по другому цеху. Килиан неторопливо шагал между станками, задумчиво обходил какие-то огромные части машин. Его сопровождал председатель профкома, мужчина лет пятидесяти, с крючковатым носом, по фамилии Джамбашу. Купша тоже попытался напустить на себя равнодушие, но никак не мог удержаться, чтобы не раскрывать рта при виде громадных машин и станков, около которых лежали колоссальные детали: огромные фланцы, зубчатые колеса диаметром в несколько метров, толстенные рельсы. Килиан и Джамбашу остановились возле рыжего слесаря, который на горизонтальном станке обрабатывал коленчатый вал. Все трое начали разговор о приближающихся перевыборах профкома (слесарь был секретарем профгруппы), потом заговорили об учебе. Джамбашу стал рассказывать о каком-то Мюллере, электромонтере из обслуживающей бригады, молодом парне лет девятнадцати, который несколько раз убегал с занятий в вечерней школе, чтобы вернуться в мастерскую.

— Мюллер в бригаде обслуживания отвечает за автоматы, — рассказывал Джамбашу. Слесарь между тем выключил станок, а Килиан носком ботинка пытался поставить и уравновесить железный брус, изогнутый в дугу, который валялся у него под ногами. — Этот Мюллер, видишь, какое дело, регулирует автоматические реле у мотора, который теперь пошел на испытания…

— Знаешь что, — прервал его Килиан, не сводя глаз с бруска, — сегодня Кирьяческу подписал списки на премирование этих автоматчиков. Там два списка: по одному премии за счет экономии в результате внедрения проекта, а по другому, так как денег не хватило, из директорского фонда. Ты пойди в бухгалтерию и посмотри списки, как бы чего там не напутали. Во всяком случае премии из директорского фонда будут выплачивать раньше…

— Я пойду, — сказал Джамбашу. — Только погоди, вот в чем дело: этот Мюллер, небольшой такой парнишка, рыхловатый немного, у него на виске и на ухе красное пятно, да вы его должны знать, товарищ Килиан…

Килиан пожал плечами и, глядя на носок ботинка, спросил:

— Ну и что с ним?

— Так вот, — снова заговорил Джамбашу, оживленно и бесполезно размахивая руками, — парень этот работал на стенде, где испытывался дизель, а после обеда, это было три дня подряд, ему в три часа нужно было идти в школу. А на этом стенде регулировки сам черт ногу сломит: тысяча всяких проводов, это мне сам парень объяснял, и нужно несколько часов, чтобы разобраться, как они там соединяются и подключаются. Он начал возиться с половины восьмого и только к десяти часам, сто раз перепробовав все контакты, разобрался что к чему и смог уже по-настоящему приступить к работе. А раз дизель обязательно нужно было позавчера поставить на испытание, то парень все три дня работал до поздней ночи, а со вторника на среду и вовсе не уходил с завода. А про школу, понятно, даже и не вспоминал. Он мне объяснил (знаете, какая это интересная штука!), что всю эту электрическую схему со всеми контактами и соединениями держит он в голове, а стоит ему отойти от нее на час, на два, как она выветривается. Так вот, чтобы эта схема не выветривалась у него из головы, он только добежит до столовой, пообедает и снова за работу. После этого, да еще после целой ночи, когда все они просидели около мотора, станок смогли позавчера поставить на испытание. А те, из школы, засчитали ему прогул без уважительной причины, а раз он прогулял три дня, то его вызвали на проработку в организацию УТМ за плохую дисциплину. Вчера вечером было у них это собрание, я там не был, но товарищ Думитру, который случайно подошел к самому концу, рассказывал мне, что Мюллера этого критиковали и Мюллер должен был встать, выступить с самокритикой и взять обязательство исправить свое поведение… Ну, что вы скажете?

Токарь, который запустил было станок, резко выключил его, брови его поползли вверх, и он, взглянув на Килиана, разразился громовым хохотом, так что Килиан инстинктивно прикрыл уши.

— Взял обязательство? Вот те на, взял обязательство! — Огромное тело токаря содрогалось от хохота, который, словно пушечные выстрелы, перекрыл все шумы в цехе.

— Пойди в бухгалтерию, — спокойно проговорил Килиан, все время играя железным бруском, — и проследи, чтобы там не напутали с деньгами: прихватит их кто-нибудь из министерства — и поминай как звали! Знаешь ведь…

Купша некоторое время прислушивался к их разговору, потом, не видя в нем ничего особенного, отошел к одному из трех карусельных станков и с любопытством стал следить за тем, как медленно вращается огромный, блестящий фланец. Он внимательно всматривался в машину и наконец нашел резец, отдиравший от металла толстую мягкую стружку. Потом Купша стал наблюдать за рабочим, в одиночку управлявшим огромной машиной. Он сидел около универсального станка, вращающегося наподобие колоссальной алюминиевой миски, и что-то жевал, доставая еду из большой коричневой сумки. Хмуро посматривая по сторонам, рабочий заметил Купшу, как тот пытливо рассматривает и станок и его самого. Слегка улыбнувшись, рабочий спросил:

— Тебе бы подошла такая работенка?

— Как сказать, — поспешил ответить Купша, чтобы скрыть свое замешательство, переминаясь с ноги