Франчиска - Николае Бребан

смысла которой он толком не понимал. Вдруг раздались крики и поднялся такой шум, что Купша вздрогнул. По соседству работали две бригады наладчиков, и Купша увидел, как все они бросились к станку паренька. Он внимательно вглядывался в эту возбужденную, что-то шумно обсуждавшую группу людей и пытался отыскать в ней Килиана. Но Килиана он не нашел и стал следить за белокурым парнем с голубыми добрыми глазами. Вместо парня к станку встал высокий худой мастер и в свою очередь обработал одну деталь. Паренек же куда-то исчез. Купша долго искал его глазами и наконец увидел несколько в стороне. Тот стоял и разговаривал со смуглой девушкой. Девушка все время смеялась, показывая свои неровные зубы, и держала на руках черного котенка. Белокурый паренек как-то с опаской протянул руку, взял у девушки котенка и, не зная, что с ним делать, неловко поднял его вверх. Какой-то плотный мужчина с благородным лицом и седыми волосами, следивший за работой мастера, выбрался из толпы и подошел к пареньку. Он что-то сказал ему, и парень, повернувшись, стал что-то вежливо объяснять. Кто-то слегка хлопнул Купшу по спине. Тот обернулся и увидел Килиана.

— Ну как, будешь здесь работать? — спросил Килиан, закуривая сигарету. — Тебе нравится, как идут дела?

Купша толком не понял, о чем хотел сказать Килиан, но, чтобы ответить, пробормотал:

— Нравится, нравится!

Купша не очень-то вникал в то, что происходило у него на глазах, погруженный в свои заботы, но именно из-за того, что все это было ему безразлично, он старался казаться заинтересованным и даже восторженным.

— Нравится, а как же! — бубнил он. — Сразу видать, что у людей здесь… ну прямо-таки…

Купша споткнулся и стал ждать, не скажет ли чего Килиан, не придет ли ему на помощь.

Килиан, спокойно покуривая и чуть-чуть иронически улыбаясь, выслушал его и спросил:

— Ну, хочешь еще пойти со мной? Я думаю показать тебе, где ты сможешь работать…

— Чего мне еще показывать? — рассердился Купша. — Уж вы мне столько показали, что на три жизни хватит… уж лучше бы…

— На три жизни? — прервал его Килиан, догадываясь, куда клонит Купша. — Нет, нет, ты еще и сотой доли не видал из того, что должен увидеть. Ты должен все посмотреть и выбрать!

— Выбрать? — переспросил Купша. — Что выбрать?

— Ты должен решить, где ты будешь работать. Что тебе больше подходит, то и выбирай.

— Чего выбирать? — пробормотал Купша. Он немного расстроился, потому что ничего не понимал. — Дайте мне работу, и я вам буду работать, где хотите!

— Это я должен дать тебе работу? — чуть насмешливо улыбнулся Килиан. — Работу я тебе дать не могу, могу только показать, а ты выбирай. Это во-первых. Во-вторых, почему ты говоришь, что будешь работать для меня? Я не могу тебе дать работу и не могу тебя заставить работать на меня. Вот здесь завод, а здесь ты! — Килиан сделал жест руками, как бы указывая, что вот они, две точки, стоящие одна против другой. — Вот здесь завод, а здесь ты, — повторил он снова. — А все, что кроме этого, все второстепенно. Вот это второстепенное я и есть!

Купша поднял напряженно прищуренные глаза, желая понять по выражению лица Килиана, что он хотел сказать, потому что смысл этих фраз совершенно не дошел до него. Килиан в свою очередь посмотрел на Купшу из-под полуопущенных век, и, хотя казался суровым и серьезным, в глазах его поблескивали насмешливые искорки.

— Ну, чего не отвечаешь? — спросил Килиан, хотя вовсе не ожидал от него какого-нибудь ответа. Более того, Килиан знал: что бы он ни сказал Купше, тот все равно ничего не поймет, потому что не знает, как это понимать. Но именно ощущение, что все слова и фразы бессильны, сколь бы ни была очевидна содержащаяся в них истина, и заставляло Килиана продолжать говорить. Это было похоже на то, как если бы Купша был от рождения слепым, а Килиан, увидев на себе чудесную цветную арку радуги, возникшую после дождя, спросил бы его: «Гляди, Купша, видишь радугу?» И несмотря на то, что он прекрасно сознавал бы, что слепой не может видеть радуги, он, Килиан, рассердился бы на слепого, что тот восклицает, задыхаясь от восторга: «Вижу! Как не видать!» И более того: выведенный из терпения тем, что слепой не видит того, чего видеть не может, Килиан принялся бы описывать цвета радуги, их переливы и, увлекшись, углубился бы в научные детали спектроскопии.

Килиан прекрасно сознавал, что он должен не излагать Купше истины, не рассказывать ему о действительности, а заставить пережить ее. Но на это нужно затратить массу труда, проявить невероятное терпение и понимание. И вот эта-то огромная задача, которая в лице Купши встала перед Килианом и всю сложность которой он отлично понимал, и бесила его, заставляла его изрекать истины, сознавая вместе с тем, что он делает ошибку, но идти все дальше и дальше, временно отступая от того, что он должен делать, ощущая себя слабым и усталым, ругая себя за ненужную поспешность и неразумность.

— Я тебя проведу по всему заводу и покажу все, — сказал в конце концов Килиан, злясь на самого себя за то, что он так по-дурацки, без всякого толку пытался все объяснить Купше на словах. — Я тебя проведу и все покажу, потому что пятнадцать лет назад, когда я впервые попал сюда и был таким же дурнем, как ты, а может, и того больше, для меня этого никто не сделал! Понимаешь? — Голос Килиана яростно зазвенел. — Я тебя поведу повсюду. Я тебя отстранил от работы, на которой ты получал гроши, потому что этого в свое время никто не сделал со мной! Я тебя даже не знаю, не знаю, откуда ты, не знаю, кто ты такой, но таким же, как и ты, я пришел сюда пятнадцать лет назад…

Ты хочешь делать самую неквалифицированную работу и просишь меня не мешать, а я, хоть ты и просишь об этом, буду мешать тебе. Я поведу тебя по всему заводу и покажу все — машины, цехи — и скажу: «Выбирай, где тебе нравится!» И ты ответишь: «Здесь!» Так оно и будет! Тогда ты осознаешь, какая огромная сила таится в тебе, и испугаешься, но я буду рядом с тобой и помогу тебе!

Килиан умолк и пристально посмотрел на Купшу, который стоял молча, испуганный не тем, что говорил Килиан, а той яростью, с какой он говорил. Впервые он видел этого человека, обычно равнодушного ко всем и ко всему, таким взволнованным и разгневанным. Это