Белые пешки - Екатерина Звонцова

– Вот и разрушения! Спорим, это Марти идет к нам?

– Кто же еще! – Макс вздохнул, но добавить к словам шутку не успел.

– Почему чуть что, так сразу Марти? – раздалось за спиной, и подруга вальяжно вышла на балкон. Все еще босая, зато даже не шаталась. Хохотнула: – Ну ладно-ладно, это Марти! МарТерминатор! Вот! – Она покосилась на осколки и направилась к Максу и Асе. Приблизившись, нагло вклинилась между ними, обняла обоих за шеи, привлекла к себе. Дыша перегаром, заявила: – Я вас люблю! Чего убежали? Видели, как мы…

– Видели. Шумно просто! – Ася попыталась ослабить хватку и жалобно проверещала: – Ма-арти! Мои волосы!..

Макс молчал. У худой Марти была хватка удава. Но он старался и это запомнить.

– О… первые проблески, – сказала вдруг она абсолютно трезвым голосом, поднимая взгляд к небу. – Жаль, звезда не упадет.

– Поздновато для звезд, – заметил Макс. Подруга посмотрела на него с выразительным укором.

– Для звезд никогда не поздно, помнишь, как мы в лагере на них смотрели? – Она оживилась. – О! А хотите, я расскажу вам сказочку?

Когда она выпивала, ее часто несло. В том числе в попытки обезьянничать за Сашей и Асей, сочиняя что-то. И даже у нее это получалось круче, чем у Макса.

– Опять? – Он запротестовал: – Нет, не хотим! Хотим тишины и природы!

– Зря. – Марти надулась, но настаивать не стала. – Это была бы история про проклятого короля, который продал душу за одну победу в шахматах. Или про сэнсея, убитого учеником. Или…

– У тебя все истории какие-то грустные, – настороженно протянула Ася.

– Только грустные истории похожи на правду, – назидательно откликнулась Мартина. – «Долго и счастливо» – это американское кино.

Небо уже сильнее расцветилось розовым золотом. Лес налился чернотой. Марти вздохнула и снова глянула вдаль.

– Пойду наших звать. – Она вернулась к выходу на балкон и заорала: – Эй, товарищи! Кого интересует прекрасный рассвет? Всего одна штука, акция ограниченна!

Ей ответили смехом и топотом. Вскоре на балконе яблоку негде было упасть; он заполнился платьями и пиджаками. Поначалу одноклассники продолжали прежние разговоры, потом резко замолчали. Перестали чирикать даже Алина и Умка.

Шар солнца окинул Москву сонным взглядом. Некоторое время гигантская звезда будто сомневалась, стоит ли выползать, но наконец смилостивилась и поднялась еще на полсантиметра, и еще, еще… Макс смотрел на разливающееся в воздухе теплое золото и ощущал блаженный вакуум в голове. Почему-то стало легче. Легче от сонной звезды, легче от пятого бокала шампанского, легче оттого, что он в очередной раз позлился на Марти и в очередной раз понял, как дорога ему эта чудачка. Макс сжал и ее руку, и руку Аси. Ася положила ему на плечо голову, а Марти пьяно прохихикала: «Ах ты Казанова!»

Все молчали. Каждый прощался сейчас не только с ночью. Одиннадцать лет нужно было проводить в розовеющих лучах, как отправляют по морю погребальные лодки викинги. Кто-то уже бережно укладывал эти годы на дальнюю полку памяти, прикрывая для верности старым тряпьем. Кто-то сосредоточенно, строчка за строчкой, вычеркивал. Кто-то просто улыбался, стараясь разглядеть, что за поворотом. Макс не делал ничего.

Молча уходили в зал. Ушли Ася с Сашей и Марти, ушли Лева и Дэн. Макс все стоял, глядя уже не вверх, а на темную, поросшую чахлым кустарником поверхность Поклонной горы. Она стелилась сразу за перилами, шла резко вниз. Интересно… сколько вот таких молодых дураков видела эта гора с Древней Руси?

– Ну что? – раздалось вдруг рядом. – Как тебе обряд перехода во взрослый мир?

Вздрогнув, Макс поднял голову, просто чтобы убедиться: не глюк. Кир стоял рядом, вертя в руках большой осколок от выкинутой Марти бутылки. Вид Крыс имел праздный, скучающий и трезвый.

– Обряд… – протянул Макс, отворачиваясь. – У Марти нахватался?

– Торчишь здесь долго, – проигнорировал вопрос Крыс. – Почему бросил даму?

– Сам что не уходишь? – ответил тем же Макс. – У тебя тоже есть. Дама.

Крыс хмыкнул, не снисходительно, а понимающе и уже мягче спросил:

– О жизни думаем?

– Чего о ней думать? – напряженно огрызнулся Макс. – Вот еще…

Стало стыдно, будто его на чем-то поймали, и кто! Отсюда просилась и грубость, к которой в целом Макс склонен не был. Мама учила: «Говори вежливо, даже если потом дашь в зубы». Совет был неплох: определенно мог сбить врага с толку, заставить расслабиться. Но то враги… с Киром ничего такого не было. Ожидаемо Крыс не ответил, продолжал крутить в руках осколок. Косясь на него, Макс попытался сострить:

– Вот только не надо тут все кровью заливать. Иди резать вены в другое место.

– Зачем мне их резать? – Кирилл поднял брови и посмотрел совсем как обычно: будто собеседник – идиот. Макс поджал губы, все больше сердясь на себя же.

– Не знаю. Так, брякнул.

В зеленой глубине блеснуло солнце – ярко, как глаза Саньки. Крыс повертел стекло, явно стараясь удержать изумрудную искру. Поглощенный этим, он, казалось, забыл про Макса. Луч все-таки вырвался из плена, осколок померк, и Крыс равнодушно, даже брезгливо выбросил его. Жест был полон изящества, как и все его жесты.

– И все-таки что с будущим-то? – снова заговорил Кирилл. – Все прояснилось?

Прояснилось. С ним Макс, конечно, не делился тем, что грызло его, так и не объяснил, например, про дурацкий спор. Но он же не слепой. От Ники Макс слышал, что Кир сечет кучу вещей, далеко не лежащих на поверхности. А значит, есть ли смысл врать сейчас, когда скоро прощаться? Тем более учитывая, что о своих чувствах так хочется оставить прощальную запись в Сокровище? И Макс неохотно признался:

– Туманно что-то в Датском королевстве.

– А что так? – без удивления спросил Кир.

Самому бы знать. И он уныло сказал:

– Понятия не имею. В школе все казалось проще. Вот ты, когда заканчивал…

– Я знал, что буду врачом, класса с седьмого. – Крыс не дослушал. – Без вариантов. Ну, ты помнишь, я вроде говорил.

Макс не помнил, но признаться не решился. Стыдно опять стало, он ведь не особо слушал о жизни Кира, потому что думал: тот в компании ненадолго. А вот как вышло.

– А как так? – все же спросил он. – Ведь это у вас не семейное даже. Отец тебя…

Крыс рассмеялся, и это был совсем не колючий смех. Макс задумался: может, именно так у него проявляется опьянение? Одни песни начинают орать, другие плакать, третьи целоваться лезут, а Кир вот становился добродушным?

– Нет. Отец никогда меня не заставлял. Я сам. – Ловким прыжком усевшись на перила, Крыс продолжил: – Вначале меня привлекла возможность изучить физиологию, фармацевтику