Дохлый таксидермист - Мария Самтенко

руку-то придержал, и тихонечко так: тюк! Вскользь! Да не смотри ты так, так просто кожу слегка содрало! А потом такой: «ой, извините», и давай бежать! А там Ильф как курица слепая, пенсне с носа слетело! Так этот мужик мимо него запросто проскочил и дал деру!.. Я кричу Ильфу «ловите», а он не к нему, а ко мне, проверять, живой я или нет! Народ вокруг стоял, человек пять, так они все тоже глазами хлопали. Ну и упустили. А потом вышел Петров, – закончил Приблудный, – и мы все втроем искали Ильфовы стекляшки. А рана ерунда, мы зашли обратно в кинотеатр, и персонал ее обработал. Просто кожа слегка содралась. Они хотели показать меня врачу, но я отказался.

– А вдруг сотрясение?! – возмутился Учитель.

– Не, ерунда, говорю же, – отмахнулся Приблудный. – У меня даже голова не болела, ну правда. Ильф немного ушибся, когда летал с лестницы, хромал потом, а Женьке вообще повезло больше всех.

Учитель убрал зеленку в шкафчик, тоже сел на стул, только верхом, лицом к Ваньке, и в задумчивости положил локти на спинку стула:

– А ты того мужика хорошо разглядел? Сможешь описать?

– Неа, – честно признался Ванька. – У него была куртка с капюшоном, а лицо чем-то замотано. Я увидел только глаза. Они такие вытаращенные были: еще бы, он же на Петрова рассчитывал.

– Хорошо, – заметил Учитель, и пока Приблудный думал, к чему это относится, сходил в соседнюю комнату и принес какой-то сверток.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это мешок из-под картошки. Учитель развернул его, напялил на голову и посмотрел на Ваньку сквозь прорезанные дырочки для глаз:

– Похоже?..

– Ага, – хихикнул Ванька. – Только натянуто было плотнее, ну и глаза у тебя голубые, а там были карие. Но не такие темные, как у Женьки, а скорее зеленоватые.

– Хм, – Учитель снова задумался. – Вань, а ты точно не сочиняешь? Мужик с картофельным мешком на голове нападает на людей посреди бела дня…

Приблудный так и подпрыгнул от незаслуженной обиды:

– Что?! Да ты же сам принес этот мешок! И какой там день, десять вечера было!.. Темнотища!..

– Ладно, не сердитесь, – примирительно сказал Учитель. – Я просто хотел сказать, странно, что тип с картофельным на голове не привлек ничье внимание. Это же чистый Ку-Клукс-Клан!

– А, так он был в капюшоне. Я же сказал: большой низкий капюшон на пол-рожи, – Ванька потрогал ранку на голове и добавил. – А эти двое сразу начали спорить, тот ли это мужик, которого они вчера видели у подъезда Петрова, или какой-то другой. Он там до ночи торчал, представляешь? Но это они шутили. А если всерьез, то в Женьку позавчера кирпич с крыши кинули. Прямо в башку!..

– А почему он у тебя тогда по кино ходит? – подозрительно спросил Учитель.

– А разминулись они с кирпичом, – хихикнул Приблудный. – На доли секунды, но разминулись. Женька, он же шуганый, он даже на громкие звуки иногда шарахается. А если кидать в него предметы, то уворачивается или ловит и кидает обратно. Я пробовал в Ташкенте.

Учитель задумался и снова зашевелил пальцами, словно что-то прикидывал. Приблудный смотрел на это совершенно без удивления – для Учителя такое было нормально. Со своими длинными волосами и вечно лохматой бородой он выглядел не то как монах, не то как одетый в дореволюционное платье деревенский мужик, но Приблудный знал, что это впечатление обманчиво. Это был прекрасный человек: самый умный, добрый и проницательный.

А еще он знал, что Учитель не к добру так надолго задумывается.

– Вань, мне это не нравится, – сказал Учитель после долгой паузы. – Слишком уж много совпадений вокруг этих двоих. Боюсь, им грозит опасность. Даже не им, а Петрову. Мне жаль, что ты привязался к нему.

– Что за опасность? – насторожился Приблудный. – Ты думаешь, ему попытаются пробить черепушку еще раз?.. Мне это не нравится!

Ванька совершенно не желал Жене зла. Петров был хорошим приятелем, веселым и добрым, и Ваньке он нравился! Да и Ильф тоже: в последнее время он слегка оживился и перестал быть таким холодным и ершистым, как до Ташкента. Он уже не приставал к Ване с идиотскими вопросами вроде «как у вас дела», «как ваше настроение», «что вы думаете по поводу этого или того» и даже «что вам сегодня снилось», потому, что адресовал все это Петрову. Тот героически брал всю эту утомительную дребедень на себя, да еще и держался при этом так, словно только и мечтал о том, как будет рассказывать Ильфу о своих снах и выслушивать его идиотские комментарии.

Так что от Петрова была сплошная польза, и Ваньке совсем не хотелось, чтобы с ним что-то случилось! Тем более, чтобы ему проломили голову! А если насмерть?!

– Учитель, мне это не нравится, – повторил он. – Мы должны что-то сделать, предупредить их! Я боюсь, это связано с теми переговорами с Гансом Гроссом, которые они вели на телеграфе. Помнишь, я рассказывал? Про Ленина, Троцкого и твоего царя Николая?

Учитель бросил на него острый взгляд и кивнул.

– Да, Ванюша. Я тоже так думаю. И ты, наверно, заметил, что все, кто замешаны в той истории с Лениным, умирают. И… я сожалею.

– Но как же, Учитель!.. – испугался Приблудный, но наставник уже встал и снова пошел к своим иконам. Очень-очень быстро!

Ваня поймал его у фанерной двери в дальнюю комнату. Учитель высвободил из пальцев Прибудного полу своего черного полумонашеского платья, и ответил на немую мольбу Ваньки долгим и грустным взглядом:

– Боюсь, мы уже не сможем помочь им.

– Но Учитель!..

Дверь закрылась, но Приблудный так и остался стоять.

Он слышал молитву Учителя, потом как он шуршит документами, потом опять молитву, и как будто он просит у кого-то прощения, потом тишину – и никак не мог собраться с силами, чтобы уйти к себе. Сначала он думал, что нужно пойти в милицию и все рассказать, потом – что нужно бежать к Ильфу и Петрову, предупредить их, а потом просто стоял носом в закрытую дверь и почти бездумно сочинял стихи.

И, конечно, едва не получил по носу, когда Учитель распахнул