Доверие - Димитр Ганев

мрачнело, то светлело, а затем и совсем успокоилось. После долгих колебаний Данаил ответил на безмолвный вопрос Паскала:

— От двоюродной сестры. На, читай, если интересуешься. — И он вручил Паскалу письмо, словно премию за его курьерское усердие.

Здоровый загорелый парень уставился на написанные с наклоном строки. Письмо действительно было от Васеты. Ефрейтор Паскал познакомился с ней во время последнего посещения родственников в скверике у КПП; он старался загипнотизировать ее своими большими светло-голубыми глазами, но Васета смотрела на него как сквозь стену.

«Стефка выходит замуж, в мае — свадьба… Встретила я ее, и знаешь, что она мне наговорила? Данаил, мол, был моим кумиром, но что случилось с ним? Завалили его на первом же экзамене и отправили в строительный батальон. Так мне жалко его, так жалко…»

Глаза Паскала бежали по красиво написанным строчкам.

— А, стервец! — проговорил наконец ефрейтор. — Стефка хороша, дьявол ее забери! Показала нам обоим нос. Вот тебе и тихоня!

Данаил задумчиво добавил:

— Она одевалась красиво — импортная юбка и черная блузка с перламутровыми пуговицами. У нее на щеке большая родинка.

Отсюда, с недостроенного седьмого этажа, открывались дали, необозримые. Все вокруг наполнялось приятной теплотой приближающегося летнего зноя. Марица, разлившая свои воды по трем рукавам, скрывалась в тени пышных береговых верб.

— Таблетка, горькая пилюля для тебя это письмо, — заговорил Паскал. — Пташка один раз садится на плечо человека. Я тебе так скажу: ты бери пример с меня. Встретил я Гергану, мою ткачиху, дал себе слово: «Ноги ей буду мыть, а эту воду вместо водки пить, но никому ее не отдам. Она будет моей». И никто не посмеет к ней прикоснуться.

Данаил согнул левую руку, а правой пощупал немного вздувшиеся бицепсы.

— Тощий, как общественный баран. Кто знает, несомненно, Стефка и раньше крутила хвостом. А что ты можешь сделать, такой хилый?

Данаил стиснул держак газовой горелки и, прежде чем включать огненную струю, сказал:

— Почему? Женатый человек становится сильнее.

Капитан Чилев приглашал его в свободное время сыграть в шахматы в тени обвешанного плакатами и афишами клуба. Данаил играл как-то небрежно, не думая долго над каждым ходом, он дерзко атаковал, стараясь в несколько ходов заматовать короля противника. Капитан нервничал, злился, ругал себя за допущенные промахи и не мог понять, как этот щупленький паренек загоняет его в угол. Конечно, только потому, что он играет невнимательно.

— Еще одну?

— Как хотите, товарищ капитан.

Дуэль возобновилась. Данаил давал явные шансы на победу противнику, который стремился незамедлительно ими воспользоваться. Мало-помалу капитан понял тактику своего молодого противника, тактику, которая основывалась на безразличии к шахматной доске. Данаил как будто находился на наблюдательной вышке и оттуда шутя командовал своим подразделением. И в этой партии Чилев чувствовал присутствие аналитического ума, он выражался не в бахвальстве, не в сожалении, а в тихой улыбке или абсолютном молчании. И раздражение выливалось через короткие, сильные пальцы капитана — они слегка дрожали, когда он брал фигуру, чтобы сделать очередной ход.

— Ты учился в каком-нибудь техническом кружке? — делая очередной слабый ход конем, спросил Чилев.

Данаил утвердительно кивнул и небрежно продвинул пешку вперед. Банальный, обыкновенный ход, ничего не означавший. Но он заставил Чилева насторожиться.

— Ты не хотел бы вступить в наш шахматный клуб?

Данаил облокотился на спинку стула и сказал:

— Больше не хочется играть, товарищ капитан. Сегодня я что-то не в форме.

— Да уж не влюблен ли ты?

Данаил, опустив плечи, продолжал:

— Вы ставите мне мат, у меня только два хода. Победа за вами.

Капитан смущенно ответил:

— Пиррова победа. Это не очень приятно, мой мальчик. Настоящая победа добывается трудом.

— Может быть. Но вы прорвались в расположение моих фигур. В этом ваша заслуга.

— О, конечно, моя! Могу нападать, однако не могу обороняться.

Они вышли во двор. Знамена у главного входа трепетали на ветру, вдоль дорожек висели таблички с предупреждениями о соблюдении противопожарной безопасности. Здесь не хватало только одного лозунга: «Не засматривайтесь на молодых девчат, это огнеопасно!»

— Чем занимаются твои родители, Данаил?

— Мама — учительница, а отец у меня — плановик. А почему вы об этом спрашиваете?

Капитан кивнул молча, однако Данаил понял это как высказывание: «У тебя хорошие родители».

— Хорошие, — холодно продолжал он, — смотрели на меня как на начинающего ходить ребенка: ах, как бы не упал наш мальчик, как бы не подвернул ножку да не разбил бы нос! Однако я падал, да как еще падал! И голову себе пробивал, и нос расквашивал, один раз даже ногу сломал — прыгнул с дерева и… мама в обмороке.

Капитан Чилев нахмурился: ему не нравились слова Данаила.

— Родителей надо уважать, — сказал он.

— Что, всех без исключения? — улыбнувшись, ответил Данаил.

Капитан посмотрел на него строго и подумал: «Этот парень, видимо, решил никогда не давать надежд людям, которые на него рассчитывают. Он считает, что нужно жить независимо от воли тех, кто любит его и верит ему».

Облака уплыли на восток, и небо стало ясным. Этой ночью, около одиннадцати часов, ожидалось лунное затмение. Данаилу хотелось посмотреть, как померкнет молодая луна, как погрузится в немую тишину. Тревожно пропели петухи, завыли собаки. На западном небосклоне пролетел метеорит, прогремел гром и затих. Данаил побежал в аллею из канадских тополей. Ему было хорошо, масса горлиц сидела на земле, хоть руками бери. Он спустился на плац, расположенный за зданием для автомобилистов, раздав каждому по птичьему перу, объявил: «Сейчас, ребята, будет продемонстрирован показательный полет».

— Погоди, уже начинается, — тронул кто-то его за плечо.

Двор был заполнен высыпавшими из казармы солдатами. Луна зашла в тень, и землю окутал мрак. Солдаты немножко постояли и начали расходиться по казармам — они были несколько разочарованы небесным явлением, оказавшимся не таким уж интересным. Данаил сел на скамейку около акации и потянулся. В его кармане шелестело письмо от Васеты… И перед ним воскресали картины. Стефка выходит замуж. Данаил однажды ходил с ней на концерт в своем родном городе. Она была в длинном, до пят, платье, в руке китайский веер, волосы свободно распущены по плечам. Пока шел концерт, он держал ее пальцы в своей руке и нежно пожимал, а она еле-еле отвечала на его пожатия. Водил он ее и на выставку в окружном центре. Остановились они перед картиной одного известного художника — нагромождение домов старинной постройки, с эркерами, жаркое многообразие, захватывающее дух. И каждый дом, каждая изба спешили похвалиться своей неповторимой красотой.

— Да, такой красотищей нельзя не восторгаться! — воскликнул Данаил. — Разве можно их сравнивать с современными блоками? В чем же причина? —