Полынь – сухие слёзы - Анастасия Туманова

Федька, сверкая круглыми чёрными глазами и яростно ероша обеими руками курчавую башку, навязывал подпоручику гнедую кобылу не первой молодости, грустно хрупавшую сеном рядом с ним. Проходившему мимо Закатову достаточно было одного беглого взгляда на Федькино сокровище, чтобы убедиться: под седло сия красотка не годна. Будь на месте Друнина кто-нибудь другой, он прошёл бы мимо. Но Коля Друнин был также из Бельского уезда Смоленской губернии, почти сосед Закатовых по имению, всё своё небогатое жалованье слал домой – матери и выводку разновозрастных сестёр-бесприданниц, и покупка никчёмной лошади проделала бы значительную брешь в его бюджете. Закатов остановился.

– Друнин, ради бога, простите за вмешательство, но вы ведь глупость делаете! Дайте-ка я взгляну… Ну конечно, эта красавица с запалом! Федька, где ты только выкопал такую доходягу? По зубам видно, что ей сто лет!

Цыган, выкатив жёлтые белки глаз, взвился на дыбы:

– Зачем напраслину возводишь, барин?! Молодая лошадь! И ничего не с запалом, много ты разумеешь! Отойди по-хорошему, не с тобой торгуюсь, а с ихним благородием, они уж и цену хорошую дали…

– Друнин, не слушайте его. Клянусь вам, она упадёт через полверсты строевого марша, – продолжал говорить Закатов, методично осматривая холку, крестец, ноги и бабки меланхоличной гнедушки. – Ну, взгляните сами, здесь трещина в копыте и здесь… А чем это так разит? Сущая сивуха… Федька, сукин сын, да ты её водкой опоил, что ли?

– Грех тебе, барин!!! – завопил Федька, колотя себя в грудь коричневым кулаком и бешено крестясь. – Какой-такой водкой, трезвая лошадка, как архирей, вот чтоб мне детей своих схоронить!

– Помолчал бы насчёт детей… врёшь ведь. Угу… – Закатов продолжал осматривать кобылу, открыл ей рот, кулаком вывернул язык и вынес окончательный вердикт: – Никуда не годится. По зубам ей лет двадцать, сами взгляните, как грубо сделаны эти ямки… стамеской, видимо… Да ещё и хромота…

– Какая хромота, бари-и-ин… – простонал, уже безнадёжно мотая головой, цыган. – Кабы хоть спотыкалась лошадка, а то ведь чистая напраслина…

– А спотыкаться она начнёт через пару часов, когда протрезвеет, – усмехнулся Закатов. – Друнин, видите, на задней левой утолщение кости? Видимо, нога была перебита, кое-как залечена, и… Денег вы этому чёрту ещё не давали?

– Н-нет… – растерянно пробормотал Друнин. – Спасибо, Закатов… Так вы абсолютно уверены?..

– Абсолютно, – уверенно кивнул Никита. – Федька, иди отсюда со своей клячей, тебе сегодня не повезло.

– Совести в тебе нет, барин! – мрачно объявил цыган, дёргая за узду злополучную кобылу.

– Зато у тебя, гляжу, её с избытком, поделись по-божески! – съязвил Закатов. – Ступай прочь, говорят тебе, ищи дураков в другом месте… Друнин, вы позволите выбрать вам хорошую лошадь?

Если поручик Друнин и колебался до сих пор, то стремительное исчезновение с поля боя цыгана и его хмельной лошади полностью убедило его в правоте Закатова, и он весело протянул руку:

– Спасибо, вы меня просто спасли! Я, признаться, мало во всём этом смыслю, а лошадь, хочешь не хочешь, нужна, вот и… Где вы всему этому научились, Закатов?

– У цыган же… – пожал плечами Никита, уже пожалевший о том, что вмешался: теперь предстояло отвечать на вопросы. – У нас в имении каждый год останавливался табор. Ну, да что об этом, пойдёмте, посмотрим для вас лошадку. Какими средствами вы располагаете? Шестьдесят? Немного… Ну, поглядим, что можно сделать.

Через полчаса он нашёл в дальнем ряду золотисто-рыжую лошадку-пятилетку, немного вислоухую, но спокойную, крепконогую и без видимых изъянов. С продававшим её молодым цыганским парнем Закатов поговорил несколько минут на его языке, и тот, огорошенный, сам сознался, что единственный недостаток лошади – «свечки делает».

– Ну, можно исправить… – задумчиво сказал Закатов, оглаживая весело косящуюся на него кобылку. – Как вы хотите, Друнин? Я берусь это сделать за пару недель… Чяворо, даю пятьдесят за твою лошадь.

– Шестьдесят пять, барин, лошадь молодая, хорошая… – заикнулся было мальчишка.

– Друнин, пойдёмте.

– Эй! Стой! Бог с тобой, подожди, согласный я! Забирай, без ножа режешь, забирай за пятьдесят! – истошно завопил молодой цыган, и Закатов, усмехаясь про себя, вернулся обратно к рыжей лошадке. Они уже ударили по рукам и передали из полы в полу верёвочный недоуздок, когда цыган, косясь на Закатова хитрым чёрным глазом, вполголоса спросил:

– Романо чяво сан, сумнакуно миро?[9]

– Нат, – усмехнулся Закатов. – Дживавас ромэнца. А пхэн ту мангэ, морэ, на джинэс э Катька Мурашка?[10]

Цыган медленно покачал кудлатой головой, не сводя с Закатова изумлённых глаз.

– Не слыхал. Мы ж не смоляки сами, здесь по делам только. А скажи, барин драгоценный, ты не…

Но Закатов уже уходил сквозь рыночную толпу, уводя за собой лошадь. За ним торопился заинтригованный Друнин, на ходу засыпая Никиту вопросами. Тот нехотя что-то отвечал, потом и вовсе умолк, сквозь зубы отговорился какими-то несуществующими делами, передал опешившему товарищу недоуздок и свернул в первый попавшийся переулок. Отчётливо понимая, что ведёт себя по-свински, Никита тем не менее надеялся, что обиженный Друнин никому не расскажет о сцене на рынке.

Расчёт Закатова не оправдался. В тот же день весь офицерский состав полка знал о том, что необщительный, молчаливый поручик Закатов – великолепный знаток лошадей и цыган, что он видит тех и других насквозь, что цыганские барышники трепещут от одного его вида, что он легко говорит на их языке, жил когда-то в цыганском таборе, как Алеко, и, как Алеко же, имел там смертельную и несостоявшуюся любовь. Последние подробности дорисовало уже пылкое воображение двадцатилетнего Друнина, но, поскольку всё остальное оказалось правдой, Никита Закатов, к его искренней досаде, стал героем дня. И если от расспросов офицеров ему ещё как-то удалось отвертеться, то отказаться от приглашения к обеду полковника Симановского он не мог.

Впрочем, ему не пришлось жалеть. Обед был весьма неплохим, а сам полковник – человеком неглупым и в лошадей влюблённым страстно. Прямо из-за стола, не дождавшись десерта, к крайнему негодованию госпожи Симановской, полковник потащил Закатова в конюшню. Оба застряли там на целых три часа, осматривая лошадей и обмениваясь секретами выявления породы. К вечеру Закатову была предложена должность полкового ремонтёра.

– Согласитесь, поручик, это же большая редкость, когда такой молодой человек, как вы, не пьёт, не делает долгов, не злоупотребляет картами и… м-м… женским полом и к тому же столь великолепно разбирается в лошадях! Это надобно ценить!