Полынь – сухие слёзы - Анастасия Туманова

– Митрич!!! – во всё горло заорал Серёжа вслед удаляющейся холщовой спине. Старик не оглянулся, не сбавил шагу и вскоре скрылся за малинником. Мальчик проводил его полными слёз глазами, затем круто развернулся и во все лопатки припустил через сад к дому.

Вера ещё долго стояла не двигаясь. Затем осторожно выбралась из-под липовых ветвей и быстро пошла к пруду, где в зарослях сирени белела одинокая скамья. Сев на неё, Вера раскрыла книгу, но так и не смогла прочесть ни слова и целый час сидела в задумчивости, глядя на зелёную, покрытую тиной и жёлтыми кубышками воду. Из этого оцепенения её вывел звонкий голосок Коли, возвещавший, что уже пять часов и Серёжа давно ждёт мадемуазель в классной комнате. Вера ахнула, вскочила и взапуски со своим учеником помчалась к дому.

По вечерам они с Серёжей обычно два часа занимались историей и географией, и сегодня Вера решила не спрашивать мальчика, а рассказать ему что-нибудь сама. К её удивлению, Сергей слушал её спокойно и сдержанно, не перебивая, не отвлекаясь – но и не посмотрев при этом на Веру ни разу. Не зная, хороша или дурна подобная перемена в ученике, Вера старалась вести себя как обычно и в конце занятия сказала:

– Задания сегодня я вам не даю: вы и так прекрасно занимались. Надеюсь, и в будущем всё будет так же. Благодарю вас, Серж, ступайте.

– Дайте мне задание, мадемуазель, – не глядя на неё, потребовал Серёжа.

– Что ж, извольте, – Вера почувствовала, что лучше не спорить. – В таком случае, пять страниц из истории и три – из географии.

Мальчик кивнул и принялся складывать книги. Вера пошла к выходу из классной комнаты и уже взялась за ручку двери, когда услышала хриплое, тихое:

– Мадемуазель…

Она обернулась. Серёжа сидел за столом, судорожно прижимая к груди стопку своих книжек. Впервые за весь день синие глаза смотрели прямо на Веру, и, поймав этот взгляд, она тут же вернулась к столу.

– Я слушаю вас, Серёжа. Что с вами, что случилось?

– Мадемуазель Иверзнева… – Серёжа судорожно сглотнул, и книги посыпались из его рук на пол. – Я… хотел просить вас… Я виноват перед вами, пожалуйста, простите меня!

Последние слова он почти выкрикнул, и Вера, испугавшись этого смертельного страдания в голосе двенадцатилетнего мальчика, торопливо села рядом с ним и, повинуясь внезапному порыву, обняла Серёжу за плечи.

– Ну, полно… – шепнула она, взъерошивая ладонью его густые пепельные волосы. – Вы ведь не будете больше, правда?

Он кивнул – и вдруг разрыдался. Рванулся было прочь из-за стола, но Вера удержала, и дальше Серёжа уже плакал не таясь, уронив голову на скатерть и содрогаясь всем телом, а Вера сидела рядом и, понимая, что никакие слова не помогут сейчас, молча гладила его по голове.

– Вы… никому не скажете? – прошептал он после.

– Конечно нет.

– А ту историю… про царя Салтана… вы прочтёте мне? Колька, подлец, хвастается… Только об этом и говорит…

– Прочту непременно. И ещё много других, – Вера приподняла за подбородок голову Серёжи, улыбнулась, поцеловала его в лоб. – Если взамен вы пообещаете не называть младшего брата подлецом.

– Да… я обещаю… вам.

Вспомнив сейчас этот вечер, Вера невесело улыбнулась. Да… вовсе не всё было гладко, не всё получалось сразу. С Серёжей пришлось мучиться ещё долго: его вспыльчивый, неровный характер постоянно проявлялся на уроках, они ещё не раз ссорились, но, слава богу, Вере удавалось выходить из положения без помощи князя Тоневицкого. Она обнаружила у мальчика упрямый характер, бешеное честолюбие и недюжинную волю, которые ей удалось направить в нужное русло. Осознав, что он вполне может стать первым учеником в корпусе и заслужить тем самым уважение товарищей, Серёжа принялся страстно учиться. Вера сумела приучить его читать и даже рассуждать по поводу прочитанного. Она всерьёз опасалась, что князь будет возражать против таких новшеств в образовании детей, но тот более не вмешивался в Верину педагогическую деятельность. Лишь однажды князь Тоневицкий и гувернантка сцепились не на жизнь, а на смерть: когда перед самым отъездом Сергея в корпус умер Митрич.

С чего старику вдруг вздумалось помереть, не знали ни дворовые, ни деревенские. С утра Митрич ещё был бодр и здоров, ладил крышу на сарае, покрикивая на молодых плотников, потом поправлял забор на скотном, чинил Колину удочку… а после обеда вдруг задумался о чём-то, глядя на клонящееся за озеро солнце, долго стоял, щурясь против ослепительного света, а потом ушёл в людскую и лёг под образа, строго велев оторопевшей кухарке:

– Вели, Пахомовна, меня боле не тревожить. Угол у хлева пусть Петряй без меня подымает. Помирать буду.

Весть о том, что Митрич при смерти, мгновенно разнеслась по усадьбе. Послали за попом. Вера, на свой страх и риск, отправила дворового мальчишку за Сергеем, который был с отцом в поле на работах. Митрич уже успел причаститься и собороваться, когда Серёжа, всполошив куриный выводок и чуть не задавив млевшего в луже поросёнка, ворвался в усадьбу верхом на незасёдланной крестьянской лошади. Вихрем взлетев по крыльцу, растолкав сгрудившихся в людской дворовых, Серёжа кинулся на колени перед лавкой, где лежал старик, и рявкнул на людей:

– Пошли вон!!! Закройте дверь, скоты!!!

Дворовые кинулись прочь, и мальчик остался наедине с умирающим стариком. Спустя десять минут он вышел с белым лицом и плотно сжатыми губами. Нашёл глазами Веру и едва сумел выговорить:

– Кон-чил-ся…

– Серёжа… – ахнула Вера, ловя мальчика в объятия и обнимая его худые, уже не по-детски сильные плечи. Он содрогнулся всем телом, прижавшись к ней, и долго стоял так, не шевелясь, не плача, пока дворовые, всей толпой ввалившись в людскую, охали и выли на разные голоса.

Князь приехал с работ как обычно, уже на закате, и, встретившись с Верой в столовой, довольно холодно спросил, где Сергей и почему он не занимается.

– Я отпустила его спать. Ему очень тяжело.

– Не понимаю… – сквозь зубы заметил Тоневицкий. – Это вы послали сегодня за ним гонца?

– Да, – храбро созналась Вера. – Мне показалось, что это нужно было сделать.

– Кто вам дал право отрывать сына от его обязанностей? – мрачно спросил князь. – Он даже не спросил у меня позволения отлучиться! Как крестьянский мальчишка, вскочил на первую попавшуюся лошадь и взял в галоп! И что я теперь должен делать? Уже в какой раз я замечаю, что вы учите его не повиноваться родителям и…

– Ничему подобному я его не учила! – вспылила Вера. – Но я никогда не простила бы себе, если б Серёжа не смог попрощаться с Митричем! Это безбожно, и…

– Мадемуазель!!! – загремел князь. – Мне самому жаль Митрича, это был прекрасный, непьющий работник, без него в хозяйстве, не спорю, будет трудно… Но потрудитесь увидеть, наконец, разницу между князем Тоневицким и его крепостным слугой! Вспомните о приличиях! Что теперь будут говорить по соседям?! Надеюсь, Серж не собирается идти завтра за гробом и рыдать всем на потеху?