Шанс для чародея - Наталья Якобсон

ПОГРЕБЕННЫЙ ЗАЖИВО

На этот раз мне снилось, что я не спасся после того, как меня повесили. Магнус куда-то исчез, будто его и не было. Из петли меня полуживого вытащили карлики и оттащили на кладбище, бросили в могилу без гроба, как мешок с мукой и начали засыпать землей. Они шептались обо мне между собой, будто о неодушевленном предмете. Но я все слышал и ничего не мог сделать. Влажные комья падали мне на лицо, а я не мог пошевелиться. Фонарь в высоте затухал, но вдруг он вспыхнул ярче. Нет, это был не фонарь. Драконьи крылья. Затем золотая ангельская голова не менее зловещая, чем голова дракона. Эдвин глянул в могилу, бесчувственно и пренебрежительно и отдал им приказ засыпать ее до верху. Что они с радостью и сделали.

Я проснулся в ужасе и в холодном поту. Впервые в жизни мне стало по-настоящему страшно. Эдвин убивает меня, жестоко и равнодушно. Чужими руками.

Пламя в камине вспыхнуло от прихода Фамьетты. Ее солнечный шлейф заструился по полу, оставляя жженые дыры на ковре. Слуги с утра не посмеют меня ругать, но посмотрят с осуждением. Они не в восторге от того, что я практикую прямо здесь. Как алхимик во дворце, а вовсе не инквизитор.

Она приблизилась, и собственный пот, скатывающийся по лбу, тоже начал меня обжигать. Я смахнул его, чтобы раскаленная влага не выжгла глаза, и опалил руку. Атмосфера накалилась. Сейчас изысканная деревянная мебель затрещит и вспыхнет.

- Ты мне не рад?

- Мне приснился дурной сон.

- Дурной ли?

Ее волосы покраснели, как огонь и были подняты в высокие закрученные по кругу спирали со всех сторон головы. Прическа напоминала солнечный диск. Ей это так шло. Но я думал только о сырой липкой земле и равнодушном золотом вельможе, который наблюдает, как карлики хоронят меня еще живого.

В конце сна он дохнул на могилу, и земля стала сухой. Не будь я почти сверхъестественным созданием, и легко бы задохнулся в этой земле. Но в том то и заключалась подлость, что в могиле я должен был пролежать живьем всю вечность. Среди насекомых, разъедающих тело червей, демонов и чар, которые не позволяли мне вырваться. А еще в могиле было нечто... нечто живое, подвижное и голодное, что прорывало себе туннель ко мне из неведомых глубин.

Фамьетта нахмурилась, уловив этот образ в моем мозгу.

- Знаешь, что это такое?

- Кто-то из ваших?

Она подернула плечами.

- Разве кто-то подобный может быть не из наших?

- Не играй в слова. Я их не понимаю.

- Я не люблю играть в шарады, в отличие от наших. Я люблю играть лишь огнем, - она щелкнула пальцы, высекая искры.

- Перестать, - мне и так было страшно, что от ее присутствия комната вспыхнет, как коробок спичек.

Она насупилась, но послушалась.

- Поедатели мертвечины. Падшие. Изуродованные падшие. Те, кто упал под землю и так и не смог больше смотреть на свет. Им больно.

- Это, значит, я должен их пожалеть и отсечь куски мяса от себя, чтобы швырнуть им.

- Возможно, однажды у тебя не будет выхода.

- Только не говори, что ты еще и пророчица.

Она промолчала. Что меня не порадовало. В ее молчание было что-то таинственное, напряженное и необратимое. Я не любил, когда она молчала в ответ. Это значило, что беда грядет и изменить уже ничего нельзя.

- Ты знаешь, что происходит вокруг?

- Понятия не имею, - соврал я.

- А вот твоя подружка Клея уже присматривает себе другое место подальше от этих земель.

- Вот как!

- Они обречены, - Фамьетта вдруг серьезно посмотрела на меня и свечи возле нее разом вспыхнули.

- Земли...

- Это королевство.

- Почему же? Разве не здесь живет тот, кого все вы должны оберегать?

- Ему отказали в троне. Понимаешь, что это значит? Кроме него трон не должен достаться никому, - она снова щелкнула пальцами, высекая снопы искр.

Я вздрогнул. Мне не хотелось заживо сгореть. Хоть я и колдун, а не хотел бы очиститься в костре, как это предписано уставами инквизиции. Только не я. Ведь я сам инквизитор. А значит мне все простительно. Только Фамьетта была настроена весьма серьезно. При взгляде на ее строгое лицо я невольно вспомнил о том, что забыл на днях отчитаться перед главным инквизитором или хотя бы передать какую-то информацию Жилю. Вряд ли такому неисполнительному слуге, как я и в дальнейшем будут рады. В лучшем случае меня отчитают, а в худшем... О худшем я не хотел даже думать.

- Что ты от меня хочешь? - я с вызовом посмотрел на огневолосую фею и снопы оранжевых искр, осыпавшееся с ее пальцев и наряда. Они затухали, едва коснувшись ковра, но такой фейерверк все равно казался мне опасным. Хорошо, если никто не заметит этих вспышек в моем окне и не поднимет тревогу. Мне не хватало только, чтобы слуги примчались сюда с ведрами воды тушить пожар и застали в моей комнате ее.

- Я хочу всего лишь тебя предупредить, - Фамьетта смотрела на меня спокойно, без всякого выражения, но ее взгляд будто пронизывал меня всего насквозь.

- Меня уже предупреждали, - я вспомнил шесть свечей и шесть женщин за прялкой.

- Предупредить о другом, - Фамьетта прочла мои мысли, как на скрижали. - Здесь лучше не оставаться, юный граф. В этом государстве. Его скоро может не стать.

Последнюю фразу она почти пропела и снопы искр отлетающих от нее стали еще ярче.

Наконец я отнесся к ее словам серьезно и с пониманием кивнул.

- Как скоро? - только и спросил я. Достаточно ли у меня времени, чтобы уговорить бежать еще и Эдвина. Мне хватит всего дня или двух, чтобы одурманить его или утащить силой. Так я считал.

Фамьетта не стала отвечать напрямую. Наверное, потому, что утешить меня было нечем.

- Оно обречено, - только и повторила она, имея в виду окружающее нас государство, повела светящимися плечами и сама вдруг растворилась в пламени камина.

А я остался один, не считая возни лепрехунов под ковром и ворчание домовых за стенами. Мне представились разбитые песочные часы, из которых вытек весь песок и закружился вихрем. Времени нет. Я это понял по выражение сверкающих глаз Фамьетты. Она сама - огонь. Она могла прийти с предупреждением лишь в последнюю секунду, когда все вокруг уже горит и выбраться практически невозможно. Но хоть одна секунда у меня еще есть. Я представил себе прекрасное лицо Эдвина с золотистыми ресницами и лазурными глазами. Лицо холодное, как у статуи. Ему то ничего не угрожает. Он для всех слишком ценен. И для людей, и для сверхсуществ и бог его знает для кого еще. А я точно чувствовал кого-то еще. Нечто, чему я не мог дать ни названия, ни определения, тоже жаждало получить его.

Я вскочил, как ужаленный. Дело было вовсе не в том, что он погибнет. А том, что я буду считать его погибшим, если он не достанется конкретно мне. Я желал видеть его своей собственностью, своим другом и союзником, своим приятелем по колдовским играм и да, конечно же, своим любовником. Вот чего я хотел больше всего на свете. И я буду сражаться за него, даже если это будет стоить мне жизни. Хотя моя жизнь давно уже осталась битой картой. Я вспомнил петлю на шее и миг пробуждения после смерти. Ну, ладно, если это будет стоить мне вечности. Так вернее сказать.